Два года назад после долгой разлуки навестил свою родную деревню Заречное в Мядельском районе. Встретила она своего заблудшего в чужих краях сына, покинувшего ее в восьмилетнем возрасте, заколоченными окнами некоторых пустующих домов и непривычной для августовского вечера тишиной. И только у трубы-переезда через реку моего детства играли загорелые детишки.
— Ребята, а вы знаете, как река называется? — спросил у них.— Ты что, дед? Разве не видишь, мелиоративный канал это, — ответил самый бойкий.
Сделав попытку рассказать им о том, что в свое время здесь действительно протекала речка, буквально сразу понял, что занятие это бесполезное. А вот меня эта мимолетная встреча взбудоражила до глубины души, нахлынули воспоминания.
Никто из старожилов деревни не смог объяснить нам, любознательным мальчуганам, откуда у реки такое название. Ответ на этот вопрос пытался найти самостоятельно, штудируя справочники-путеводители по нарочанскому краю, но безрезультатно. И тем не менее Наква на всю оставшуюся жизнь стала для меня самой любимой на свете рекой. Оно и понятно, именно с ней связаны многие воспоминания о босоногом детстве.
От родительского дома Наква протекала примерно в километре. И все свое свободное время летом мы, дети, проводили на ее берегах. Русло реки извивалось, словно змея, между зарослей ивняка, молодых побегов ольхи (многие старые деревья были спилены жителями деревни на дрова во время войны). Она спокойно несла свою кристально чистую воду, которая играла на перекатах, журчала в речной гальке. Свою силу река черпала из многочисленных родников, бьющих из-под земли, от воды которых даже в самый жаркий день зубы ломило. В солнечную погоду в ее глубине просматривалось, отдавая желтым оттенком, дно. Если повезет, можно было увидеть притаившуюся возле старой коряги в засаде щуку. Сама по себе река была небольшой, но для нас, мужичков с ноготок, в отдельных местах она становилась непреодолимой преградой. Это еще больше распаляло ребятню, звало на новые подвиги по ее покорению. Манил к себе дикорастущий хмель, под густыми сплетениями которого как под шатром укрывались от дождя. На берегах реки мы постигали и азы общения с природой.
Река моего детства приучила нас, тогда еще несмышленых пацанов, к коллективному труду — здесь мы ловили рыбу. В основном преобладали два ее вида: щука и налим. Для меня и сегодня остается загадкой, почему к нам даже во время нереста не заходили плотва и окунь, хотя километрах в восьми ниже по течению их в Накве (а она являлась притоком реки Сервич, которая впадает в Вилию) было в достатке. В то время не было хищнического истребления рыбы. Акватория реки негласно была поделена между жителями близлежащих деревень. И не дай бог, если кто-либо нарушал договоренность по изъятию богатств из нее! Ну а на рыбалку взрослые собирались толокой. Брали только крупные особи, мелочь отпускали обратно в воду. Отлов проводили от силы три-четыре раза за год. Во время нереста с орудиями лова вблизи реки никто даже и не помышлял появляться. Поэтому и улов всегда был богатым. На седьмом небе мы были от счастья, когда уставшие отцы и деды позволяли нам участвовать в дележе добычи. Мы раскладывали ее на кучки по количеству взрослых рыбаков. Один из нас становился спиной к остальным, называл по имени того, кому достанется рыба, на которую показывал второй сверстник. Это был честный дележ. Иногда кое-что перепадало и наиболее активным ребятишкам-помощникам. Как правило, это были выходцы из многодетных семей. И никто из нас не обижался. Такой метод дележа добычи применяли и мы. Правда, у нас был совсем иной объект рыбалки. Пользоваться снастями взрослых нам было не под силу. О поплавочных удочках в то время никто в деревне и понятия не имел. Поэтому для ловли рыбной мелочи (в Накве было полно келбы, бычков, пескарей) с успехом использовали плетенные из лозы корзины. Держа их в руках, одни ребятишки перегораживали русло реки, другие с шумом гнали стайку рыбешек в подготовленную им засаду на мелководье. Несмотря на примитивный метод лова, всегда были с добычей. Ох и вкусная она была для полуголодных детей!
В то далекое время сельчане даже и не знали, что щавель можно выращивать в огороде. А произрастал он в большом количестве возле речки. Вот и отправляли нас родители под присмотром взрослых собирать его. И мы шли с большим удовольствием. Бабушки охотно знакомили нас со многими лекарственными травами, сроками сбора их. Детская память цепкая, так что уроки их не прошли даром.
Река детства научила меня плавать и нырять. Не знаю, как сейчас, а тогда методы обучения плаванию были жестокими: ребята постарше брали нас за руки-ноги и бросали в воду. Срабатывал инстинкт самосохранения: барахтались, как могли, чтобы выбраться на берег. Однако не вытаскивали до тех пор, пока вдоволь не наглотаемся водички из Наквы. Не скажу, что пловец я хороший. Но то, что в неполные одиннадцать лет в районе Новополоцка без отдыха переплыл туда и обратно Западную Двину, является заслугой родной Наквы.
В 80-е годы прошлого столетия в акватории реки моего детства появились мелиораторы, спрямили русло. Исчезли с лица земли и многочисленные родники на ее берегах. И будто в отместку за бездумное вмешательство людей в природу вода в мелиоративном канале стала мутноватой. В отдельных местах она застоялась, стала затхлой. И сегодня на берегах его не звучат детские голоса, которые можно было услышать в начале 50-х годов минувшего века. Впрочем, и той реки моего детства, которая врезалась в память на всю жизнь, нет. Остались одни воспоминания о ней...
Николай ГРИГОРОВИЧ
г. Марьина Горка
