Михаил Лидский исполнит в Минске 32 сонаты БетховенаЗимой наша филармония кажется особенно уютной. В эту пору года ей без кавычек применимо определение музыкальный дом. От начищенного паркета, степенных ковровых дорожек веет гармонией и покоем. А когда в концертном зале звучит музыка, совершенно естественно можно впасть в почти гипнотический транс. Как говорил писатель Курт Воннегут: «Музыка была для меня в этой жизни единственным доказательством Бога...» Музыкальный дом, или гостиная, конечно, держится на хозяевах, но без гостей его жизнь все–таки не представима. Именно они не дают нам устать друг от друга. На этой неделе, пожалуй, главным филармоническим гостем в Минске стал известный московский пианист, лауреат международных конкурсов Михаил Лидский. Король респектабельных филармонических залов. Виртуоз, не нуждающийся ни в чьей похвале...
Интродукция
...За дверью класса — звуки рояля. Чувство — еще мгновение — и как будто придется войти в клетку с тигром. «Мы рассчитывали, что придет женщина, поднимет ему настроение перед концертом. А тут вы... Не знаю, захочет ли Михаил Викторович с вами разговаривать», — обронил организатор концерта и скрылся за дверью класса. Музыка перестала звучать, повисла тягостная пауза. Еще через мгновение мы вошли в класс, и Михаил Викторович предстал нашему взору в домашнем свитере, не совсем довольный тем, что мы прервали его репетицию. По какой–то из своих примет — а что за музыкант без примет? — фрак Лидский надевает только непосредственно перед выступлением.
«Несомненно, Лидский — музыкант созерцающий, — писали о нем критики. — Пребывание в музыке, а не действенное ее переживание, неспешное вслушивание в чистую природу звука, а не стихия тембровых игр, степенность зодчего, выстраивающего звуковую архитектуру форм, а не спонтанность фантазийного рассказчика — вот знаки этой созерцательности. Сосредоточенная аналитичность, управляющая всем и вся».
Таким он и предстал — созерцающий, собранный, обращенный внутрь себя и даже в разговоре проигрывающий, видимо, мысленно не разговорные, а музыкальные фразы. В пианистической родословной его называют прямым наследником интеллектуальной традиции Рихтера. Именно его Михаил Викторович называет одним из самых любимых исполнителей. Кропотливого разговора по душам не получилось. Чужая душа — потемки, а уж душа музыканта — тем более. Это и хорошо. Да и о какой благостности можно говорить, если на этот раз Лидский привез в белорусскую столицу первую часть масштабного цикла концертов «Все фортепианные сонаты Людвига ван Бетховена». А всего их — 32. Титанический труд, восхитительный по красоте замысел...
Интервью за крышкой рояля
— Михаил Викторович, на ваш взгляд, благополучно ли сложилась у Минска музыкально–академическая история?
— Здесь есть свои старые музыкальные традиции. Минск, конечно, не Рим, но в общем–то очень славный город. После войны, насколько я знаю, здесь побывали все ведущие гастролеры Москвы и Петербурга.
— Вы приезжаете уже не первый раз, наверняка заметили наши слабые места. Определили для себя, есть ли качественный прогресс в развитии белорусской симфонической музыки?
— Ну, знаете, говорить о прогрессе в таких делах... Это, по–моему, очень сложно. Потому что это процесс, скажем так, равнонаправленный. Если вести речь о том, кто сюда приезжает, так те же, кто приезжает в Москву и Петербург. Ну, может быть, действительно бывают не все крупнейшие российские оркестры. Я не досконально знаю ситуацию в Минске, но, глядя из Москвы, мне кажется, что у вас все достаточно благополучно. Беларусь и Россия — это примерно одно и то же пространство.
— Михаил Викторович, почему после знаменитой победы Андрея Поночевного на конкурсе имени Чайковского белорусским пианистам на этом конкурсе не везет?
— Тот конкурс, где играл Поночевный, лучше не вспоминать. Это было больше похоже не на конкурс Чайковского, а на его бесславный конец. Не из–за Поночевного, разумеется, а по внутренним причинам. А вообще, любой конкурс — и конкурс Чайковского не исключение — ни о чем не свидетельствует. На них свет клином не сошелся. Конкурсов множество, в какой мере они отвечают профессиональным требованиям, способствуют ли развитию современной музыки — для меня большой вопрос. Ничего плохого не хочу сказать о Поночевном, но любая победа — это случайность, и тот конкурс лучше не вспоминать. Там был такой победитель, что, доложу я вам, в Москву носу он больше не кажет. Вернее, это была она. И не только, кстати, в Москву, а в другие города тоже. Эту девочку вообще теперь нигде не слыхать. И слава Богу. И вовсе не потому, что она приняла принципиальное решение больше не играть и закончить свою музыкальную карьеру. Нет, просто она действительно так играла, что сегодня никому не нужна.
— Если позволите, несколько вопросов о программе, которую вы привезли в Минск. Почему именно Бетховен? Как долго вы обдумывали этот проект?
— Этот цикл я готовил 20 лет. Идея появилась у меня, когда мне было 18, скоро исполнится 39. Почему именно Бетховен — сказать трудно. Я не кокетничаю и, честное слово, не знаю почему. Так получилось. Наверное, судьба.
— В таком случае можно ли сказать, что 32 сонаты Бетховена — это дело всей вашей жизни? Такое же, как, например, опера Александра Градского «Мастер и Маргарита» или «Преступление и наказание» Эдуарда Артемьева?
— Кто–кто? Не знаю таких композиторов. Знаю, что «Мастера и Маргариту» сочинил Булгаков, а «Преступление и наказание» — Достоевский. Является ли это делом всей моей жизни? Во всяком случае, в определенном смысле — это одна из моих по–настоящему крупных работ.
— В этом году исполняется 180 лет со дня смерти Бетховена...
— Честно скажу — не подгадывал.
— Все сходится так, что этот цикл в юбилейный год кажется определенным профессиональным итогом титанической двадцатилетней работы?
— Я тешу себя надеждой, что это еще не итог.
— Будем надеяться и мы. Спасибо.
Кода
...Сам концерт показал, что проект Лидского — одно из самых свежих и оригинальных прочтений творческого наследия Бетховена. Как любой крупный мастер, Михаил Лидский позволяет себе вполне оправданное исполнительское своеволие. Это заметил еще музыкальный критик Владимир Чинаев: «Михаил Лидский — это как раз тот редкий случай, когда «очевидность» привычного, хорошо знакомого — будь то Бетховен, Прокофьев, Шопен или Стравинский — обретает иные смыслы. Велико искушение чрезмерного «соавторства» в толковании композиторского замысла. Лидский часто подходит к опасной черте, но не переходит ее».
Если помните, герой из фильма «Влюблен по собственному желанию» говорил своей спутнице: «Согласитесь, сударыня, Моцарт — это вдох, а Бетховен — выдох». Но с Михаилом Лидским выдохнем мы нескоро. Только в следующем концертном сезоне. Всем ценителям пианист предложил музыкальный марафон.
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
