Камбоджа — страна приветливых, немного застенчивых и улыбающихся людей. Если вы в стране не на день и не на два, то через некоторое время обратите внимание на странную вещь: здесь мало стариков. Для меня, живущей в Китае, где пожилые люди и старики заполняют парки и улицы и являются непременным атрибутом любого пейзажа, их отсутствие в Камбодже особенно бросается в глаза. Другое, что бросается в глаза, — очень много детей.
Тех, кому по внешнему виду можно дать за семьдесят, вообще не видно, тех, кому за шестьдесят, — мало. За объяснением далеко ходить не надо. Нужно всего лишь согласиться на призыв одного из многочисленных водителей тук–туков (трехколесный крытый мотороллер) и отправиться на Killing Fields — «Убийственные поля», я предпочитаю этот перевод. Людям с чувствительной нервной системой делать это не рекомендуется, а просто туристам лучше несколько раз подумать, прежде чем соглашаться. Но если вас (как и меня) интересуют мрачные глубины, в которые с устрашающей регулярностью падает человечество, то ехать нужно. Чтобы испугаться и снова задаться вопросами, на которые так сложно найти ответы.
Из всего страшного, что пережил ХХ век после Второй мировой, «красные кхмеры», на мой субъективный взгляд, — в разряде самого–самого. Я категорически не согласна с западными исследователями, которые называют Пол Пота и его последователей коммунистами, — они и сами себя так не называли. Скорее — маоистами. Пол Пот побывал в Пекине в разгар «Великой пролетарской культурной революции», и зрелище многотысячной, одинаково аскетично одетой толпы, скандирующей лозунги и вооруженной красными цитатниками «великого кормчего», его и потрясло, и воодушевило. Пол Пот хотел построить в родной Кампучии общество полного равенства. Ему казалось, что это возможно. Как и в Китае, закрыли университеты. «Самым–самым» правильным классом Пол Пот счел крестьянство.
Наверное, нет страшнее человека, чем тот, который свято верит в свою правоту и непогрешимость и хочет вас осчастливить. Войдя 17 апреля 1975 года в Пномпень, «красные кхмеры» остановили часы, хотя сами полагали, что «запустили» новое время — 1975 год был объявлен «нулевым». В течение нескольких следующих дней все (без исключения, включая детей, больных и стариков) население столицы и провинциальных центров маршировало вон из городов — в деревню, на строительство светлого будущего. Строили по 12 — 15 часов в день. Многие умирали, поэтому сегодня в Камбодже мало стариков.
Но «Убийственные поля», куда вас за 10 — 15 долларов отвезут пномпеньские тук–туки, — это нечто иное. Это места, куда свозили, потом пытали, а потом убивали тех, кто был не согласен с режимом. Вернее, тех, кого подозревали в несогласии с режимом. Обычная школа превратилась в тюрьму S–21 — через нее прошли 17 тысяч человек, выжили 6. Четкой работе «красных кхмеров» позавидовали бы и нацисты: каждого вошедшего фиксировали и фотографировали два раза — до и после пыток. Сегодня S–21 — музей этих фотографий. Очень страшный — подумайте, прежде чем решитесь прийти.
Последнее пристанище этих 17 тысяч — «Убийственные поля». Часто людей давили бульдозерами — чтобы сэкономить пули. По всей стране — тысячи таких бывших тюрем и полей. До сих пор неизвестно, сколько точно людей погибло за три года восемь месяцев и 21 день правления «красных кхмеров» — общепринятой считается цифра 2,5 — 3 миллиона человек.
Когда я смотрю на сегодняшних кхмеров (это название титульной национальности страны, и ничего ругательного в этом слове нет), то никак не могу понять: как с ними могло такое случиться? Почему они не спасли себя сами (Пол Пота скинули вьетнамцы)? Почему не сопротивлялись этому навязанному сверху «счастью»? И понимаю, что у человечества, у каждого человека есть такие мрачные глубины...
Мы спорили с мужем, который сказал, что вот у нас, славян, такое было бы невозможно. А я не уверена. Ведь во время войны практически в каждой белорусской деревне были не только партизаны, но и — увы! — полицаи: свои, отправлявшие на смерть своих.
В нас живут ангелы и демоны. И глубины наши могут быть мрачными до жути. Но знаете, что лично для меня печальнее всего в этом мрачном камбоджийском опыте? Пол Пот умер своей смертью в 1998 г. — его так и не судили за преступления против собственного народа.
Сейчас в Камбодже пропагандируется политика примирения. Звучит хорошо, но пока единственным видимым ее результатом стало то, что из всех учебников истории изъяли страницы о «красных кхмерах». Стариков, которые видели и помнят, почти не осталось, и у входа в «Убийственные поля» торгуют майками с изображением Пол Пота...
Фото Михаила ПЕНЬЕВСКОГО.
