Анатолий Аврутин верит, что поэзия врачует душу
Помню сухонького, неказистого старичка с белой бородкой, который пришел в наше литобъединение (это было в Бресте, при областной газете «Заря») и попросил почитать его мемуары — рукопись страниц в пятьсот.
Первым взялся читать наш руководитель Владимир Андреевич Колесник, человек строгий и требовательный. Прочитали и другие, назначили дату обсуждения. «А как это так получилось, — спросил у автора несколько удивленный и озадаченный Владимир Андреевич, — что в ваших воспоминаниях выпал очень важный период — Великая Октябрьская социалистическая революция?» Случай имел место еще в старые, советские времена, и вопрос прозвучал далеко не праздно. Автор, по-видимому, был готов к нему, потому что сразу же принялся объяснять: «Вы знаете, дело вот в чем: я как раз в это время увлекся своей Люсей, и все эти революционные события прошли как-то мимо меня…»
Вспомнил я об этом, так сказать, в порядке самокритики. Я ждал в конце прошлого века появления большого поэта. Но вот ирония судьбы. Становление талантливого поэта Анатолия Аврутина, по крайней мере, первые его книги прошли как-то мимо меня, о чем я, признаюсь, сожалею, а теперь он зрелый, оригинальный, признанный мастер слова. Недавно в серии «Золотое перо» вышло его избранное — «Наедине с молчанием».
В сборник фрагментарно включены все книги автора, начиная с самой первой — «Снегопад в июле» (
Талант, и прежде всего талант зоркости, наблюдательности, виден уже в первых сборниках. Чувствуется, как автор внимательно всматривался в окружающий мир и замечал, что мир, как поется в песне, «не прост», что он сложен и противоречив. Даже в самом простом, обычном.
За окном курчавятся метели.
На еще не прибранном столе
Чье-то недопитое веселье
Золотится в тусклом хрустале.
Скатерть побуревшая измята.
Голоса на нижнем этаже…
Сладкое вино не виновато,
Что осталась горечь на душе.
Автор умел большое передать через малое, вычленить деталь, подробность и оживить все глубоко нравственным чувством. Некоторые стихи и сегодня оставляют очень сильное впечатление, запоминаются, как, например, это:
Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой
Смывали с одежки войну.
Из грубой дощатой колонки,
Устроенной возле моста,
Прерывистой ниточкой тонкой
В корыта струилась вода.
От взглядов работу не пряча
И лишь проклиная ее,
Стирали обноски ребячьи
Да мелкое что-то свое.
И дружно глазами тоскуя,
Глядели сквозь влажную даль
На ту, что рубаху мужскую
В тугую крутила спираль…
Эти стихи цитировали многие, кто писал про А. Аврутина, а признанный мэтр Глеб Горбовский, расчувствовавшись, был особенно щедр: «Последние четыре строчки написал гений!» А казалось бы, обычная бытовая зарисовка, детское воспоминание, но в самом деле — сколько здесь правды, сколько человеческого!
Грушевка, о которой идет речь в стихотворении, — это микрорайон в Минске, в прошлом железнодорожный поселок, место, где А. Аврутин в 1948 году родился. Малая родина поэта. Она-то и дала исток его творчеству. Родной Грушевке он посвятил много стихов (и пишет о ней до сих пор).
За многими персонажами поэта угадываются грушевские типы и жизненные ситуации, а также некий болезненный, травматический опыт, который он вынес из действительности тех лет.
«Это ж Грушевка…
Изобьют…
Не ходите…
Да вот мой дом…»
И хоть семеро
одного не ждут,
Ждали семеро за углом.
Чем-то под ноги.
Шапку – в снег.
Не по шву расползлось пальто.
«Только раз попадешься с ней…
Ну, проваливай, а не то…»
Первые сборники А. Аврутина запечатлели трепет ранних впечатлений, жизненные истории, первые встречи автора с неприкрашенной правдой жизни, с ее прозой. Их отличительные черты — искренность, открытость, исповедальность, непосредственность чувств.
В стихах А. Аврутина изначально, надо отметить, присутствовала и белорусская тема. В конце 80-х он написал:
…Трудно? Трудно! Но я держусь,
Хоть круты и неверны спуски.
Ты прабач мяне, Беларусь,
Але я гавару па-руску.
А. Аврутин — его право — выбрал русский язык. По-русски пишет о Беларуси:
Я с тобою не дружу, а сябрую,
Ты — про вершы, а я про — стихи,
Ощущая тоску вековую
От твоей векапомнай тугi.
Один из первых сборников А. Аврутина назывался «Поворотный круг» (
Сама жизнь вынуждает поэта искать новые подходы к постижению внутреннего мира человека, к экзистенциальным проблемам человеческого существования, проявлять в этом смысле немало мужества. Усиление идейно-нравственного пафоса, стремление постичь «правду зерна» помогают ему острее ставить личностную проблематику, что отразилось в таких стихах, как «Прохор», «Вдова». «***В сорок пятом…», «***Щенят собрал хозяин неторопко…» и др. В них созданы портреты современников, их нравственный облик, немудрящая жизнь. Гуманист и демократ по природе своей и воспитанию, поэт воспевает в человеке героическое начало и доброту, порядочность, способность выстоять в непростых жизненных обстоятельствах и помочь другому. Совершенствуется мастерство, техника стиха, поэт находит новые, неожиданные словосочетания, синтаксические ходы, выразительные звукоряды.
Изображение мрачных сторон социалистической действительности не поощрялось («чернуха!»), но А. Аврутин не обходил, в частности, уделив им много внимания в поэме «Осколки разбитого века», которую кто-то назвал «шокирующей».
Каждый поэт видит мир по-своему и говорит о нем так же по-своему, находя неповторимые слова, краски, интонации. Вместе с тем каждый поэт тяготеет к тому или иному литературному поколению. Это естественно, здесь нет противоречия. В стихах А. Аврутина начального периода можно было увидеть черты поэзии «шестидесятников», стремившихся к самовыражению и собиравших «зерна правды», что было во многом запрещено и недоступно поэтам предыдущей эпохи. Поэзия 70—80-х годов уже не могла удовлетвориться «зернами правды», обаянием непосредственности. Раздумья, анализ, размышление — вот что начинало определять подход поэтов к явлениям жизни, от них требовалась реалистическая цепкость, социально-психологическая и нравственная зоркость.
Поэзия А. Аврутина проявляет склонность глубже проникнуть в психологический «микромир» человека, в его «тайное тайных». С этой целью он погружается в самого себя, хочет разобраться прежде всего в собственной душе, раскрыть свое «я» в неожиданности составляющих его противоречий.
Приметами нового отмечен сборник «…От мира сего» (
Первый плодотворный период в творчестве А. Аврутина завершился в начале 90-х. Принципиально новой вехой на его пути стал, на мой взгляд, сборник «По другую сторону дыханья» (
Куда же повернулся «поворотный круг»? Где это — «по другую сторону дыханья»? Суперметафора (или метабола) — «по другую сторону дыханья» — отнюдь не устремленность в романтическую беспредельность. Поэт остается на земле, страдая оттого, что «всю земную благодать // Дьяволу отдали на закланье…» И все-таки самая большая радость — чувствовать себя живущим, хотя и краткий срок («жизнь — не расстояние»), на этой грешной, но такой милой земле. Стихи хочется перечитывать снова и снова, они полны озарений и каждый раз вызывают все новые ассоциации.
Внутренние, идейно-художественные сдвиги в поэзии А. Аврутина первой половины 90-х годов вызвали в ней ощутимые жанрово-стилевые перемены. Поиски его на этом рубеже в содержательном плане были не простым повторением достигнутого, а ответом на новые запросы времени. Поэта властно влекли к себе кардинальные вопросы бытия: что происходит с человеком на протяжении длительного исторического периода? Как меняются его жизненные ценности?
Повысился, несомненно, духовный статус аврутинского слова, возрос коэффициент обобщения, энергетика стиха. Его поэзия вбирает в себя целые пласты культуры, истории, человеческого опыта, ощущение природы включает философское осмысление вечных тем.
Теперь в качестве объекта его поэзии чаще выступает не отдельный факт, случай, происшествие, а жизнь в своей совокупности, жизнь как бытие. Сфера его компетенции как поэта — человек, его судьба и удел.
Вначале мы говорили о структуре книги «Наедине с молчанием», автор предложил читателю подняться к истокам своего творческого созревания, одолеть путь от сегодняшнего, сложного к изначальному, простому. А может быть, это предложение или пожелание автор пока что втайне, на бессознательном, так сказать, уровне адресовал самому себе? Может быть, захочет на новой основе обобщить свой богатый жизненный опыт и обратиться к большому эпическому полотну? Бог весть! Серьезная литература, поэзия обязательно должны решать принципиальные вопросы бытия человека в данной стране, вопросы его бытия здесь и сейчас.
Сегодня все очевиднее становится, что в искусстве никто не владеет готовыми ответами, что ответы надо искать самому. Поэты все более убеждаются, что «все впереди» и процесс познания действительности бесконечен. Они не ограничиваются, как иногда случалось раньше, внешней констатацией известных и часто бесспорных положений, а стремятся исследовать их глубже и всестороннее, увлекая за собой и читателя.
А. Аврутина по-прежнему интересует сущность вещей, сущность мира, сущность человеческих чувств. Им руководит необходимость, обостренная временем до болезненности, отыскать истину, неотделимую от высокой нравственности и красоты, подняться до поэтического озарения. Он по-прежнему верит, что поэзия врачует людские души.
