Оставить наследство коту: вызов или дурь?

Умер Карл Лагерфельд — один из самых эпатажных модельеров современности. Последняя воля его была также оригинальной: на наследство претендует его обожаемая кошка Шупетт. Лагерфельд шесть лет назад даже говорил о желании жениться на ней, но это так же невозможно, как и Шупетт — получить часть его многомиллионного состояния, законы Франции против. Скорее всего, создадут специальный фонд и назначат киске опекуна. Сути спора это, впрочем, не меняет: не слишком ли — так одаривать домашних питомцев? Совсем миллионеры слетают с катушек? Или в нашем мире все настолько переменилось, что ни закон, ни общественное мнение, ни вековые традиции в наследственном деле никому не указ?


Сами с усами

«Когда умирает тигр — остается шкура, когда умирает человек — остается его имя»
(Корейская пословица).

Человек приходит голым в этот мир, голым же и уходит. И, думаю, Рома, его полное право — оставить нажитое тому, кому считает нужным. Кто скрашивал его жизнь, грел сердце. Я бы даже посочувствовала Лагерфельду: при том количестве людей, которые вокруг вились столько лет, больше всех он любил, как выясняется, этого кота. Ни жены, ни детей, ни по‑настоящему близких, последние романтические отношения закончились лет 30 назад... Есть нечто очень трогательное в его отношении к Шупетт. Но и в бизнесе, конечно, она ему ой как помогала. Все эти посвященные ей коллекции, фотосессии со знаменитыми моделями, аккаунты от ее имени в Твиттере и инстаграм. 3 млн долларов кошечка зарабатывала в год и имела собственный счет в банке! Говорят, это благодаря Шупетт Лагерфельд сменил имидж с «великого и ужасного» на «веселый, милый и продвинутый». И более того, что она продлила ему жизнь. Кутюрье давно устроил ей королевский комфорт — две личные горничные, самолет, iPad, авторские блюда в меню, маникюр по пятницам. Что говорить, любимая муза, свет в окошке, центр его вселенной... Пусть и дальше прославляет имя «папочки».

Вообще, Карл Лагерфельд считал, что кот даже лучше человека, потому что не умеет говорить. Это ж до какой степени его допекли люди, клиенты и всевозможные просители! Тут, конечно, сразу вспоминается строчка: «Чем больше жизнь я изучаю, тем больше я люблю зверей». Я хоть и собачница, а не кошатница, это стократ подтверждаю. Пес не устроит тебе безобразной истерики, не напьется в самый неподходящий момент, не предаст, не обманет, не плюнет в суп: «Невкусно!» Нет, он в любую минуту готов тебе служить и радостно вилять хвостом. А кот? Это же бальзам для нервов! Недаром столько людей самого разного достатка со времен кардинала Ришелье завещали и после своей смерти печься о любимцах. Повезло псу Гюнтеру, которому графиня фон Либенштайн оставила 139 млн марок. Но вот даже самая обыкновенная жительница Копенгагена отписала все невеликие сбережения шести шимпанзе из зоопарка. Просто их любила. 

Не хочу я, Роман, в сотый раз упоминать об усугубляющейся инфантилизации общества. О том, что родители сегодня уже не МОГУТ помогать, а ОБЯЗАНЫ. Напомню тебе только историю народной артистки Лидии Федосеевой‑Шукшиной, которая разыгрывается на наших глазах. Который вечер на ТВ родственники делят наследство при живой еще бабушке. Хотя она уже почти все имущество им отписала. Одни квартиры проданы, другие сдаются в аренду, счета опустошены, при этом никто из давно совершеннолетних внуков не работает. Но лучше они сейчас передерутся, чем потом. А то ведь некоторые прямо на поминках устраивают разборки, кому из деток что оставлено и в справедливых ли долях. К девятому дню эмоции брызжут фонтаном, к сороковинам чешутся кулаки. Потом начинаются судебные процессы, на которых бьются до последней капли крови за каждую пядь жилья. Сейчас как раз со стороны наблюдаю такую эпопею — ужас берет. Да знал бы дедушка, что этим кончится, — тоже завещал бы коту.

Мы рождаемся все‑таки с какой‑то целью. И уверена, она не в том, чтобы жить на родительские вклады и сдавать родительские квартиры. Нужно самому себе доказать, что ты — можешь, ты — единица самостоятельная, личность. В конце концов, деньги — это всего лишь бумага, объявленная ценностью, а золото и бриллианты сам человек назначил драгоценностями. Может, нечто гораздо более важное надо оставлять потомкам в наследство? Скажем, умение быть счастливым и в жизни состояться?

Людмила ГАБАСОВА.

gabasova@sb.by

На добрую память

«Если у вас нет приличного состояния, то существует большая вероятность, что вы оставите наследникам только дурную память о себе»
(Эдуард Сервус, писатель).

А скажи‑ка мне, Людмила, как ты завтракаешь? Помешиваешь ли серебряной ложечкой в антикварном фарфоре баснословно дорогой кофе «Черный бивень»? И заедаешь его сыром лабне на крутоне? Или же по‑простому, на бегу — чашку привычной растворяшки и кусок батона с сыром? Если последний вариант, как я подозреваю, то прекрати подражать нуворишам в их рассуждениях о том, как распорядиться наследством. Мы люди простые, нам недосуг выдумывать изощренные способы издевательств над своими потомками. Поэтому предлагаю поступить по старинке: все отдать детям. Даже не собаке, которую ты глубоко обожаешь. Все эти умопомрачительные богатства, нажитые непосильным трудом, — и квартиру в панельке, и старую машину‑развалюху, и садовый домик на полтора человека. 

Это те, у кого ум за разум заходит от баснословных капиталов, пусть мучительно размышляют, чем бы еще насолить родственникам. По‑моему, у них уже возникло нечто вроде соревнования, кто более экстравагантно изумит потенциальных наследников. И Карл Лагерфельд, увы, не взял тут чемпионский титул. Он нисколько не оригинален! Задолго до него американская богачка Леона Хелмсли завещала 12 миллионов долларов своей болонке, а британский издатель Блэквэлл оставил 10 миллионов фунтов стерлингов... любимой курице! Шимпанзе по имени Калу получила 90 миллионов, пуделек Тоби — 92, а одна немецкая графиня сотворила из своей овчарки самое богатое животное на планете, сделав ее наследницей 372 миллионов. 

Не понимаю, в чем тут доблесть? Подобные поступки не прикроешь вечными разговорами о благотворительности, которыми богатеи обожают маскировать свою скаредность. Тут не скажешь, будто всего лишь пытался оградить наследников от безделья, заставив их зарабатывать своим трудом. Здесь четко прослеживается одно некрасивое желание — оставить родню без копейки просто потому, что не она заработала эти деньги. А значит — не заслужила. Похоже на мстительность и моральный садизм.

Впрочем, у богатых свои причуды, оставим их прозябать в золоченых чертогах. Меня больше настораживает тот факт, что даже в среде не самых обеспеченных людей начинается философствование такого же рода. Слышны разговоры, что родительское наследство, дескать, развращает и оглупляет. Мол, к чему молодому человеку стараться, учиться, работать, если рано или поздно на него свалятся завещанные деньжищи и можно начинать пить из того самого антикварного фарфора.

Во‑первых, не такие уж и деньжищи. Поэтому, во‑вторых, вовсе не факт, что их наличие позволит нашим детям жить припеваючи: так, всего лишь явится стартовой площадкой на первых порах. В‑третьих, обретенное наследство не исключает необходимости его приумножать — чтобы в еще большем размере передать его уже своим детям, внукам и т.д. То есть потрудиться все‑таки придется. Наконец, главное, что удержало бы меня от дурацкого желания открыть счет на имя попугая или любимого ежика — ответственность перед наследниками. И надежда, чего уж таить, оставить о себе светлую благодарную память. Скажи, разве кто‑нибудь помянет тебя добрым словом, если бросишь детей без какой‑либо материальной платформы? Да еще подведешь под этот поступок лицемерную идеологическую базу — хватит надеяться на родителей, теперь засучивайте рукава, а потом сами спасибо скажете... Не скажут, будь уверена. Напротив, останутся в большом недоумении. И обиде.

Пожалуй, ответ на вопрос о грядущем завещании одновременно может служить ответом на более глобальный вопрос о смысле жизни. Неужели мы живем для того, чтобы осчастливить какого‑то кота или болонку? По‑моему, гораздо более глубокий смысл в том, чтобы облегчить жизнь следующим поколениям. И если это можно сделать росчерком пера при нотариусе, то почему бы и нет?

Роман РУДЬ.

rud@sb.by

Брейк 

Увы, наследство развращает. Людмила права, публичные разбирательства того же семейства Шукшиных еще раз убеждают нас в том, что люди, которые ни дня не работали, паразитировали на добром имени талантливого предка, выглядят ущербными. Они ничем, кроме наследства, не интересуются и не готовы взять на себя ответственность за свою жизнь. А Роман, по‑моему, комичен в своей наивности и легковерности, если все еще надеется на мифическую благодарность потомков. Они ведь всегда будут чуточку недовольны: «мало оставил, мог бы больше», «поздно в ящик сыграл — вот если бы раньше» и так далее, всегда есть какой‑нибудь повод уколоть в бок незадачливого родственника. 

Хотела бы вам напомнить, друзья, что под луной ничто не ново: еще египетские фараоны хоронили себя вместе с любимыми котами. В Пушкинском музее видела изумительные кошачьи саркофаги III века до н.э. Так что Лагерфельд ничуть не оригинален в своей беззаветной преданности этим загадочным животным. Разве что стал основоположником еще одной новой профессии — инстаграмщик кота Лагерфельда, это ведь очень доходное место, как я поняла. Тот, кто выиграет вакансию, сыр лабне на крутоне будет есть до конца жизни. Очевидно, что в этом споре я на стороне Людмилы: о наследстве мечтать бесперспективно, гораздо важнее открывать в себе новые и полезные таланты.

Виктория ПОПОВА.

viki@sb.by