Композитор Оскар Фельцман — о жизни, творчестве и судьбе
18 февраля исполняется 85 лет легендарному композитору Оскару Фельцману.
Его песни завораживают и по сей день необычайной задушевностью, как и он сам, интеллигентный и открытый, с мягким, сразу располагающим к себе слегка хрипловатым голосом. «Огромное небо», «На тебе сошелся клином белый свет», «На пыльных тропинках далеких планет», «Ландыши», «Фронтовики, наденьте ордена!», «Ничего не вижу…»
Их множество. А еще оперетты, концерт для скрипки с оркестром, мюзиклы. С юбиляром беседует наш корреспондент Вячеслав Стома.
— Оскар Борисович, 85 лет за плечами и большая насыщенная творческая жизнь. Каковы главные ее итоги?
— Действительно, 85 — цифра довольно большая. Должен вам сказать, что я удовлетворен своей жизнью, хотя, конечно, были огрехи, взлеты, падения… Но благодарен Богу, судьбе, что так все сложилось.
Главное, чем я могу гордиться, — то, что, мои песни любимы людьми. Когда-то я не мог представить, как можно написать такую песню, чтобы люди пели ее не только на концертах, на радио, телевидении, а просто в быту, за столом, на улице. Когда у меня самого начали появляться такие песни, для меня это было самой большой радостью.
Я работал в разных жанрах, писал песни, оперетты, мюзиклы и так далее и все время стремился сделать так, чтобы люди воспринимали мое творчество. Что греха таить, удавалось часто. И это для меня самая большая награда. Итог 85 лет заключается именно в том, что я, очевидно, работал не зря.
— Расскажите, пожалуйста, о ваших первых шагах композитора и музыканта.
— Все начиналось в Одессе. Родился я в 1921 году в семье врача. Мой отец был очень музыкальным человеком. В шутку в Одессе говорили, что среди врачей он самый лучший музыкант, а среди музыкантов — самый лучший врач. Он прекрасно играл на рояле. У нас в квартире всегда звучала музыка Баха, Бетховена. Так что я родился, а потом воспитывался в настоящей музыкальной семье.
Лет в пять я начал пробовать сам писать музыку. Первой была пьеса для рояля. Называлась она «Осень». Это грустная музыка, и я до сих пор удивляюсь, что ребенок написал такое минорное сочинение. Объяснение, очевидно, в моем детском характере.
Когда мне было лет шесть-семь, я попросил отца, чтобы мне сделали доску, на которую я мог бы положить лист нотной бумаги и писать музыку. Эта доска и сейчас лежит у меня на рояле, я с ней никогда не расстаюсь, и все свои сочинения я написал на этой доске, по-моему, очень хорошей, красивой и очень мне дорогой.
Первым моим педагогом был Петр Соломонович Столярский. Он думал, что я буду играть на скрипке. Но через две недели стало понятно, что скрипка мне не подходит, и в шутку сказал профессору: «Хочу играть не стоя, а сидя». И тогда он посоветовал моей маме: «Отведите его к Берте Михайловне Рейнгбальд (кстати, у нее учился Эмиль Гилельс), пусть она учит его играть на рояле».
С тех пор я играю на рояле. И должен сказать, довольно неплохо владею этим инструментом. Мне кажется, композитор должен быть обязательно хорошим пианистом, потому что рояль больше всего в своем звучании напоминает оркестр.
Я окончил знаменитую школу Столярского в Одессе по двум специальностям: по классу рояля и по композиции и поехал поступать в Московскую консерваторию. Поступил, как говорили, «первым номером» в класс знаменитого композитора Виссариона Яковлевича Шебалина. И с тех пор начал серьезно заниматься композицией. Писал музыку камерную, симфоническую, и в те годы никогда не думал, что жизнь моя будет связана с легким жанром.
— Вы пережили страшное время — войну, она как раз совпала с периодом вашей наиболее бурной деятельности — в 1941 году в возрасте 20 лет вы уже были руководителем Сибирского союза композиторов.
— Когда началась война, я оказался в Новосибирске. Туда приехали в эвакуацию ленинградские артисты, театры, композиторы. Меня, молодого человека, выбрали возглавлять Сибирский союз композиторов, что было очень волнительно и ответственно.
В Новосибирске я познакомился с Леонидом Осиповичем Утесовым. Он был в эвакуации со своим оркестром. Встретиться с ним мечтал еще в Одессе, когда мальчишкой ходил в кино смотреть «Веселых ребят». Слушал музыку Дунаевского и думал: «Неужели когда-либо в жизни я увижу этих людей?» А тут запросто встретился с ними в Новосибирске. Потом моя дружба с Утесовым продолжалась в Москве. В Новосибирске впервые начал сочинять музыку массовых жанров. Потом, когда приехал в Москву, написал первую в своей жизни настоящую песню «Теплоход» на стихи В. Драгунского и Л. Давидовича. Проиграл ее своим товарищам-композиторам, и они сказали: «Неси скорее Утесову. Он обязательно будет ее петь». Я поначалу стеснялся. Но потом пришел к Утесову и сыграл «Теплоход». Это было много десятилетий тому назад, но и сейчас эта песня живет. Ее поют, и я от этого испытываю, конечно, большое удовлетворение.
— С кем из поэтов вам больше нравилось совместно творить? Как обычно рождались песни, что было первым — стихи или музыка?
— Мне в жизни очень повезло. Я работал и работаю с самыми лучшими поэтами. Для меня поэзия — первооснова песни. Не могу написать песню без хороших стихов, содержательных, которые могут прийтись по душе людям.
Среди моих авторов — Роберт Рождественский, Евгений Долматовский, Михаил Матусовский, Лев Ошанин и многие другие самые лучшие наши поэты. С Робертом Рождественским меня связывала необычайная, не только творческая дружба. Прошло уже немало лет, как он ушел из жизни, но я до сегодняшнего дня переживаю эту потерю. Роберт понимал, что мне нужно, как буду писать песню. Без этого взаимного понимания невозможно написать ни одной настоящей песни. Мы объездили Советский Союз не один раз. Бывали в городах, больших и малых, и должен вам сказать, только непосредственный контакт с теми, для кого ты пишешь музыку, гарантирует в какой-то степени успех. Мне и сейчас без контакта с людьми, со слушателями невозможно работать. И я себе этого просто не представляю.
Некоторые композиторы сначала пишут музыку, потом просят поэтов, чтобы они подтекстовали, и получаются песни. Для меня такой метод никак не проходит.
— Лучшим исполнителем ваших песен был, безусловно, Утесов. А какие другие исполнители больше всего вам импонировали?
— Утесов, действительно, был потрясающим артистом, прекрасным исполнителем, в том числе и моих песен. Тем не менее именно для Утесова я написал только одну песню — «Теплоход».
А вообще, мне очень везло с исполнителями. Самые лучшие артисты и сегодня поют мои песни. Среди них, и мне это чрезвычайно дорого, в первую очередь я должен назвать Иосифа Кобзона, уникального артиста, который пришел ко мне юным, демобилизовавшись из армии. Как сейчас помню, он пришел и спросил: «Оскар Борисович! Может, я вам понадоблюсь как исполнитель?» И спел мне несколько песен. Я тогда уже, много лет назад, сказал, что из него выйдет большой артист, настоящий пропагандист советской песни. И вот с тех пор до сегодняшнего дня не расстаюсь с Иосифом Кобзоном. Кобзон — это часть моей жизни. Кроме него, я сотрудничал с Муслимом Магомаевым, Львом Лещенко, Эдитой Пьехой и ансамблем «Дружба». Многие песни написаны специально для Эдиты Пьехи.
Мои песни пели Клавдия Шульженко, Георг Отс. Когда я написал песню «На пыльных тропинках», то Георг Отс в Таллине записал ее на русском и английском языках. А вообще, эта песня, которая посвящена нашим космонавтам, впервые прозвучала по радио в исполнении Владимира Трошина — замечательного артиста, он тогда работал во МХАТе. Между прочим, эта песня изменила всю мою жизнь. Я стал для космонавтов близким человеком, а они — моими родными друзьями.
— Есть ли еще порох в пороховницах, новые планы, творческие замыслы?
— Да! Есть. Я могу это с уверенностью сказать, потому что работаю и сейчас в полную мощь. И вот почему я работаю и почему у меня есть силы для творчества. Потому что в те ранние годы, когда только начинал писать песни, жил жизнью гражданственной. я не кабинетный работник, а тесно был связан с людьми разных профессий, всецело наполнен жизнью, ибо без того, чтобы понимать и чувствовать ее, невозможно написать ни одной песни.
— Оскар Борисович! Что вас связывает с Беларусью?
— Самым тесным образом меня связывает с Беларусью песня. Она называется «Помнят люди» на стихи поэта Евгения Долматовского. Впервые ее спела Людмила Зыкина. Содержание этой песни подсказано газетной заметкой о том, как во время войны белорусская женщина спасла от гибели молодого парня-разведчика. Зазвучала эта песня по радио, и через некоторое время мне позвонили из Грузии и сказали, что нашли этого разведчика. Он — декан политехнического института в Тбилиси. Потом через некоторое время меня пригласили в Тбилиси, я поехал и во время концерта исполнил эту песню. И каково же было мое потрясение, когда на сцену вышел герой этой песни — грузин, которого спасла белорусская женщина.
Теперь оставалось найти только белорусскую женщину-героиню, которая совершила такой подвиг. И нашли. Она вышла замуж, поменяла фамилию, поэтому были очень трудными поиски. Но когда нашли, мы с Долматовским поняли, что сделали доброе дело, — нашли белорусскую женщину и разведчика-грузина, которые оказались героями Великой Отечественной войны.
— Что бы вы хотели сказать нашим читателям и жителям Беларуси?
— Я вас очень люблю. Бывал в Беларуси, писал музыку к картинам, которые снимались на «Беларусьфильме». У меня много друзей-композиторов, в частности Игорь Лученок, с которым дружу, которого очень ценю. И когда приезжаю в Беларусь в Минск, чувствую себя как дома. А белорусским людям желаю самого лучшего на свете. И чтобы исполнились все их чаяния и надежды.
У нас была очень крепкая дружба между композиторами Беларуси и нашими московскими. И мне хочется, чтобы она продолжалась, потому что белорусские люди талантливы и очень музыкальны. Эта дружба должна расцветать и быть залогом того, что мы всегда вместе.
