«Мы рано разучились плакать». Могилевчанка Елизавета Хомченко вспоминает жизнь в блокадном Ленинграде

«Мы рано разучились плакать»

В мае ей исполнилось 90 лет. В годы Великой Отечественной войны в городе на Неве она, 10-летняя девочка, потеряла родных. И оставшись без поддержки взрослых, без хлебных карточек, выстояла сама и помогла выжить своему трехлетнему братику Валентину.

«До войны у меня была счастливая семья»

Журналистов Елизавета Петровна встречает при полном параде — в костюме, с прической: 

— Хоть я рано осталась сиротой, хорошо помню, как следила за собой, за всеми домочадцами моя мама Елена Казимировна. Она преподавала в школах для глухонемых детей, и я с детства начала учить этот язык. Даже сегодня могу многие слова произнести «на пальцах». Воспитанию нас, детей, мама уделяла много времени. А еще и она, и отец, и живший с нами дедушка учили меня и брата быть аккуратными.

На довоенных снимках — Лиза в нарядных платьях, ее маленький брат Валя с длинными завитыми волосами. Папа и дедушка — в костюмах, при галстуках. В доме — массивная резная мебель XIX века, картины….

Отец Лизы Ходасевич (это ее девичья фамилия) — Петр Степанович — до войны был на руководящей должности на судостроительном заводе. Жила семья недалеко от Невского проспекта, в доме на улице Рылеева.

Квартира была на несколько семей, с общей кухней, но обитала там одна интеллигенция, — вспоминает Елизавета Петровна. — У нас — две просторные комнаты, дорогая обстановка… Родители имели хороший вкус. Было все. А не осталось ничего… Война отняла, — Елизавета Петровна на минуту замолкает, чтобы платочком промокнуть набежавшие слезы. — Помню, как она началась. Ясный солнечный день, и вдруг — жуткий грохот по крыше. Мы жили на последнем этаже, выскочили на улицу посмотреть, что произошло. Оказалось: на город полетели зажигательные бомбы. Чтобы они не загорались, взрослые цепляли их специальными крюками, сбрасывали в песок. Мы, дети, тоже вскоре начали помогать старшим. Собирали по квартирам чулки, насыпали в них песок, раскладывали на первых этажах домов на случай пожара, дежурили на крышах, тушили зажигательные бомбы, зимой чистили улицы от снега, а еще ходили по квартирам, чтобы узнать, не нужна ли кому помощь. То есть, как могли, тоже приближали победу.

В 1941-м погиб отец, через полгода — мать

— Выживать в блокадном городе было трудно. Отца мы почти не видели — он фактически жил на заводе. Там 5 декабря 1941-го и погиб во время бомбежки. Мы потеряли кормильца, — вздыхает Елизавета Петровна. — Правда, перед этим папа нас спас — принес домой печку-буржуйку. Дед Казимир вывел трубу в окно, и мы могли греться холодными зимними вечерами. С питанием было сложнее. Магазины опустели в самом начале войны, люди голодали, от бессилия падали прямо на улицах… Дедушка, который свой паек и хлебные карточки отдавал нам, тоже вскоре слег. Мама пошла к знакомой — менять карточки на сухари. И не вернулась… Через время к нам пришел домоуправ Котов, показал мне сумочку: «Мамина?» Я открыла — в ней была костяная брошь в форме розы. Эксклюзивная вещь… Мы поняли: мама погибла. Останки ее в городе, лежащем в руинах, не нашли… Совсем ослабевший от голода и болезней дедушка не вынес горя — умер. И я осталась одна с братом на руках. Слез не было — в блокадном Ленинграде дети рано разучились плакать. Беда была повсюду, она объединяла, все старались помочь друг другу. Домоуправ Котов и наш дворник, с дочкой которого Галей я училась в 1-м классе и дружила, периодически навещали нас с Валей. Они ходили по квартирам, если видели, что люди умерли, а остались карточки или что-то съестное, — несли детям-сиротам. Спасало нас и то, что до войны мы были состоятельной семьей, поэтому в квартире остались кое-какие запасы: крахмал, столярный клей. Я варила из них клейкое месиво наподобие похлебки, так и питались. А еще у нас был запас кофе — несколько пачек. Не настоящий, а какой-то суррогат. До сих пор помню его вкус и запах. Тогда мне он казался вкусным…

Лизе было 10 лет, когда в блокадном Ленинграде она потеряла обоих родителей.

Чтобы прокормить себя и брата, маленькая Лиза вместе с другими детьми бегала к хлебозаводу, просила выезжающего из ворот водителя дать им хоть немного хлебушка. И он, сердобольный, отщипывал сиротам верхушку… И Лиза, зажав эти крошки в кулачок, шла домой — кормить Валю. Чтобы топить буржуйку, хрупкая девочка по дощечкам разломала всю дорогую мебель, что была в квартире… А вот в бомбоубежище они с братом не бегали. «Сил не было, — вспоминает блокадница. — Просто ложились с Валей на кровать, прижимались друг к дружке и ждали, когда закончится бомбежка».

Нашла брата через 17 лет после войны

Лизе было 14 лет, когда советские войска сняли блокаду и переправили ее вместе с братом и другими детьми через Ладогу в детский дом в Ивановскую область.

— Мы тогда так торопились, что не догадались взять из дома ничего. Ни фотоальбом — на память о родителях, ни мамины золотые украшения. Спасибо соседям, сберегли довоенные снимки, на которых изображены мои родители, дедушка, я с Валей, — голос Елизаветы Петровны дрожит, когда она начинает рассказывать о тех, кто смотрит на нас со снимков. — А вот на этом, послевоенном, я с мужем и детьми, а рядом — Валентин с женой и ребенком. Знаете, мы ведь с ним потерялись на целых 17 лет! И встретились, когда у обоих уже были свои семьи. Так вышло, что после Победы всех ленинградцев, которым уже исполнилось 14 лет, вернули в город на Неве. Мальчишек определили в ремесленное училище, девочек — на прядильно-ткацкую фабрику. Надо было учиться и восстанавливать город. А маленьких детей распределили по разным интернатам СССР. Чтобы впоследствии отыскать брата, понадобились годы. А нашла я его, тогда уже жившая в Белоруссии, в Калининграде.

Лиза Ходасевич с младшим братом и дедушкой незадолго до войны.

В Белоруссию 18-летняя Лиза уехала искать родственников. В Ленинграде ей было одиноко. Родных нет, в их квартире поселили другую семью.

— Отец мой был родом из Могилева, до войны мы летом ездили к его бабушке. После войны, правда, бабушку в живых я не застала. Но была другая родня, которая меня приняла. А папин друг нашел мне работу — на швейной фабрике (ныне «Веснянка»), — вспоминает Елизавета Петровна. — Там я и проработала до самой пенсии — больше 40 лет.

В Могилеве она встретила свою любовь, вышла замуж, родила троих детей. Сегодня у нее уже четверо внуков, двое ­правнуков.

— Близкие люди рядом, мирное небо над головой — это и есть самое дорогое в жизни, — уверена 90-летняя Елизавета Петровна. — Своим детям, внукам, правнукам, могилевским школьникам и студентам я рассказываю о пережитом, об ужасах войны. Знать и помнить об этом важно — чтобы никогда не допустить повторения…

Елизавета Хомченко с мужем Василием.
В Могилевской области живет 24 человека, которые в период блокады Ленинграда трудились на предприятиях, в организациях города на Неве, имеют медаль «За оборону Ленинграда» и знак «Житель блокадного Ленинграда».
ДОСЬЕ «НГ»

Блокада Ленинграда длилась почти 900 дней — с 8 сентября ­1941-го по 27 января 1944-го. Период с середины ноября 1941-го до конца января 1942-го был самым тяжелым: в декабре в городе умерло около 53 тысяч человек, потери за январь — февраль составили около 200 тысяч. Всего за время блокады в Ленинграде от голода, холода и болезней, по разным данным, погибло от 600 тысяч до полутора миллионов человек.

За массовый героизм и мужество при защите Родины в Великой Отечественной войне, проявленные защитниками блокадного Ленинграда, городу на Неве указом Президиума Верховного Совета СССР 8 мая 1965 года была присвоена высшая степень отличия — звание «Город-герой».

kislyak@sb.by

Фото из личного архива  Елизаветы Хомченко
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter