"Мы думали, что начались учения..."

Ах, война, что ж ты сделала, подлая : Стали тихими наши дворы.
Ах, война, что ж ты сделала, подлая

: Стали тихими наши дворы...

Ветераны Великой Отечественной, старшее поколение недаром любят старые песни. Хорошие песни. Военные и первые послевоенные песни.

Потому что ставшее общим местом утверждение, что война вошла в каждый дом, в каждую семью, - для них не метафора, не гипербола и даже не документальная статистика, а часть биографии. Впрочем, слово "вошла" - также не совсем верное определение. Она ворвалась - внезапно - в судьбы, планы, в жизнь миллионов, отобрав у многих и лелеянные надежды, и намеченные проекты, и саму жизнь.

Так получилось: война настигла и меня, хотя я родилась уже после того, как она закончилась. Настигла потому, что по роду службы мне приходится часто встречаться с теми, кто до сих пор несет в себе свою правду о войне. Свою боль пережитого, свой ужас перед тем днем рокового разлома, когда кажущийся незыблемым мир вдруг разом перевернулся. Чтобы уже никогда не быть таким, каким был до этой трагической точки отсчета. И пусть потом были еще более страшные дни, и более страшные потери, и более страшная и нестерпимая боль - но это уже случалось после точки отсчета. После страшного дня 22 июня, когда прозвучал тревожный голос из черной тарелки репродуктора.

Ах, война, что ж ты сделала, подлая...

В Беларуси до сих пор есть деревни, где так и не восстановлена довоенная численность населения.

Некому было восстанавливать.

В Беларуси есть, точнее, были деревни, чьи названия останутся только в памяти новых поколений и на обелиске-мартирологе в Хатыни, потому что они были начисто сожжены вместе со своими жителями.

В Беларуси люди до сих пор говорят: "Все переживем - лишь бы не было войны".

Такое могут сказать лишь те, кто знает истинную цену мирного неба над головой.

Людмила СЕЛИЦКАЯ, "СБ".



Это - рассказы тех, кто пережил первый, самый страшный день Великой Отечественной войны. Возможно, что-то было не совсем так, что-то забылось. Но это - их война, их правда о пережитом.



Подполковник в отставке Иван Федорович ХОМИНИЧ

: - Войну я встретил рядовым в составе комендантского взвода второй погранкомендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда. В 3.45 (я тогда еще на часы посмотрел) вокруг начали снаряды и мины взрываться. Честно говоря, мы поначалу и не предполагали, что это немец войну начал. Неподалеку наша десятая армия учения проводила - вот мы и подумали, что это они маневры устроили. Когда авиация начала бомбы прямо на город сбрасывать, кто-то даже крикнул: "Что они делают, по своим же лупят?!"

Связь пропала почти сразу. Информации никакой, приказов, распоряжений тоже. Что делать?

...Где-то в районе шести комендант участка капитан Бирюков принял решение отходить. Взяли оружие, построились. В это время по радио веселая музыка заиграла - диктор из Москвы бодрым голосом призвал всех заняться... утренней гимнастикой. В ответ кто-то выматерился.

На восточной стороне Кольно встретились с курсантами школы сержантского состава кавалерийского полка. Человек сто их было. Решили объединиться и занять оборону. Успели даже окопаться.

Немцы шли пешком. Как на прогулку. Бились где-то часов до 19, пока посыльные, отправленные комендантом, не принесли информацию - немцы уже в Ломже. А это у нас в тылу. Значит, не то что помощи, приказов на отход больше ждать неоткуда...

Подполковник в отставке Николай Федорович ПОВЗУН

: - Перед самой войной ушел я на повышение: назначили помощником начальника пограничной комендатуры по боевой и физической подготовке 88-го Шепетовского пограничного отряда. Лейтенантом был.

Нашу комендатуру утром 22-го немцы не бомбили: не было смысла. Практически весь личный состав находился на границе, на усилении. На второй заставе как раз проходили сборы инструкторов служебного собаководства. Вот их огнем и накрыли. Кто уцелел, рассказывал, что там ад был. Собаки, бедные, метались, выли... Практически все пограничники погибли.

А меня под утро пес по кличке Рекс разбудил - стащил на пол одеяло, начал скулить. Тут же, запыхавшись, прибежал дежурный по комендатуре: "Война!" Все, кто был, собрались у начальника штаба комендатуры. А он как-то сразу сник, растерялся. Четверо деток малых было у него... Говорим, оружие надо брать, боеприпасы, "энзэ" распечатывать, а он: невозможно - начальник склада уехал за коровами. Какие, к черту, коровы?! Я по замкам - из пистолета.

Загрузили повозки, сами верхом и поскакали на разные заставы. А я со своей группой до третьей заставы добрался. Там недавно новое здание построили. Рядом высотка, где наш станковый пулемет стоял. Хорошая позиция.

Немцы взяли и высотку, и пулемет - и по нам из нашего же оружия... Страшно как поливали свинцом. Лежим, землю нюхаем, материмся. Попробовали отвоевать высоту, не получилось: несколько человек потеряли, в грудь ранило Пашу Руденко, в ногу - меня.

Отошли к старой заставе. Услышали выстрелы в тылу. Залегли, смотрим. По дороге повозка мчится, на ней ящики с патронами и наш санинструктор... Ему шею автоматной очередью перерезало - голова на одной жилке держится, из стороны в сторону болтается, кровь хлещет... Представляете картину: несется повозка, и он там... еще сидит, с такой вот головой. Звереешь от этого. Ударили мы по фрицам, в баню загнали. Ребята по окнам стреляют, не дают высунуться, а мы с Пашей подползли поближе с гранатами и туда им, туда!

Кто-то из немцев успел все же из сигнальной ракетницы пальнуть: артиллерия по нам ударила. Пришлось отходить. За тот первый бой на границе я орден Красного Знамени получил.

Полковник в отставке Василий Гаврилович МАЛИЕВ

: - Был я начальником 4-й заставы Ломжинского погранотряда, лейтенантом.

В 4 часа заставу стали обстреливать из артиллерии и минометов. Минут 30 долбили. Загорелись конюшня и питомник, занялась крыша заставы, вспыхнула голубятня. Появляется перепуганная жена, она тогда беременной ходила

: - Вася, что это?

А что я мог ответить

: - Не волнуйся, это, наверное, большие учения. Бери всех женщин, детей и - в подвал.

А сам скомандовал

: - Застава, к бою!

Фашисты, примерно рота, шли на нас в полный рост. Они были уверены, что после такого мощного огневого налета застава полностью подавлена и что они пройдутся по нашей территории, как по остальной Европе, - без особого сопротивления. А мы их встретили дружным огнем.

Отошли фрицы, притихли на время, оставив перед заставой своих четырех убитых. Минут 10 длился второй огневой налет. Пропала связь. Фрицев стало больше - роты две. Теперь уже они передвигались перебежками, на полусогнутых. Одна группа наступала прямо на заставу, две другие обходили ее с флангов. Но там у меня отличные пулеметчики сидели - сержанты Михаил Лисовой и Сергей Григоренко. Заставские снайперы хорошо поработали. Где-то с полчаса отбивали мы ту атаку. Тогда и у нас появились первые потери: погибли рядовые Баранов и Милостюк. Почти мои одногодки...

В полдень начался третий налет. И вслед за этим новая атака силами до батальона.

В той атаке фрицы в окопы ворвались. Сцепились врукопашную. Жуткое это дело, дикое. Мы человек пять штыками закололи... Я потом читал, что немецкие солдаты наших пограничников фанатиками называли. Ни один из наших в плен не сдавался, бились до последнего. И ни одна застава, ни один пограничный наряд не покинули обороняемого участка без приказа.

К нам такой приказ поступил уже после того, как мы отбили четвертую атаку. Где-то в районе 16 часов. К тому времени противник продвинулся на 8 - 10 километров к нам в тыл. На заставе из 55 человек по списку - 42 убиты. Каждый из оставшихся в живых ранен, некоторые - по два, а то и три раза...

Решили отходить тремя мелкими группами. Отход прикрывали два пулеметчика: Костин и Подопригора. Один из местных жителей, Феликс Высоцкий, ставший свидетелем героизма этих ребят, рассказывал потом, что фашисты, окружив заставу, предложили пулеметчикам сдаться.

Тогда Подопригора, встав во весь рост с гранатой в руке, выкрикнул, что пограничники не сдаются, и вырвал чеку...

Это в их честь, в память о Подопригоре, Руденко, Иванове, Петрове - тысячах безвестных защитниках рубежей Отечества, сложивших свои головы в первых боях на границе, в Гродно возведен величественный мемориальный ансамбль. Он станет местом, где можно поклониться всем тем, кто в июне 41-го не побежал в панике, кто дрался до последнего.

Подготовил Владимир НЕСТЕРОВИЧ.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter