Не спали,чтобы не умирать ночью

ЛЕНИНГРАДЦЫ, которым удалось пережить эти страшные 872 дня, 872 ночи, считают 27 января своим вторым днем рождения. Некоторых из них судьба прочно связала с Беларусью. Военная блокада немецкими, финскими и испанскими войсками города на Неве длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го (блокадное кольцо прорвано 18 января 1943-го). В осажденном Ленинграде осталось более 2,5 миллиона жителей. За время блокады погибло до 1,5 миллиона человек. Причем только 3 процента из них — под бомбежками, остальные умерли от голода.

Жители Беларуси вспоминают страшные дни

ЛЕНИНГРАДЦЫ, которым удалось пережить эти страшные 872 дня, 872 ночи, считают 27 января своим вторым днем рождения. Некоторых из них судьба прочно связала с Беларусью. Военная блокада немецкими, финскими и испанскими войсками города на Неве длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го (блокадное кольцо прорвано 18 января 1943-го). В осажденном Ленинграде осталось более 2,5 миллиона жителей. За время блокады погибло до 1,5 миллиона человек. Причем только 3 процента из них — под бомбежками, остальные умерли от голода.

– КОГДА началась война, я была студенткой Ленинградского университета, — рассказывает Валентина НЕОФИТОВА (награждена медалью «За оборону Ленинграда»). — Училась на биофаке, и для нас были организованы медицинские курсы, так что Великую Отечественную я встретила уже военнообязанной.

Поначалу нас использовали на строительстве укреплений — копали противотанковые рвы. И еще 8 сентября были там, слышали взрывы, но уйти не могли — не было распоряжения. Но вскоре прибежал солдатик с новостью, что немцы рядом, и велел нам убегать. Мы побежали на железнодорожную станцию, но там нас обстреляли из миномета. Младшего брата, ему было 11, эвакуировали, 14-летнюю сестру оставили в городе. Когда прощались, мама упала в обморок, словно чувствуя, что расстается с сыном навсегда. Она, как бабушка и другие родные, умерла от голода. Отец погиб под Гатчиной.

Умирали целыми семьями, и смерть становилась облегчением. До сих пор вспоминаю слова соседки, которая говорила мне: «Молю Бога, чтобы дочь умерла раньше, чем я, чтобы я знала, что она больше не мучается».

Невозможно передать словами патриотизм ленинградцев. Голодные, изможденные, они вставали и шли на работу. Пока могли двигаться — шли. Не могли — падали и замерзали, их заносило снегом. По всему Ленинграду были насыпаны снежные сугробы над мертвыми людьми. Ежедневно на сборе трупов работали 50 машин. В «трехтонку» помещалось 75, в «пятитонку» — 100 тел…

Моя служба была связана с 50-м фронтовым 79-м инфекционным госпиталем, где я работала медсестрой. Инфекционных больных не было, к нам привозили истощенных солдат. Мало кто из них мог сам передвигаться, чаще доставляли на носилках. Госпиталь был развернут в здании школы. Как и в любом другом здании города, у нас не было ни воды, ни электричества, ни тепла. Но в центре палаты на 18 человек стояла буржуйка, мы рубили парты и топили ими печку.

Чем мы могли помочь солдатам? У нас имелись сердечно-сосудистые препараты. Инструменты дезинфицировали, раскаляя на той же буржуйке. Варили суп из дрожжей, которым и кормили пациентов. Конечно, смертность была огромной. На каждом этаже госпиталя находился морг.

Поскольку умирали чаще всего ночью, солдаты просили не давать им спать. Мы подходили к каждому, садились, разговаривали, слушали их истории. Солдаты были из разных республик Советского Союза — татары, узбеки… Они обещали, когда закончится война, пригласить нас к себе на родину и откормить нас, ведь у них так тепло и много фруктов. Часто, конечно, наша помощь сводилась лишь к моральной поддержке.

Когда в 1943-м прорвали блокаду и вдоль Ладожского озера проложили узкоколейку, по ней в город стали поступать продукты. Хоть их было мало, но они ведь настоящие — не хлеб-эрзац из мучной пыли и размолотой древесной коры, а белый хлеб и даже американская сгущенка. Ее выдавали по чуть-чуть, в лекарственных мензурках, но я ее никогда не забуду. Появилась надежда.

Не помню, чтобы я ощущала какую-то радость. В день снятия блокады со мной случилась истерика. Я долго плакала, вспоминая самых близких мне людей. Я осталась главой семьи, нужно было поднимать младших.

Чтобы забыться, не думать, Валентина Кирилловна много работала, занималась наукой. Вскоре последовал переезд на Кольский полуостров, где она в составе группы ученых вела секретные разработки. Потом мужа откомандировали в Минск, здесь она заведовала лабораторией Института защиты растений. Валентина Неофитова — кандидат биологических наук, имеет 5 авторских свидетельств об открытиях в науке, все они внедрены в производство.

БОРИС ПАВЛОВ из Жодино трехлетним малышом встретился со смертью не понаслышке. Отец ушел на фронт в первые дни войны. В Ленинграде объявили эвакуацию. Вместе с матерью маленький Борис должен был покинуть город:

— Мама дала мне кусочек хлеба и попросила сидеть возле дома. А сама отлучилась, возможно, купить билет на паром. Я сидел и ждал, как было велено, — говорит Борис Николаевич. — В это время мимо меня проехала грузовая машина. Она собирала детей на паром, чтобы эвакуировать через Ладожское озеро. Куда их должны были везти, я не понимал. Было страшно.

Один паром с детьми уже отчаливал от берега, другой — готовили к отправке. Вдруг началась бомбежка. На отплывающем судне погибли все. Паром, на котором должен был спастись Борис Павлов, задержали, а его пассажиров определили в детский дом… Он всю жизнь помнил свою воспитательницу — Анну Бушуеву. И разыскал ее в 1980 году в Свердловске. Там жил и его товарищ по детдому Владимир Утуков, с которым, к сожалению, свидеться не удалось.

— Я пугаюсь праздничных салютов. Кажется, что снова началась война, — говорит супруга Бориса Павлова Лидия Степановна. — Военные годы из памяти не стереть. О том голоде и страхе вспоминаю с ужасом.

74-летний блокадник Борис Павлов нынче проходит лечение в Республиканском клиническом госпитале инвалидов Великой Отечественной войны имени П. М. Машерова в агрогородке Лесной Минского района.

Юлия БОЛЬШАКОВА, Татьяна УСКОВА, «СГ»

 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter