Найди меня, мама

Усыновить ребенка мешают стереотипы
Усыновить ребенка мешают стереотипы

Все матери хотят, чтобы их дети были здоровыми и красивыми. Мамы–усыновительницы — тем более. Перелистывают истории болезни. Выспрашивают о родителях. Долго вглядываются в наивное детское личико: как бы не олигофрен!.. Сомневаются, вздыхая: «Мать — алкоголичка, страшно брать, а вдруг гены взыграют?!» На брошенных малышей с физическими уродствами не смотрят вовсе. Торопливо отводят взгляд. У нас больше миллиона бездетных супружеских пар (почти каждая четвертая семья), а ребятишек, имеющих необходимый для усыновления статус, — 12 тысяч. Однако в прошлом году родителей нашли лишь 368 малышей. Гораздо чаще семейные пары, которые не могут иметь детей, обращаются в центры искусственного оплодотворения, хотя желаемая беременность наступает лишь в 3 — 4 случаях из 10, а каждая попытка стоит 2 — 3 тысячи долларов. Но свой же ребенок дороже и непременно лучше чужого. Чужое дитя ничего не стоит. Его вам отдадут за одно ваше обещание — любить как родного. Но желающие в очередь не выстраиваются. Поверить в то, что приемыши тоже могут подарить настоящее материнское счастье, многим мешают стереотипы...

Первый стереотип

За маленькими детьми — огромная очередь. Усыновители ждут годами

Со своими детьми у четы Пашкевичей не получалось. «В принципе, причин, по которым у нас их не может быть, никто не назвал, — говорит Инесса, — за 2,5 года было много разных и врачей, и мнений. В конце концов, нам это надоело, и мы решили, что хотим иметь детей, а не тратить время, деньги и силы на походы по клиникам».

Уговаривать мужа взять приемного ребенка Инне не пришлось. Наоборот, первым об усыновлении заговорил Александр: «Не будем больше ждать, будем действовать».

— Сбор документов занял месяц, — рассказывает Инесса. — Но это из–за нашей занятости. На самом деле можно и за неделю справиться. Если есть машина, объездить всех врачей можно за пару дней. Ничего сложного. В июле мы решили, а в сентябре уже пришли в Национальный центр усыновления, где с нами четыре воскресенья работал психолог. А потом нам сразу предложили малыша.

К ребенку в один из минских роддомов Инесса с Александром ехали со страхом. И хотя в центре им постоянно повторяли: посещение вас ни к чему не обязывает, у вас не должно быть чувства вины, вы можете отказаться. Но как вообще можно выбирать детей, где найти силы сказать «нет»?

— Нам психолог говорила: включайте все — голову, сердце, душу, — вспоминает Инесса. — А у меня первое желание, когда везли люльку с поста, — развернуться и убежать. Я еще не видела этого малыша, но уже его не хотела... Хорошенький карапуз смотрел на меня и улыбался, врач рассказывала про его здоровье, а я думала: зачем мы все это затеяли? Когда, наконец, вышли — расплакалась, потому что решила, что вообще не смогу принять чужого ребенка. Хотела своего.

На следующий день они снова поехали в роддом, рассудив, что, наверное, к ребенку нужно привыкнуть. Врачи разрешили побыть с ним час. «Мы никак не могли решиться, — рассказывает Инесса, — а потом подумали, что, наверное, нельзя брать малыша вот так, взвешивая и сомневаясь. Сердце должно говорить, а не молчать».

Второго ребенка пошли смотреть в Дом малютки. Ему было почти 2 года. Интересный малыш складывал пирамидку. Инесса и Александр провели с ним пару часов: поиграли, угостили бананом. Но... никакого чуда не происходило. «Да, можно взять и этого», — пожал плечами муж.

— Что значит «включается сердце» поняла, когда нам показали нашего Славика, ему было 1,5 месяца, — говорит Инесса. — Я не слышала, что о нем говорят, мне было все равно, какие у него болезни, просто понимала: он — мой. Я в ту же минуту хотела сказать: «Да, мы его забираем». И сдержала себя только потому, что хотела принять решение не сама, а обоюдно с мужем. Причем даже не держала на руках этого ребенка, у меня был насморк. Но точно знала: больше никого не хочу. Славик влился в нашу семью. Словно все то время, которое он был не с нами, — нелепая ошибка. Я даже иногда ловила себя на мысли, что за едой выбираю, что мне можно есть, а что нельзя, чтобы у сына не случилось аллергии, будто кормлю грудью.

Родителям о своем решении Инесса сказала не сразу: «Не хотела, чтобы во мне кто–то хоть какое–то сомнение посеял». Только когда нашли Славика, поделились радостью. Мама, сестра наперебой стали утешать, мол, не переживайте, у вас еще будут свои дети. Инесса даже растерялась: «Мама, у нас уже есть ребенок».

— Теперь бабушки соревнуются, кто быстрее приедет к внуку, — смеется Инесса. — И мама говорит: «Не представляла, что можно так любить чужих детей». Тем не менее среди своих знакомых родители все же предпочли распространить байку о том, что я родила. И иногда приходится им подыгрывать, хотя мне это не нравится.

Инна и Александр не собираются скрывать от сына, что он был усыновлен:

— Мы не имитировали беременность, не делали тайны. Человек имеет право знать свою историю. Лучше жить правдой, чем бояться, что кто–то догадается и будет сплетничать. Просто расскажем малышу сказку о том, что ребенок появляется в семье разными путями. Кто–то рожает, а кто–то усыновляет — берет из детского дома. То есть такой вариант обретения семьи так же естествен, как и рождение. Еще хотим, чтобы у Славика сестричка была. Для меня не важно, своя она будет или нет. Я поняла, что все дети даются Богом.

Второй стереотип

Здоровых детей для усыновления почти нет. Ведь дети были нежеланными, им с самого начала не хватало любви и тепла

Давно замечено: в домашней атмосфере многие детские болезни уходят. Психологи объясняют это терапевтическим эффектом семьи. Кроме того, дети, которых усыновляют, делают резкий скачок в развитии, одним словом, расцветают. У них меняются выражение лица, цвет глаз, даже волосы становятся гуще, а сколько появляется новых эмоций!

Полине — 1,5 года. У нее длинные черные ресницы, губки бантиком, в ушах — сережки и она всем улыбается. Любит петь, танцевать, а разговаривает смешно, как финка: як–ка, йок–ко.

— Мне ее принесли со словами: «Это самый серьезный ребенок, который у нас есть», — мама Наталья Мелешко ласково смотрит на дочь.

Когда Наталье позвонили и сказали, что есть 5–месячная девочка, она сразу решила: не важно, как там дальше будет, я ее заберу. Главврач еще убеждала: «Может, вы подумаете?»

— А зачем мне думать? — удивилась Наталья. — Ребенок нормальный, хорошо развивается, чего отказываться?

У малышки были проблемы с ножками — дисплазия тазобедренного сустава. Наталье ее так в распорках и отдали. Но в 6 месяцев распорки сняли, а в 9 месяцев Полина начала ходить. Еще один диагноз — открытое овальное окно в сердце. Но как объяснил врач, это не порок сердца, встречается у многих новорожденных, и, как правило, до года проходит.

— И действительно, мы все наши болезни переросли, — говорит Наталья. — Какие еще трудности? Я бы не сказала, что мне с ней сложно. Плакала она всегда «по делу»: либо есть хотела, либо памперсы нужно было поменять. Не капризничала, когда резались зубки, спала хорошо. Знакомые только удивлялись: такой здоровый и послушный ребенок.

Наташа не видит в своем поступке ничего сверхъестественного. Только подруги охают: мол, как ты могла решиться, тем более — одна.

— А что здесь такого? — пожимает плечами Наталья. — Я решила, пусть у ребенка хоть один родитель будет. А в дальнейшем, может, и папа появится. Я же не ставлю точку на своей личной жизни. Мне всего 33. Правда, теперь возможному мужу придется любить нас двоих и не иначе. И надеюсь, у Полины еще будет сестричка или братик.

А вот на карьере пришлось все же поставить временную точку. Когда Наталья, продавец в частной фирме, сообщила о возможном уходе в декретный, директор поступок оценил, но попросил подыскать замену.

— Я сказала: «Не вопрос». Не хотелось скандалить. Просто нашла другую работу, в госструктуре, где мне без всяких разговоров оформили отпуск. Сейчас получаю 160 тысяч рублей — декретные — и 110 тысяч — детское пособие. Еще мой папа нам помогает: платит за квартиру, коммунальные услуги, телефон. Он без ума от внучки, всегда с собой ее фотографию носит. А Полина, когда звонит дедушка, бежит скорее к телефону.

Дед, кстати, тоже скрыл от коллег, что внучка не родная.

— Меня вообще не волнует, кто что подумает, — машет рукой Наталья. — Хотя, когда увидела в поликлинике на карточке Полины приписку врача «удочерена», неприятно стало. Для меня она — самый родной и любимый человечек. Кто–то теряет, а кто–то находит. Я нашла ее. Многие даже говорят, что мы похожи. Когда Полина назвала меня мамой, у меня в тот момент все из рук выпало. Нет, я понимала, что иначе она и не могла меня назвать, но почему–то думала: а вдруг и не скажет «мама».

Третий стереотип

Хороших малышей разбирают еще в роддомах

Усыновители чаще все
го берут ребенка в возрасте до полутора лет. На детей после трех лет редко решаются. Мол, взрослые уже — не справимся.

Анна и Виктор Граковичи старшего сына Диму усыновили три года назад, когда ему было 5 с половиной. Дима гордо тащит мне свой семейный альбом, где он — главный герой. Вот с папой в зоопарке, вот — в Москве, а вот целая лента фотографий с мамой и папой в деревне — словом, семейная идиллия. «А у меня еще мало фотографий», — жалуется 5–летний брат Владик и протягивает свой фотоальбом.

— Мы давно хотели детей, — рассказывает Анна. — Своих Бог не дал, а про усыновление я боялась даже спросить мужа — вдруг обижу его этим вопросом? Так 10 лет молчала, пока к нам не приехала племянница с четырехлетним кареглазым мальчишкой. Она его из детского дома взяла на лето (у самой своих семеро) и говорит, мол, хороший мальчишка, очень не хочется его обратно в детдом отдавать, а мне как многодетной, наверное, не разрешат усыновить...

— Хороший–то хороший, но характер... — вздыхает Виктор и укоризненно смотрит на Диму.

— Он был, как ежик, — вспоминает Анна. — Грубый, дерзкий. Однажды наказала его, так он, пятилетний, меня побить готов был. Помнишь?

— Не помню, — краснеет Дима.

— Я еще тогда сказала, что милицию вызову. А он: «Я поеду в детский дом». «Хорошо, — отвечаю и начинаю складывать его вещи. — Сейчас поедешь или завтра?» Он подумал–подумал, а потом подходит: «Мама, прости». Вот что мне в нем нравится: научился просить прощения. Раньше нагрубил и забыл, будто так и нужно. Это единственная «дурная» наследственность, которую он успел перенять за первых три года жизни с родителями. А Владик другой. С ним вообще никаких проблем (тьфу–тьфу).

— Он нежный, — поддакивает старший сын.

— Мы же за Владиком пошли ради Димы, — говорит Виктор. — Сын постоянно около нас, ему скучно. Все время повторял: «Надо братика, братика...»

Граковичи взяли первого мальчишку, которого им предложили. Хотя в развитии Владик сильно отставал. В детском доме так и сказали: очень запущенный. В свои 4,5 года выглядел на 2,5. Почти не разговаривал, не знал самых простых слов, не различал цвета.

— Мы сперва даже решили, что дальтоник, повели к врачу. Врач сказал: здоров, просто не знает, как цвета называются.

За год парнишка все наверстал. Не только говорить — читать по слогам научился. А бегает быстрее старшего брата, хотя, когда забирали из детского дома, с крыльца сам не мог спуститься.

— В остальном дети как дети. Такие же, как все, — разводит руками Анна, будто извиняясь, что ничем особенным удивить не смогла. — Однажды пришли домой, стали жаловаться, что детдомовскими обозвали. Но я им объяснила, что в этом нет ничего обидного. У них есть родители и они — любимы. Просто встретились мы по–другому и не сразу.

Как сложится жизнь этих детей, зависит от того, как их воспитать, уверены новые родители. И генетика здесь ни при чем. Хотя когда что–то не ладится, проще всего обвинить «плохие» гены.

— Решаясь взять на воспитание ребенка, взрослые всегда надеются на чудо, — говорит психолог Национального центра усыновления Валентина Маглыш. — К примеру, им хочется сделать из него вундеркинда, а он вообще учиться не хочет. Дома дерзит, все ломает, становится неуправляемым и не вписывается в приемную семью. Казалось: полюби, приласкай, обогрей — все получится. А может, ему не нужна эта любовь? Разве он вас просил усыновлять его? Не надо надеяться на то, что будет легко. И не требуйте ничего взамен. Просто любите. Безвозмездно. Как родных.

Кстати

На усыновленного ребенка до 16 лет полагаются ежемесячные денежные выплаты в размере от 121 до 137 тысяч рублей в зависимости от года воспитания. Пособие выплачивается со дня вступления в силу судебного решения об усыновлении, но только на основании письменного заявления приемных родителей в управление образования по месту жительства.

P.S. Некоторые фамилии героев изменены.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter