«Мой долг — запечатлевать время...»

Михаил  Савицкий  не  любит  отмечать  юбилеи, а  торжественным  церемониям  предпочитает  ежедневную  работу  в  мастерской

Михаил  Савицкий  не  любит  отмечать  юбилеи, а  торжественным  церемониям  предпочитает  ежедневную  работу  в  мастерской

В последние несколько недель телефонные звонки и визиты разных людей к народному художнику СССР и Беларуси Михаилу Савицкому следуют один за другим. Особый интерес к его персоне понятен – 18 февраля мастеру исполняется 85 лет. К юбилейной дате готовится ряд мероприятий. Впрочем, самому художнику вся эта суета отнюдь не по душе. 

— Опять неделя пропадет начисто. А ведь время не восстановишь. Я вообще не хотел бы отмечать никакого дня рождения. В нашей семье это было не принято, и я, надо сказать, никогда этого не делал. Впервые мне отметили юбилей в 60 лет. Ненавижу юбилеи. Это – похороны. А у меня много еще замыслов, задумок. 

— Михаил Андреевич, вы по-прежнему верны своему правилу – каждый день с утра до вечера в мастерской? 

— Я не вижу в этом ничего сложного. Мой отец-крестьянин так работал – весь световой день, от темна до темна. Для себя я давно уже решил быть таким же тружеником. Ведь что такое картина? Считается, что это запечатленная с натуры сцена жизни. Но как сделать с натуры, например, картину «Без вести пропавший» или «Запретная зона»? А ведь это понятия, которые характеризуют действительность, они реальны, живут, и таких понятий много. Я пытаюсь сделать их зримыми, и это достаточно сложно. Поэтому и приходится день в день трудиться, искать… Никуда не денешься – это моя профессия. В этом я прожил свою жизнь. Я всегда знал: главное — работать, как бы к тебе ни относились. 

— Кстати, относились по-разному… 

— Да, у меня много званий – и положительных, и отрицательных. Высшее отрицательное – «идеологический диверсант». Но в то же время – народный художник СССР. Смешно, правда? Я был в самых жестоких немецких концлагерях. Выжил. И мне все время предъявлялось: почему выжил? Какие-то несколько часов отделяли меня от крематория. Но почему отделяли, я никак не мог это объяснить. А раз не мог, значит, поднадзорный. Чтобы у матери два дня погостить, я должен был переть за несколько километров в милицию, сообщить: мол, прибыл, а потом, уезжая, сниматься с учета… Меня обвиняли, что я пишу негероические картины. А я никак не мог понять, почему? Ведь война – это прежде всего величайшая трагедия, гибель в каждой семье… Мой долг художника – запечатлевать время. Нравится это кому-то или не нравится. Только изобразительному искусству дано оставлять людям навечно отрезок времени. 

— Каким видится вам сегодняшний день белорусского изобразительного искусства? 

— Сегодняшняя ситуация меня огорчает. Считаю, в развитие мировой культуры равный вклад внесли изобразительное искусство античности, эпохи Возрождения и русские художники XIX века. Сейчас идет война по разрушению этих достижений. Все ринулись разрушать, при этом рассуждают о концептуализме. Но ведь это политическое искусство, направленное на разрушение нашей культуры, отвергающее реализм, традиции. Говорят, дескать, новое направление, новый авангард, а реалистическое –  догма, все сущее нам не надо, мы что-то изобретем. Ссылаются на Платона. Но ведь Платон заявлял: нельзя изменить все сущее. Однако они трудов Платона не читали. Такая вот ситуация – безграмотность, наглость и халтура. Но все считают себя великими художниками, ведь они выставляются за рубежом и такие же великие искусствоведы их хвалят. Но для искусства это негодные люди. 

— А как же возглавляемые вами Творческие академические мастерские живописи, графики и скульптуры?  

— Бьюсь как рыба об лед уже 25 лет. Помню, целым президиумом еще Академии художеств СССР, с прекрасным столом агитировали меня взяться за  это дело. Как я ни отказывался, уговорили все же эти мастерские вести. Почему-то считают, что это мне выгодно. Но каждый год, что я затрачиваю на них, я недодаю своему творчеству. А это, как минимум, 25 картин. Я столько времени истратил на строительство комплекса для молодых художников, на педагогическую работу, чтобы сформировать их хотя бы сколько-нибудь патриотами, которые служили бы своей Родине, ее культуре. Но, увы… Необразованны, заносчивы, ничего не умеют и не хотят, кроме денег. Например, есть пейзажисты, но они не знают, что такое пейзаж... Копию могут сделать с натуры, и то плохо. Мечты молодых — добровольное рабство в западный мир. Все мечты – туда. Они не понимают, что Европа — это совсем не то, чем мы жили и трудились. Если у нас созидание – это созданное своими руками, то в Европе –  созданное руками чужими. А это совершенно разные вещи.  

— Михаил Андреевич, что же с этим делать? 

— Когда-то я создал подробнейший, вплоть до штатного расписания, проект Национальной академии искусств, которая была бы полезна всем. Художники отчитываются выставками. Музыканты – концертами. Кинематографисты – фильмами и т. д. То есть открытая форма работы под контролем президиума академии. Какую борьбу из-за этого проекта я выдержал с белорусскими художниками и прочими деятелями культуры! Но все заглохло… 

— Над чем вы сегодня работаете? 

— Пишу большой холст. Трудный. Темой решил взять страшное преступление фашистов в Беларуси. Участвуя в работе республиканской комиссии по выплатам узникам, я узнал, что недалеко от Марьиной Горки в войну был специальный лагерь, где немцы брали кровь у детей. В Библии как страшное преступление обозначено убийство младенцев царем Иродом. Но он убил нескольких, а здесь – тысячи детей… Сложный холст. Если говорить языком драматургии, задумал в нем три акта, каждый из которых имеет свое значение: освобождение лагеря армией и партизанами, вынос оставшихся в живых детей и оплакивание погибших. Иногда думаю: наверное, не рассчитал свои силы, и нет в мире большего дурака, чтобы в мои-то годы браться за такую работу. Но, с другой стороны, понимаю: надо написать, такие события нельзя забывать. 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter