Как успешная художница бросила все в Минске и вернулась в родные Белыничи

На своей земле

Лариса Журавович — художница камерная, лирическая. Ее рабочее место — деревенские хаты и лес на закате, а родник вдохновения — сама природа. Родительский дом, крыши сараев, река, сосновый бор и золото осени, переходящее в сочный багрянец, — у каждой картины свое лицо. Ведь пейзажи, говорит художница, как и люди, разные. Есть яркие, очень тонкие, на полутонах. Но все они — о неповторимом мире белорусской глубинки. Даже вид из окна трактора она может превратить в высокое искусство — и восхищаться им будут во всех уголках мира. Работы Ларисы Журавович можно найти в частных собраниях Польши, Германии, Швейцарии, Австралии, Израиля, но вот парадокс: сама она дальше России ни разу не выезжала. «Да и зачем, — пожимает Лариса плечами, — если источник моих творческих сил не теплая и насыщенная цветом Швейцария, а тихая и самобытная Беларусь. Где даже краски надо на бумагу переносить осторожно, с любовью».


Если бы не любовь к малой родине, ее творческая судьба могла бы сложиться совсем иначе. Больше сорока лет назад худенькую девчушку из Белыничей, куда в поисках одаренных детей однажды приехала комиссия из республиканской школы–интерната имени Ивана Ахремчика, выбрали среди нескольких десятков юных художников–самоучек. После окончания второго тура, когда 10–летнюю Ларису пригласили на учебу в столицу, девочка разрыдалась: боялась большого города, не хотела оставлять дом и родные Белыничи. Но родители, всю жизнь работавшие на земле, настояли. «Хотели для меня лучшей жизни», — объясняет Лариса.

А дальше — как в калейдоскопе. Минские педагоги талант художницы из провинции рассмотрели практически сразу. После окончания школы–интерната Журавович поступила на отделение графики в театрально–художественный институт, за дипломную работу получила медаль Академии художеств СССР. Следом — учеба в престижных творческих академических мастерских у патриарха белорусской графики народного художника Георгия Поплавского. Большой город сулил большие возможности: государственные заказы, масштабные выставки и собственная просторная мастерская. Но дом и родной поселок позвали обратно.


— В семье случилась беда. Отцу отняли ногу, а у нас корова, свиньи, хозяйство — кому смотреть? Полгода принимала решение, но потом притормозила и подумала: а что, собственно, я делаю в столице? Ведь темы моих работ — деревня, ее быт, люди, окружающая их природа. Все эти картины, пейзажи и натюрморты — это страницы моей жизни, и страницы самые дорогие.

После возвращения домой художница устроилась в местную школу искусств, где проработала почти 15 лет. Но рисование не забросила, все это время продолжала писать: теплые сельские пейзажи, словно игрушечные деревенские хаты, сочные ягоды клубники, первые весенние подснежники... Так родился ее выездной арт–проект «О творчестве, любви и самой обыкновенной глубинке», объехавший сначала районные, городские и областные музеи и финишировавший затем в белорусской столице большой авторской выставкой в Национальном художественном музее.

— Меня задевает, когда к своему — людям, родине, языку — относятся чуть снисходительно. А ведь на самом деле базис всего — это малая родина, где все близкое и родное: семья, дом, природа. Но к пониманию этого надо прийти. В провинции часто кажется, что лучшая жизнь где–то там: Минске, Москве, Париже... Но потом оказывается, что это обман, большой мыльный пузырь, а самое главное осталось здесь, на родине. И приходится делать выбор. Мои друзья, однокурсники, с которыми я училась, остались в Минске, стали профессорами, получили мастерские. Для меня же тема и натура оказались важнее, чем карьера, и я сделала выбор в пользу Белыничей. Поэтому о чем тут жалеть? Да, может, и хотела бы где–то больше показаться, выставляться. Но с другой стороны, были же выставки в Центральном доме художника в Москве, в галерее Совета Федерации Федерального собрания России и галерее Les Oreades. Кроме того, физический ресурс любого художника не безграничен. Если постоянно занят подготовкой экспозиций, то на рисование времени уже не остается. А я хочу все успеть запечатлеть, раскрыть перед зрителем красоту и неповторимость повседневной жизни, кажущейся на первый взгляд обыденной, ограниченной и замкнутой. Иначе все это — покосившиеся хаты, старики, их хозяйство — вот–вот исчезнет.


И если лучший натурщик для нее — белорусская природа, то лучшая похвала — от тех, кому жизнь в глубинке близка и понятна.

— Часто выезжаю в деревни на пленэры и не могу удержаться, если вижу дом настоящий, бревенчатый, а в нем печку старую, — сразу хочется их написать. Еще люблю амбары, дровники — порой встречаются очень колоритные постройки. Старики хозяева, как правило, не отказывают, если я прошу разрешения сесть рядышком и сделать наброски. Как–то, помню, в Храпах Круглянского района писала натюрморт у бабушки во дворе. Пришла соседка. Восхитилась: «Глядзi–ка! Бурак як жывы!» Для меня такой комплимент — самый лучший.

leonovich@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter