Евгения Пастернак и Андрей Жвалевский — творческий союз белорусских писателей, который существует без малого 15 лет.
— У вас есть книга «Правдивая история Деда Мороза». А есть доказательства существования Деда Мороза?
— Во–первых, несомненным доказательством существования Деда Мороза являются птерки и охли. Именно они нам о Деде Морозе и рассказали. Вы же не будете подозревать их в обмане? Во–вторых, доказательством стала сама книга. Время от времени она словно сама писалась. Без вмешательства Деда Мороза такого не случилось бы.
— В «Правдивой истории» инженер Сергей Иванович Морозов, прогуливаясь в Рождество перед новым, 1912 годом со своей женой Машей по Санкт–Петербургу, попадает под волшебный снег, который, оказывается, выпадает здесь один раз в 50 лет. Сами того еще не ведая, супруги становятся на следующие полстолетия исполнителями новогодних детских мечтаний — Дедом Морозом и Снегурочкой. Если бы этими героями были бы вы, что вас больше всего пугало бы в этой новой роли?
— Ответственность. А вдруг мы кого–то обидим? Неправильно поймем? Забудем про какой–то подарок? Перепутаем подарки? А самое сложное — надо разобраться, какие желания у человека настоящие, а какие... так, придуманные. Тут мы бы без птерков и охлей никак не справились бы.
— А в вашей жизни были чудеса? Можете вспомнить какую–то волшебную историю?
— Много чего было. Предсказали в 2007–м, что Косой переулок (улица Оружейника Федорова) на Рождество 2012 года будет перекопана — и точно, ее перекопали. В книге «Время всегда хорошее» написали, что в 2018–м появятся телефоны, которые в трубочку сворачиваются, — и они появились.
Но самая волшебная история случилась при написании «Москвеста». Там есть эпизод, когда наши герои в XV веке изображают венчание в церкви и якобы превращаются в голубей. Церковь нашли по интернету — на улице Пушечной. В XV веке она уже стояла. А в эпилоге решили похулиганить: написали, что ничего не изменилось в Москве в результате путешествия во времени, только возле церкви на Пушечной появился памятник двум голубям. Естественно, памятник мы выдумали. И вдруг оказывается, что памятник есть! Двум голубям!!! В сотне метров от той самой церкви!!! Мы специально туда съездили, потрогали руками этих голубей... и стали более ответственно подходить к предсказаниям.
— К слову о «Москвесте» — книге по истории Москвы. Историю Минска не планируете написать?
— Историю не планируем, нам «Москвест» очень тяжело дался, мы физики по образованию и привыкли к точным наукам. А история оказалась такая... ускользающая и такая вариативная, что пока мы не готовы опять в это погружаться. Но мы написали повесть «Сиамцы», в которой признаемся в любви к современному Минску.
— Да, там много белорусских словечек. Ваши герои влюблены не только друг в друга, но и в Минск. Не хотите ли выпустить книгу на белорусском языке?
— Очень хотим. Как показывает практика, если мы чего–то хотим, то помешать нам не может ничего. Так что это просто вопрос времени.
— В одном интервью вы сказали: мы сами еще не вышли из подросткового возраста, всем говорим, что мы 14–летние. А вот если бы в Новый год можно было бы загадать желание и вернуться хотя бы на день в прошлое. Какой день вы бы предпочли?
— Мы бы побоялись вмешиваться в собственное прошлое. Разве что посмотреть, как оно было на самом деле — в нашем отрочестве. Потому что мы помним свои ощущения, какие–то события... посмотреть бы, как это все со стороны выглядело. Но какой–то определенный день выбрать не можем.
— Говорят, муж и жена — одна сатана. А в творческом тандеме как? Бывает, пишете и понимаете, что смотрите на вещи по–разному, каждый тянет одеяло на себя, как тогда быть?
— Бывает, что понимаем по–разному, но одеяло никто никуда не тянет. Видимо, оно у нас очень большое, на обоих хватает.
— Евгения, вы какие–то женские хитрости применяете?
— А зачем? Если бы для совместной работы нужны были какие–то хитрости, все бы это давно закончилось. Все эти «хитрости» на самом деле — это виды манипулирования, а я его на дух не выношу.
— Если бы у вас была возможность встретиться с кем–то из ушедших детских писателей, кого бы вы выбрали? Какой бы вопрос важный задали?
— Ох... писателей лучше читать, чем с ними разговаривать... Но если выбирать, то, наверное, с Астрид Линдгрен. Мы бы у нее спросили, тяжело ли было устраивать революцию в детской литературе. И как ее принимали критики и читатели. Думала ли она, что станет классиком.
А братьям Гримм задали бы всего один вопрос: «Как вы пишете вместе?»
Анастасия Скорондаева
skorondaeva@rg.ru