Четверть века разделяют две беды, две аварии на атомных электростанциях: украинской Чернобыльской и японской «Фукусима-1».
В марте прошлого года весь мир следил за трагическими событиями в Стране восходящего солнца. Подобно цунами, волна сопереживания прокатилась в душах белорусов, которым, как никому, близка и понятна эта боль. Что происходит сегодня на пострадавших территориях Японии, какие меры предпринимаются правительством для преодоления последствий? Об этом в беседе с директором РНИУП «Институт радиологии» доктором биологических наук Виктором АВЕРИНЫМ, который первым из научной общественности Гомельщины спустя год после аварии побывал в качестве эксперта в пострадавшем регионе.
— Виктор Сергеевич, я так понимаю, приглашение в Японию последовало после того, как представители этой страны сами не единожды приезжали к нам. Кто обратился с предложением посетить префектуру Фукусима?
— Хотел бы сразу отметить, что после аварии на АЭС «Фукусима-1» некоторое время в Японии сохранялся информационный вакуум. Власти ограничивали сведения о том, что происходит на станции, об уровнях загрязнения близлежащих территорий, пытались разобраться во всем сами. Что интересно, первыми из Японии на Гомельщину приехали не ученые или политики, а корреспонденты. Журналисты начали активно писать и говорить о том, что в Беларуси накоплен богатый опыт, имеется много важной информации. И только после того как в прессе, на ТВ и радио стали появляться подобные репортажи, официальная японская сторона сделала первые шаги навстречу. В течение последних шести месяцев Гомельскую область и Институт радиологии в частности посещали различные научные делегации, а также представители дипломатического корпуса. В марте японская сторона организовала Международный симпозиум, где решила представить свои научные разработки и что было сделано на выселенных территориях за год после аварии. Координировал встречу в Фукусиме Международный научно-технический центр совместно с министерством сельского, лесного и рыбного хозяйства Японии. В симпозиуме приняли участие, выступили в роли экспертов различные специалисты, в том числе руководители институтов радиологии России, Украины, Беларуси.
— Всего год прошел после аварии — срок небольшой. Какие вопросы удалось решить правительству Японии, а какие до сих пор остаются актуальными?
— Главное, что из пострадавших районов эвакуировали людей. Хотя в принципе отселять-то было некуда. Во-первых, в Японии очень высокая плотность населения: численность почти как в России, а площадь всего в 1,8 раза больше, чем в Беларуси. К тому же 70 процентов территории занимают леса. Во-вторых, там другая специфика — частная собственность. У каждого кусочка земли есть свой владелец. Поэтому были задействованы муниципальные объекты, школы, стадионы. Выселены жители нескольких населенных пунктов, а это порядка двухсот тысяч человек.
В то же время многие вопросы у них по-прежнему остаются открытыми. У японцев своеобразный менталитет, сильно развиты традиции и уважение к старшим, руководству. Чтобы утвердить решение, согласительная комиссия должна прийти к единому мнению. Поэтому у них нет оперативности в принятии решений. Если в Беларуси чернобыльская тема с первого дня была под контролем государства, то в Японии еще предстоит создать государственный департамент, который будет координировать работу по минимизации последствий аварии, направит капитал частных и страховых компаний на решение этих вопросов. Пока японцы бросили все силы на научные разработки. К примеру, ведутся исследования по дезактивации почв. Предполагается срезать верхнюю часть грунта — 5 см, — закладывать в печи и обжигать. При этой технологии отделяется радионуклид, а из почвы образуется песок, который можно использовать в производстве строительных материалов. Методика пока на стадии разработки, но международные эксперты отметили, что она довольно затратная, к тому же предстоит очистить большие площади.
— На ваш взгляд, какому направлению японским коллегам стоит уделить больше внимания? Что могут предложить гомельские ученые?
— В первую очередь следует заняться разработкой практических рекомендаций для населения. К сожалению, японские ученые пока не сделали ни одного шага в этом направлении. На конференции меня поразил один момент. Профессор университета в своем докладе рассказал, что были изучены параметры перехода цезия-137 из почвы в растение. На встречный вопрос, как планируется донести эту информацию до фермеров, последовал ответ: «Пусть зайдут на сайт и посмотрят». А зачем рядовому человеку вникать в научные разработки? Фермеру нужны простые советы: жить или не жить на этой территории, чем кормить свою коровку, чтобы получать чистые мясо и молоко? Народ нельзя держать в неведении. Люди должны понимать: к ним проявляют внимание, работают в их интересах. А там все как-то порознь. Наука себе, фермер себе. Даже если тот зайдет на сайт, что он поймет? Важно уметь трансформировать научные знания на понятный и доступный человеку язык.
При всем уважении к японским коллегам, хочу отметить, что слабое звено у них — узкая специализация. Ведь многие вопросы по ликвидации последствий аварии следует рассматривать в комплексе. Выступая на симпозиуме в Фукусиме, я рассказал, что делает Институт радиологии в этом направлении. Японские коллеги заинтересовались нашим программным продуктом «АгроОптимизация», где в доступной форме представлен системный подход к развитию пострадавших территорий. Так, например, на каждом поле, зная уровень загрязнения почвы, можно распланировать посевы и, что очень важно, спрогнозировать уровень загрязнения будущего урожая.
— А насколько жестко в Японии контролируется загрязнение радионуклидами продуктов питания и отличаются ли в цене чистые от слегка загрязненных? Что можно сказать о нормативах содержания радионуклидов, принятых у нас и в Японии?
— Нужно отметить, что жители Японии привыкли ко всему качественному, к здоровой еде без всяких загрязнителей. В рационе у них доминируют морепродукты, салаты, рис. Поэтому существует определенная паника среди японского населения. В районах с меньшей плотностью загрязнения живут и работают люди, производят продукцию, к которой сложилось весьма предвзятое отношение. Сразу после аварии упала цена на 50 процентов на говядину и на 15 процентов — на яблоки из загрязненных районов. Хотя, по сути, содержание радиоактивного цезия в яблоках незначительное. Но если снизилась стоимость, значит, стало экономически невыгодно производить. Интересный факт: некоторые пожилые жители Токио, наоборот, стараются покупать продукцию из префектуры Фукусима, чтобы поддержать экономику этого региона.
В Японии установлены нормативы содержания радионуклидов в продуктах 500 Бк/кг. Специалисты контролируют уровни загрязнения, но система до конца не отлажена. К примеру, планируют указывать на упаковке содержание того же цезия. С апреля они ужесточили нормативы на рис до 100 Бк/кг, поскольку он является основным продуктом питания. В этом плане японцам интересен наш опыт. В Беларуси с 1986 года подобные нормативы изменялись 6 раз в сторону ужесточения. Например, на говядину — с 1850 Бк/кг до 500, на хлеб — с 370 Бк/кг до 40. Хочу отметить, что у нас более жестко контролируется уровень загрязнения продуктов по сравнению с той же Россией и Украиной. По молоку при нормативе 100 Бк/л мы приближаемся к минимальному содержанию радионуклидов — 5—10 Бк/л.
— Виктор Сергеевич, что особенно поразило во время визита в Японию?
— До поездки я не представлял, что такое аграрный сектор в Японии. У нас, конечно, просторы! А у них площади не те. Удивился: где поля? Там никто гектарами земли не владеет. Участки, домики — всe как игрушечное! Рисовые поля — небольшие по размеру ячейки. Ферма — это 8—10 соток земли. Представляете, у нас дачные участки таких размеров, а у них уже фермы. И с этого кусочка земли жители выжимают всe, что можно. Снимают по два урожая риса в год. Урожайность очень высокая, причем в почву не вносят никаких удобрений. Плодородный слой составляет около 1 метра, для сравнения; в Беларуси — 25—30 см. Также заметил, что японцы — очень трудолюбивый народ. Они аккуратны в работе, на участках ничего не разбросано. Жители проявляют безмерное уважение к земле, которой у них не так много. Коммуникации расположены над землей, их нельзя закопать, потому как каждый метр дорого стоит.
— На ТВ мелькали репортажи об удивительной сплоченности людей в первые дни после аварии. Смогли ли вы во время поездки почувствовать настроение рядовых жителей префектуры?
— Японцы не показывают своего горя, держат его в себе. Понятно, что никто не хочет покидать землю, на которой веками жили твои предки, тем более что уходить-то некуда. Там каждый фермер дрожит над своим участочком, вычищает его, как муравей. Он готов метелочкой этот цезий смести, вымыть дом, территорию, деревья. Например, чтобы избавиться от радиоактивного цезия, который закрепился на коре яблонь, местным жителям предложили помыть деревья, и они со щеточками обрабатывали их. С научной точки зрения, эта мера не настолько уж целесообразна, но вот решили помыть и помыли.
Мы также побывали в выселенных районах. Удивило, что в домах ничто не разграблено, не разбито. Хотя серьезной охраны нет. Только полицейский пост на въезде. На участках осталось все: бытовая техника, автомобили и трактора, дезактивацию которых просто физически не успели произвести. Сегодня там бродят бездомные коровы, которые не были эвакуированы. Жители соседних поселков прикармливают их, но животные постепенно дичают. У японцев такой менталитет: чужую корову никто не возьмет. А самому хозяину забрать ее некуда и нельзя продать — никто не купит. В свое время японцы не знали, что с ними делать. Государство не организовало сбор животных, площадки для их содержания. А ведь можно было сохранить поголовье: применить чистые корма, использовать специальные препараты, чтобы оперативно очистить организм животных от радионуклидов.
— Можно ли сравнивать две аварии: на Чернобыльской АЭС и «Фукусиме-1»? Насколько накопленный в Беларуси опыт по минимизации последствий применим на японской земле?
— Разница между авариями, безусловно, есть. По уровню загрязнения, составу выброса и масштабу взрыв на Чернобыльской АЭС гораздо серьезнее, чем то, что произошло на «Фукусиме-1». Хотя обеим авариям присвоена седьмая — наивысшая — степень по шкале опасности. Не стоит забывать, что в Японии много бед натворило цунами. А сравнивать, где больше или меньше пострадали люди, неправильно. Боль одного человека ничуть не меньше, чем ста.
После аварии японцам предстоит решить те же проблемы, с которыми 26 лет назад столкнулись белорусы: реабилитировать леса, восстановить сельское хозяйство и садоводство на загрязненных территориях. Конечно, полностью наш опыт в Фукусиме применить нельзя, но можно, к примеру, использовать общие закономерности поведения радионуклидов в почве, растениях. Очевидно, что японские коллеги заинтересованы в наших научных исследованиях. Так, монография по лесным биогеоценозам, изданная сотрудниками института, уже переведена на японский язык и готовится к публикации. Мы готовы поделиться своими наработками, ведь японцы много сделали для нас после чернобыльской катастрофы, хочется воздать. Пусть это будет не материально, а интеллектуально.
— В Беларуси до сих пор минимизируют последствия катастрофы. Есть ли прогнозы, за какое время японцы справятся с ситуацией? По оценке некоторых специалистов, территория в радиусе 30 километров от места аварии на долгое время, а то и навсегда будет непригодна для проживания. Как считаете вы?
— Прогнозов пока нет, и давать их бессмысленно. Некоторые вопросы у них еще не изучены. Однако поставлена задача как можно быстрее вернуться на отселенную территорию. Цель — не консервировать регион, а реабилитировать его, чтобы земля была безопасна для проживания. Мы побывали в отселенных районах, плотность радиоактивного загрязнения которых порядка 30 Ки/км2. К примеру, в России, на Брянщине, не было эвакуировано население с территорий плотностью загрязнения 40 Ки/км2. Мы живем на земле, загрязненной до 15 Ки/км2, а сельское хозяйство ведем при 25 Ки/км2.
Теоретически реально возродить жизнь в этом крупном аграрном регионе. Возможно, придется слегка изменить специализацию. Если нельзя будет производить продукцию, пригодную в пищу, значит, следует заняться разведением племенного скота или выращиванием риса на семена. При этом сохранится опыт местных жителей и территория продолжит работать. Тут вопрос в другом. В психологии. У японцев нет понятия серое, а только черное или белое. Местным жителям с их менталитетом и чрезмерно внимательным отношением к своему здоровью будет непросто смириться с наличием опасного фактора. Пойдут ли они на компромисс? Смогут ли изменить сознание и привыкнуть к тому, что территории загрязнены, но на них можно жить и вести сельское хозяйство? Не случайно власти рассматривают дорогостоящий проект по снятию верхнего слоя почвы, только бы у них все было чистым. Психологические трудности возникнут и у тех, кто не живет на загрязненной территории, но будет приобретать продукцию из этого региона. 26 лет белорусы не могут преодолеть эти стереотипы, а японцам придется еще сложнее. Но я верю, что они справятся, поскольку очень любят и ценят свою землю, хотят к ней вернуться.
Беседу вела Алена ЕПИШЕВА, «Гомельская праўда»
26 апреля 2012 г.
