— С Игорем мы познакомились в конце 1960–х на Нарочи, где комсомол проводил семинары творческой молодежи. На несколько дней здесь собирались молодые писатели, актеры, художники и дискутировали, общались, знакомились. Лученок уже тогда был звездой и находился в самом зените славы. А я только–только окончил наш театрально–художественный институт (сегодня — академия искусств) и был для него совсем юным пацаном, хотя по возрасту я несколько старше. Но дружба завязалась сразу. Мы начали часто встречаться в Минске: на концертах, творческих вечерах, да и просто на улицах. Тогда же я вылепил для него медаль и чуть позже снял гипсовую форму руки, увековечив тем самым ее для истории. Потом начал много рисовать, фотографировать, снимать на камеру. И в прошлом году приступил к работе над скульптурой.
Закончить работу Иван Миско планировал к 80–летнему юбилею композитора, но завершил намного раньше. Лученок, признается скульптор, позировал с удовольствием, заходил в мастерскую едва ли не каждый день. Но... всегда без предупреждения.
— Характер у Игоря непростой — пылкий, беспокойный. Для меня как для скульптора важно было уловить момент, поймать его настроение. Интуитивно я чувствовал: сегодня он в таком настроении, что можно и поработать. А бывало, специально звонил, приглашал в мастерскую позировать — и он отказывал... Лепил я долго, на протяжении всего года. Создавал, ломал, снова начинал. Поймать его творческое настроение не так легко, ведь Лученок взрывной, нешаблонный. Вступать с ним в дискуссии тоже сложно. Лучше лепить молча. Я долго искал форму прически, все думал, как сделать так, чтобы над головой появился ореол из нот. Ведь ноты вокруг него постоянно: в голове, над нею — повсюду. Мне также хотелось показать его бунтарский дух, взрывной характер. Поэтому волосы получились растрепанными, не прилизанными — это, считаю, и есть настоящий Лученок.
— Часто ездили на рыбалку. Но рыба и процесс ее ловли его всегда мало интересовали. А вот природа, ее изменения — он подмечал все. Бывало, бросал удочку и хватался за бумагу и карандаш: в голове рождалась мелодия, от которой он не мог избавиться. Он и сейчас все время что–то записывает. Многие из его записей на клочках бумаги потом становились хитами и шлягерами.
Четырем самым известным мелодиям Лученка — а среди них и «Алеся», и «Журавли на Полесье летят» — нашлось место в той самой скульптуре работы Ивана Миско. Ноты их автор выписал собственноручно, после чего Иван Якимович бережно перенес их сначала на пластилиновый, а затем и гипсовый слепок:
— Вообще, я старательно собираю все черновики, в которых он писал ноты. Важно сохранить это наследие сейчас, а не начинать заниматься фондами тогда, когда человека уже не станет. Нам ведь всегда кажется, что еще будет время, и в итоге все это откладывается на завтра, на потом, на попозже... Помимо записей, у меня хранится целая коллекция автографов Лученка.
Оценить скульптуру самые расторопные уже успели: этой весной работа выставлялась в художественной галерее Михаила Савицкого. Сам герой результатом годичных трудов остался доволен, однако у скульптора Миско есть еще планы:
— Никак не могу уговорить Игоря и снять его гипсовую маску. Но тут тоже нужно поймать настроение. Хотя он поддерживает, как правило, любую мою инициативу. Не так давно, например, по моей просьбе позировал для выпускника академии искусств, молодого и очень талантливого графика Николая Нечая, которого я заприметил, будучи председателем ГЭКа. Чуть позже переговорил с директором Музея истории города Минска Галиной Ладисовой и предложил такую идею: серия портретов известных жителей города от нашего молодого художника. Уже готовы портреты Эдуарда Ханка, Игоря Лученка, Геннадия Овсянникова. Так что скоро ждите большую выставку.
leonovich@sb.by
