А параллельно с этим меня утвердили на съемки четырехсерийного фильма «Неотправленное письмо», где моим партнером был Андрей Чадов. Съемки проходили в Киеве. Я думаю: «Ну и очень хорошо! Сразу после окончания гастролей полечу из Харькова в любимый Киев сниматься с Андрюшей! Прекрасное совпадение». Не успели мы это кино доснять, как мне позвонила кастинг-директор и говорит: «Тут нарисовался еще один проектик, и тоже на четыре серии, так что не собирай чемоданы, пока останешься в Украине». Ну нормально, думаю, до Нового года все снимем и домой отправлюсь. Наступил Новый год. И я прямо помню, как мы закончили 31 декабря съемочный день в 8 вечера, я пришла в отель, рухнула спать, просыпаюсь в две минуты первого 1 января и думаю: «Ну отлично праздную! Весело!» Я одна в номере гостиницы, в чужом, хоть и любимом, городе, ни еды, ни компании, уставшая, спать хочу. Только, думаю, не надо вот этих мыслей: «Как встретишь Новый год, так его и проведешь». Но все именно так и получилось, потому что следом мне предложили еще два проекта, и оба они снимались все в том же Киеве. Так что домой я вернулась почти через год после того, как уехала.
...Вообще жизнь в последнее время очень часто подкидывает интересные творческие вызовы на турбоскорость, с которыми надо справляться. Сможешь ли ты за три недели поставить на ноги спектакль «на двоих»? Справишься ли с диким количеством текста в фильме про следователя? Сможешь ли сыграть женщину, у которой родился внук? Последний вызов мне пришлось принять, когда я согласилась на роль в фильме «Страсти по Зинаиде». Мне, можно сказать, счастливый билет выпал. Эта картина – такая сага, по хронологии событий чуть‑чуть напоминающая фильм «Москва слезам не верит». О том, как девочка с периферии хотела стать успешной, мечтала работать на заводе и в итоге через много лет дослужилась до статуса директора. Но помимо этого с ней, естественно, происходит еще масса событий, связанных с личными переживаниями. Тут сценаристы, мне кажется, использовали все существующие приемы драматургии – и со скалы человека скинуть, и сжечь, и растоптать. И, разумеется, из всех этих испытаний наша Зинаида как настоящая сильная русская женщина выходит живой и невредимой.
Невероятно интересно работать над материалом, в котором на твоих глазах разворачивается история длиной в 30 лет. С художником по гриму мы сразу решили вопрос ребром – не менять героиню во взрослый период кардинально. Без всяких этих ухищрений типа: «А давайте в 40 лет наклеим ей вот тут плешь, вот тут бородавку с волосами, а вот тут избороздим все силиконовыми морщинами». Полагаться я могла только на свои собственные морщины и жизненный опыт. Некоторые события из жизни молодой героини, например, очень напоминали историю из моей собственной жизни и жизни моей мамы. В процессе всплывали похожие ситуации, особенно из жизни в 1990‑е. Окунуться в это для меня было сродни испытанию, но от этого работа над ролью Зинаиды стала одной из самых запоминающихся за 20 лет.
Могла бы я взяться за такую роль пять лет назад? Не рискнула бы. Местами и сейчас осталось много сомнений и вопросов к себе по проделанной работе. Вообще отношение к профессии постепенно приобретает новый смысл. Раньше все мысли были о полных метрах и билбордах, а теперь – донесла ли мысль, получится ли убедить зрителя в том, что это правильно или неправильно. Интересно ли ему будет смотреть дальше.
– Недавно впервые сказала на камеру фразу: «У меня есть внук!» Я ее десять дублей не могла произнести. Понимаете, у меня и детей‑то нет, а тут вдруг внезапно появился внук – Согласны ли вы с утверждением, что актер – очень зависимая профессия, в которой совсем невозможно оставаться самим собой, а надо все время быть кем‑то другим?
– Я бы так не сказала. Историю другого человека ты рассказываешь, как свою. И проживаешь самостоятельно. Зависимость от режиссера и съемочной группы никто не отменял. Героя и его место в кино мы создаем коллективно, разумеется. Ты даешь возможность зрителю через призму твоего персонажа увидеть тебя таким, каким он тебя до этого не знал. В тех красках, в которых больше не сможет увидеть никогда. И, может быть, если бы ты не был актером, ты бы никогда и никому не показал тех демонов, которые в тебе сидят. И себе бы не признался. Актерство – прекрасная возможность высказаться.
Сейчас стремительно все меняется, появляется много новых возможностей. Чтобы сегодня заявить о себе, необязательно получать роль в полном метре. Ты можешь блеснуть в независимых формах искусства, даже в блогерстве. Нишу нашел, аудиторию привлек – и выкладывай свое творчество. И деньги на этом неплохие можешь заработать. Главный вопрос в том, какие ты преследуешь цели. Раньше всех этих возможностей не было, а только бесконечные кастинги, собеседования, пробы (если повезет) и неизменное «мы вам позвоним».
А сейчас для меня гиперстрессом стало переучивание и написание «самопроб». Как это возможно без режиссера, который тебе говорит, что делать, без партнера в кадре, который помогает. Наше поколение перестраивается на новую систему со скрипом до сих пор!
– Очень смешно, Настя, слышать от вас сочетание «наше поколение» в этом контексте…
– Я имею на это право, недавно впервые сказала на камеру фразу: «У меня есть внук!» Я ее десять дублей не могла произнести. Понимаете, у меня и детей‑то нет, а тут вдруг внезапно появился внук. И вот я мучаюсь, рядом режиссер Саша Мохов стоит, и я ему говорю: «Саша, делай со мной, что хочешь, но я не могу такое сказать». С его помощью как‑то справились. Но это все, конечно, непросто было. Или надо было чихвостить 25‑летнего пацана, который играл моего непутевого сына. Мне надо было его ругать. А он приходит, лучезарный такой, красивый, я привыкла с такими целоваться в кадре, а тут: «Ну‑ка, сынуля, давай‑ка к маме на ковер!» Но такие вызовы будоражат, заставляют думать, напрягаться. Это хорошо.
– Вы любите быть смешной?
– Очень. Надо мной часто смеются, я над собой часто смеюсь – мне нравится. В начале нулевых у меня настолько развился комплекс девочки, которую воспринимают исключительно красивой оболочкой, что со временем оболочку захотелось содрать голыми руками. Срочно нужно было что‑то менять. Сначала я коротко постриглась и стала шатенкой для образа героини в сериале «Клуб». Потом фильм «Любовь в большом городе» спровоцировал интерес ко мне как к комедийной актрисе, что, конечно, стало поворотным моментом. Той ролью, после которой меня разглядели по‑настоящему и сказали: «Да она ж смешная! А вы ее все время в роли смазливых блондинок снимаете».
Вот как раз «подсиживаю» Кэмерон Диаз и Сандру Буллок – моя очередь веселить публику!
– За год снялась в четырех проектах, в одном из них сыграла следователя Горчакову. В жизни каждого актера должен случиться такой герой – Когда вам говорят: «Настя, вы красавица», вы что при этом чувствуете?
– А что я могу при этом чувствовать? Как и многим людям, мне делают комплименты ради комплимента. Довольно редко это звучит искренне, что сразу слышно. Поэтому зачастую на автомате благодарю и моментально забываю.
Чем взрослее становлюсь, тем реже хочу что‑то афишировать. Я, честно говоря, уже довольно долго не могу определиться с тем, в каком формате готова разговаривать с внешним миром. Кому‑то нравится демонстрация личной жизни, рождения детей, бесконечные пробы фильтров и подсчет комплиментов «какая вы красавица». Мне это не нужно. Пока я фокусируюсь на проблемах бездомных животных, шуточных и позитивных высказываниях, ну иногда выкладываю себя либо в смешных гримасах, либо с синяками и прыщами, как есть, не замазывая ничего и не размазывая фотошопом. Мама и природа, безусловно, меня наградили многим, но я категорически против того, чтобы подрастающее поколение думало, что существуют живые куклы. Грустно наблюдать, как пагубно все это отражается на их лицах.
– У вас есть какие‑то серьезные планы, что‑нибудь вроде «дом построить, дерево посадить»?
– Да. Я хочу организовать приют для собак. Давно уже об этом думаю, прикидываю, как выкуплю где‑нибудь участок земли, и сначала это будет небольшой домик, а потом постепенно вырастет во что‑то масштабное и безопасное для жизни мохнатых. Пока только прощупываю почву. Езжу в разные приюты, у меня там есть подопечные, которых я веду. Дома у меня уже живут два приемных «хвоста»: Барселону еще щенком я забрала из передержки, Борю нашла через соцсети и забрала домой после операции (перелом лапы в двух местах), моя мама полностью его вылечила.
Я собаками с детства интересуюсь. И много лет хотела взять пса из приюта, но не решалась, думала: «Я сама еще безответственный ребенок, как буду за щенком ухаживать». Это же ответственность огромная. С моим графиком не всегда могу уделить Барселоне и Боре достаточно времени, и, когда я жила в Киеве, им пришлось переехать в зооцентр, но меня утешало то, что их двое. И в этом смысле им легче. Они развлекают друг друга, не чувствуют себя одинокими и покинутыми. В общем, живем мы дружно и постепенно становимся частью социума. И людям, и собакам надо найти общий язык.
Не перестаю удивляться реакции людей на мои рассказы о том или ином собачьем приюте или брошенном животном. У меня Инстаграм разрывается от сообщений: «Настя, вы вот животным помогаете, а почему людям не хотите? Почему собаки, а не люди?» Меня поражают подобные мысли. Кто сказал, что я не хочу и не буду помогать людям? К слову, о том, что транслировать я готова далеко не все. Позавчера встретила на улице человека, он хотел есть, и я пошла в ближайшее кафе и купила ему пельменей, которые он попросил. Сегодня встречу другого человека, завтра поеду в больницу к третьему – отчет о всех моих проделанных добрых делах должен быть зафиксирован в соцсетях? Мне это кажется довольно странным занятием. Я нормальный живой человек, мне жаль каждого, кто попал в беду. Просто животные – это те пострадавшие, у которых нет голоса и языка, законов. Поэтому пишу и говорю о них больше.
Инстаграм, кстати, бывает очень полезен. Я получаю много информации о тех, кому нужна помощь. Благодаря Инстаграму у меня появился пес Боря. А также там я знакомлюсь с новыми приютами и волонтерами.
– Подавляющее большинство людей после визитов в приюты способно впасть в депрессию. Как вы справляетесь с негативными эмоциями, которые испытываете, глядя на страдания животных?
– Знаете, помимо всего прочего, визиты в такие места очень помогают увидеть жизнь, в том числе и свою собственную, другими глазами. Под другим углом. Приедешь разочек в какой‑нибудь приют, посмотришь на щеночка с оторванной лапкой и подумаешь – а такие ли серьезные проблемы лично у тебя? И есть ли они вообще у тебя, эти проблемы? Очень отрезвляет. И дает силы бороться. Ради тех, у кого этих сил совсем не осталось.
– Что возвращает к жизни, когда силы заканчиваются и у вас?
– Юмор спасает практически из любой катастрофы. Поэтому, если совсем плохо и тяжело, я звоню тем, кто знает, что такое юмор 99‑го уровня. А еще мне очень помогает бассейн. Вода. Прямо вот поплавать как следует и пойти потом в теплую сауну греться. И после этого чувствуешь себя заново родившимся.
Мария АДАМЧУК, ООО «ТН-Волгоград» (специально для «ЗН»), фото Кати Кондратьевой и из личного архива Анастасии Задорожной.
