Раньше люди делали все на века

На мой век хватит

В больничной палате время течет медленно, оно как бы делается густым, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Все процедуры, если сложить, занимают совсем немного времени, может, час или полтора. Все остальное время человек предоставлен самому себе. Лежи, сиди, ходи, если можешь, прислушивайся к собственному организму, к боли... Старайся выздороветь.

Рано или поздно наступает момент, когда все оказавшиеся в палате о болезнях друг друга все знают. И тогда, чтобы меньше прислушиваться к боли, начинаются разговоры про все на свете. Иногда умные, а иногда не очень. Говорят о прошлом, вспоминая лучшее из своей жизни, потом о будущем, но там идут предположения и гипотезы.

Говорили о новых деньгах. Тут мне позвонила на мобильник жена. Я поговорил с ней. Сосед, пожилой деревенский мужчина, пару дней назад прооперированный, хоть и в возрасте, но крепкий, тут же подхватывает тему:

— Что, волнуется? Вот и моя боится, что останется одна... Правда, я думаю, что так оно и будет. Как ни крути, а она на шесть лет моложе... Дров ей лет на пять точно хватит... Скорее бы выписали... На следующий год печь отремонтирую, чтобы еще лет десять грела. А хата у нас крепкая. Вот хотел этим летом колодец поправить, да не успел... Ну ничего, будут же еще теплые дни!

С этими словами сосед медленно встает и осторожно идет к окну, чтобы на погоду посмотреть. Она его интересовала не меньше, чем собственное здоровье. За окном — последние дни августа, уже можно и картошку копать, а он в больнице оказался. Переживает.

Каждый день начинается с того, что пожилой мужчина просит хирурга, чтобы тот выписал его из больницы, отпустил домой. Ведь там работы море. Обещает и режим соблюдать, и даже швы снять самостоятельно. Но хирург всегда после обхода говорит смеясь: «Нет, дорогой ты мой человек, еще не время. Полежи пару дней, а там поглядим».

Мой сосед после обхода становится грустным. Чтобы отвлечь его от невеселых мыслей, начинаю рассказывать, как неделю назад, занявшись ремонтом замка в деревенской хате, пытался вытащить из дверного косяка пробой, вбитый туда давным–давно. Как возился с простой железякой около часа, пробуя разные способы и приспособления. Черный пробой звенел, но из дверного косяка не вылезал, сидел мертво. Ломать дверную коробку не хотелось, а потому, уже разозлившись, продолжал возиться. Наконец, взвизгнув, как живое существо, пробой очутился в руках. Я смотрел на него с интересом. Пробой оказался старинным, кованым, с длинными острыми усами, похожими на корни зуба. Только пятая, а может, и седьмая часть его была видима, как у айсберга.

Пожилой сосед с пониманием хмыкает и говорит: мол, железо раньше было в цене, а потому пробои ковали, то есть делали, один раз, но навсегда. Механизм в замке мог поломаться, замок мог развалиться, а вот пробой должен был выстоять! И забивали глубоко, так, чтобы с ходу злодеи не вырвали...

Интересуется: не выбросил ли я его? Услышав, что я забил его выше, довольно кивает и рассказывает про своего соседа:

— Подхожу как–то, а он баньку ремонтирует, доски старые прибивает абы как, со щелями... Увидел, что я скривился недовольно, и говорит: «Знаешь, сосед, на мой век этой бани хватит, а детям и внукам моим ни хата эта, ни баня, ни огород не надо!» Вот тебе и ответ про твой пробой кованый. Раньше хороший хозяин строил, не только чтобы самому пожить хватило, но чтобы детям и внукам осталось. Поэтому и пробои ковали, и лес правильный брали... А теперь все для себя живут. Потому и делают все абы как. Детей стараются из деревни в город спровадить... Вот деревни и вымирают. Дома стоят, а людей уже и нет. И наши уехали, и соседские. Только старичье и остается...

Закончила тему медсестра. Она вошла в палату с одноразовыми шприцами сделать всем пациентам обезболивающие уколы.

Я лежал в большой и светлой палате, смотрел, как за окном плывут облака, и думал о той деревне, где стоит дом, доставшийся нам в наследство. Вспоминал деда жены и его крестьянскую логику. Он всегда говорил, копая колодец, сажая яблони, вставляя в окна новые рамы, что делает не для себя, а для детей и внуков.

Черный кованый пробой, сделанный им лет 70 назад в деревенской кузнице, он забил так, что я едва смог вытащить. Интересно, а мой внук будет вертеть в руках эту железяку и удивляться?

ladzimir@tut.by

Советская Белоруссия № 171 (25053). Среда, 7 сентября 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter