Весна набирала бег, и вокруг усадьбы не стихала веселая разноголосица птиц. Каких здесь только нет! Однако, как всегда, доминировало соловьиное пение. Колдовской запах черемухи, растущей в углу усадьбы, сперва робко, а затем все настойчивее завораживал простор. Вот-вот готова была вспыхнуть и прийти на смену этому волшебному весеннему дурману и сирень, которой здесь много возле каждого дома.
В первых хозяйственных хлопотах на земле я почти забыл о несколько озадачившем меня звонке Аркадия и его сообщении о том, что он стал моим, можно сказать, соседом. Место, где он купил хутор, находится в трех километрах от меня. Правда, в отличие от моего домика находится не на берегу озера, а рядом с красивой речушкой, соединяющей сразу целую группу озер. Словом, место тоже чрезвычайно симпатичное.
Аркадий сам напомнил о себе. Едва начала спадать роса, у ворот остановился мощный внедорожник, из которого неспешно выбрался мой давний приятель.
— Принимай соседа, — по-дружески заговорил Аркадий. — Вчера оформил последние бумаги на владение хутором.
Я угостил старого знакомого вчерашней ухой из судака и линя, чем привел его в полный восторг. Похоже, Аркадий давно не ел нормальной домашней пищи, и я не мешал ему наслаждаться настоящим обедом. Он попытался закурить дорогую сигару, но, заметив мой неодобрительный взгляд, отложил ее в сторону и сделал следующее признание:
— 30 лет — все-таки слишком большая разница в возрасте. Стареть, на мой теперешний розум, следует рядом с кем-то тебе подобным, так как уже испытываешь определенные проблемы со здоровьем, и вообще… Молодым этого не понять, — многозначительно произнес приятель и, помолчав, продолжил: — Я случайно подслушал разговор Эмилии с подругой, узнал все, что она думает обо мне на самом деле. Так противно стало… И все же я благодарен своей рыженькой, как я ее обычно называл, за подаренные семь лет. Она все же была неплохой актрисой. Осталась довольна и когда озвучил сумму, которую намерен ей вручить после продажи нашего, вернее, моего коттеджа. Так что расстались мирно.
Мне нравилось, что приятель не выглядел угнетенным, заметно расстроенным. В этом плане Аркадий всегда был молодцом, умел в любой ситуации быть оптимистом. По натуре он человеком действия. Вот и сейчас вознамерился резко поменять курс и уклад своей жизни. Правда, тут у меня были некоторые сомнения насчет того, что резкий переход от городской и насыщенной людским общением жизни так легко сойдет ему с рук, однако не стал говорить о своих предчувствиях. Аркадий уехал от меня в таком же добром расположении духа, в каком приехал сюда.
Лето набирало силу, и вскоре я полностью погрузился в его тепло и приятные хлопоты. Огорчало лишь то, что аисты, которые все предыдущие годы неизменно селились в дальнем углу усадьбы, теперь облетали стороной эти места. Видно, не забыли, как их троих птенцов минувшим летом заклевали вороны. Эту безобразную сцену видела социальный работник Лена, когда направлялась к своей подопечной бабе Мане. Она и рассказала потом нам об этом с возмущением.
Зато порадовала молодая выдра. Это, скорее всего, была внучка (а может, и внук) Клеопатры. Так я окрестил свою любопытную знакомую, которая любила подплыть близко и наблюдать, как я рыбачу. Ее двое детенышей и вовсе не боялись меня, когда забегали на мостик и жадно облизывали слизь от линей, оставшуюся на подсачеке.
Менее пугливой стала и голубая цапля, которая обычно охотилась на другом берегу, но время от времени любила забраться на корму моей лодки по имени «Маркиза», когда я находился неподалеку. Не мешало мне и соседство с «королевой ужей», которая пряталась где-то поблизости в своем жилище и выбиралась иногда погреться на солнышке.
Запомнится то лето и двумя серьезными событиями, в которые пришлось окунуться. Я присоединился к поискам места, где на краю болота, что находится неподалеку от нашего хутора, когда-то была могилка двух советских летчиков. Рассказывали, что в годы войны в их бомбардировщик попала молния, из-за чего он упал где-то в этой местности. Якобы им поставили скромный деревянный памятник, который, вероятно, разрушился от времени и непогоды. Но это, как говорится, лишь одна из версий. Возможно, здесь прояснится и что-то более существенное.
Пришлось приложить усилия и к сохранению местного Дома охотника, который хозяева собрались снести, хотя строение, на мой взгляд, еще довольно крепкое. Их можно было понять: вокруг появилось множество куда более добротных современных агроусадеб и турбаз, а наш Дом охотника теперь большую часть времени пустовал. Однако в умирающем поселке это была единственная достопримечательность с интересной историей.
Впрочем, почему я назвал наш поселок вымирающим? Да, с ныне живущими хозяевами осталось лишь четыре дома, не считая моей усадьбы. Но вот на самом краю поселка очень даже приличный дом построил еще один мой добрый приятель Михайлович. Летом там всегда полно отдыхающих, а зимой просятся на постой любители подледного лова. Еще три коттеджа возвели богатые хозяева, а с другой стороны моего дома, что ближе к лесу, приобрели участки двое минчан. Словом, поселок скорее не вырождается, а преображается. Как говорится, свято место пусто не бывает.
Кроме тренировок в виде долгих пеших прогулок я занимаюсь и любимым делом: ловлю и вялю рыбу, которой в виде желанного гостинца, вернувшись в столицу на зимнюю спячку, угощаю друзей и знакомых.
Наверное, ни одна пора года не убегает от нас так быстро, как лето. Спасибо ему хотя бы за то, что растворяется оно в не менее чудесной поре, именуемой золотой осенью. Дыхание соседнего луга становится все свежее, а синие сумерки все торопливее окутывают окрестности. Все громче становятся крики журавлей, собирающихся в дальнюю дорогу. Мне всегда кажется, что они обсуждают предстоящий маршрут — спорят, ругаются, мирятся… Красивые птицы. Жаль, очень уж осторожны и не подпускают близко ими полюбоваться.В один из таких дней у ворот остановился внедорожник Аркадия. В этот час я бездельничал, потягивая любимый чай и закусывая его тонкими ломтиками сыра.
— А ты, я гляжу, еще больше окреп и посвежел после весны, — сделал мне комплимент приятель.
Как воспитанный человек, я начал было отвечать ему тем же, но старый приятель перебил меня, решительно махнув рукой.
— Со мной совсем другая картина, — начал Аркадий. — Я только что вышел из больницы, а все благодаря этой жизни на природе.
— Что так? — поинтересовался я.
— Буду продавать хутор, не мое это, — продолжил гость, когда мы уселись в беседке. — Доконали меня за лето ваши крупные комары и назойливые оводы. А шершни? Гнездо свили прямо на чердаке, пришлось людей нанимать, чтобы избавили от них. Так более того, клеща подцепил, как потом оказалось, зараженного энцефалитом. Сразу не придал значения, а потом пришлось лечь в больницу. Там, кстати, у меня еще и сахар высокий обнаружили. Думаю, все это на нервной почве. Так что прощай, деревня, возвращаюсь в город.
Я понимал старого приятеля и как не поощрял его желание весной купить хутор, так и сейчас не уговаривал оставаться. По себе знаю: не каждый, кто ищет одиночества и спокойствия на своей поздней дороге, сможет легко задержаться в такой глубокой тиши и радоваться жизни. У меня получается, у Аркадия — нет. У каждого из нас свой праздник. Конечно, все перечисленные неурядицы, мешавшие приятелю наслаждаться жизнью на этих просторах, легко устранимы. Тем не менее воевать с самим собой нет смысла, если что-то не получается. Особенно если ты уже немолод и твой жизненный уклад устоялся. В определенной мере я даже порадовался за приятеля, который научился принимать решительные меры, когда что-то его не радует. Еще больше я порадовался за него, когда он сообщил, что Эмилия вернулась. Правда, про себя подумал: хорошо, если вернулась она с чистой и раскаявшейся душой… А что, если эта рыжеволосая бестия задумала еще один план?.. Впрочем, какая мне разница!
Внедорожник Аркадия повернул на лесную дорогу и скрылся из виду. Я прихлопнул очередного комара и отправился ужинать.
