Всякая музыка пишется и исполняется с какой–то целью.
Самая прекрасная цель — «вызвать у слушателя неконтролируемые разумом эмоции» (фраза, подслушанная мной у дирижера Евгения Бушкова). Если цель достигнута, слушатель смеется, плачет, внутренне танцует, погружается в нирвану — переживает нечто необыкновенное.
Но бывает и по–другому. Например, пианист хочет по–новому сыграть хорошо знакомую сонату. Или композитор хочет открыть новые звуковые миры, новые способы сочинения или игры на музыкальных инструментах. Это тоже здорово. Интересно. Утонченная игра, в которую втягиваются и исполнители, и слушатели. Если повезет, это может вызвать неконтролируемую разумом эмоцию — изумление и восторг.
Но если композитор сочиняет, просто чтобы доказать, что он композитор, или заработать немного денег — это скучно, господа!
К счастью, новые сочинения белорусских авторов, прозвучавшие 2 декабря в концерте молодых преподавателей и 3 декабря в филармонии в концертной программе «Трамонтана II», почти все были со смыслом, и ни одно из них не повторялось дважды.
Больше всего меня поразила пьеса Валерия Воронова GIGANTOMANIA для там–тама соло. Не просто пьеса, а попытка звукового сотворения мира. Вселенная возникает из глухого рокота там–тама, который лежит на специальной железной раме оборотной стороной вверх, и звук из него извлекается хирургически точными, невероятно продуманными, балетными движениями рук.
Да, эту музыку нужно видеть, а не только слышать! В этом ее сила, но одновременно и ущербность, потому что, записанная на аудио, она потеряет часть своих смыслов и своего обаяния.
...А вселенная тем временем растет, обретает форму, и вот уже там–там перевернут лицом вверх, и на нем играют колотушкой со спицей. Это зажигаются звезды, и партитурой для музыканта служит карта звездного неба. И, наконец, там–там подвешен, как ему и надлежит быть, и на глазах изумленной публики свершается сотворение человека.
В такой музыке исполнитель — не просто соавтор, а лицо даже более важное, чем композитор. Он и только он знает все секреты своего инструмента — в том числе и те, которые никак невозможно передать ни в нотах, ни на словах. И он — человек–театр. И потому успех «Гигантомании» — а успех был шумнее, чем сама пьеса, — во многом заслуга исполнителя на ударных Михаила Константинова. Мало того что вдохнул в этот космос звуковую жизнь, еще и предстал демиургом, творцом вселенной. Красивый, словно сошедший с полотен Перуджино, с развевающимися черными волосами, он сам был этой музыкой и этим твореньем.
Михаил Константинов участвовал в исполнении еще двух пьес. Во–первых, пьесы Галины Гореловой «Диалог с закатом. Музыка для кельтской арфы и двадцати двух бокалов, наполненных дождевой водой», в которой Михаил Константинов играл на бокалах, а Екатерина Журавлева — на кельтской арфе (редчайший инструмент из ее домашней коллекции). Из такого сочетания образовались неповторимая звуковая атмосфера и замечательный театр. Во–вторых, Трио для кларнета, маримбы и виолончели Виктора Копытько.
С кларнетом вообще особая история. У нас нет такого композитора, который не экспериментировал бы с этим инструментом. И причина не в его особых свойствах, а в том, что у нас есть замечательные педагоги, готовящие кларнетистов к исполнению самой сложной современной музыки. В концерте «Трамонтана» участвовало пять (!) учеников профессора, заслуженного деятеля искусств Виктора Скороходова. Он сам, несмотря на ненастье, пришел за них поболеть и стал свидетелем их триумфа.
Еще один любимый инструмент — арфа. Для нее написана «Багатель» Виктора Войтика — самое музыкальное из всех произведений, исполнявшихся на «Трамонтане».
Но больше всего меня согрела фортепианная пьеса–«лайфхак» Константина Яськова «Да цвiла, цвiла чэрамшына», прозвучавшая в концерте молодых педагогов в исполнении Екатерины Марецкой–Яскельчик. Это музыка души.
А еще меня порадовало обилие публики. Ни кресел, ни стульев не хватало, и это самый лучший дефицит.
juluaandr@gmail.com
Советская Белоруссия № 240 (25122). Среда, 14 декабря 2016
