«Своим среди своих» ощущает себя актер на встречах со зрителями.
Когда рецензент Эдинбургского театрального фестиваля за роль Жевакина в «Женитьбе» Гоголя назвал Льва Дурова «трагическим клоуном», он попал в самую точку. Во-первых, верно определил природу дарования артиста, а во-вторых, угадал его происхождение из династии русских цирковых артистов.
Дворянская фамилия Дуровых известна в России с 1540 года. Как сказано в Общем гербовнике Всероссийской империи, из «фамилии Дуровых многие служили престолу дворянские службы и жалованы были от государей в 1629 и других годах поместьями». Шестую часть Гербовника занимает родословная дворян Дуровых, среди которых было 8 стольников Петра Великого, кавалерист-девица Надежда Дурова, родственные отношения связывали их и со знаменитой артистической династией Садовских.
Сам Лев Дуров приходится внучатым племянником знаменитым циркачам Анатолию и Владимиру Дуровым. А вот родители его к цирку отношения не имели – отец работал в «Союзвзрывпроме», а мать – в военно-историческом архиве. Сын их, лефортовский мальчишка, окончил Школу-студию МХАТ и угодил в труппу Центрального детского театра, где на первом же сборе встретился с главным своим режиссером – Анатолием Эфросом. Их сотрудничество – на сценах трех театров – продлилось почти три десятилетия.
Сниматься в кино Дуров начал выпускником Школы-студии, но заявил о себе не сразу. Прошло почти 10 лет, прежде чем зрителю был явлен его особый взгляд на окружающий мир, его самобытность и темперамент, его неповторимая интонация, в которой слышны были отголоски того, что критик назвал «трагизмом клоуна». И сегодня, когда называют картины – «Калина красная», «Три мушкетера», «Прощание с Матёрой», «Бумбараш», «34-й скорый», «Село Степанчиково и его обитатели», «Не послать ли нам гонца?», «Луной был полон сад», «Егорушка», телефильмы «Вся королевская рать», «Семнадцать мгновений весны», зритель мгновенно оживляется, если речь идет о Дурове. Хотя в основном это роли второго плана, а то и эпизоды. Всего в арсенале артиста более 200 киноролей, и дорогу в Книгу рекордов Гиннесса, говорят, переходит ему лишь Армен Джигарханян.
После окончания Высших режиссерских курсов Лев Дуров стал режиссером-постановщиком. Среди авторов, по произведениям которых на сцене Театра на Малой Бронной им поставлены спектакли, как классики – А. Островский и А. Чехов, так и современные драматурги и прозаики – А. Арбузов, М. Ворфоломеев, Е. Шварц, братья Стругацкие, Н. Коляда. Параллельно с работой в своем театре артист участвует в спектаклях «Школы современной пьесы».
Лев Дуров – автор книг «Грешные записки», «Байки из Закулисья» и «Байки на бис». Его друг актер Владимир Качан заметил, что «география звания Дурова – народный артист СССР – формально сузилась до размеров России, а фактически расширилась. Потому что он по-прежнему народный артист и Беларуси, и Украины, и Казахстана, и Прибалтики, и Израиля, и США, и всех других стран, где любят и помнят артиста Дурова, драматического клоуна, хулигана, анекдотчика, своего в доску мужика для всех слоев населения!»
Помнится, именно так в Гатчине, на фестивале «Литература и кино», встречали зрители актера, режиссера, педагога, действительного члена Академии естественных наук, лауреата премий «Хрустальная Турандот», «Пегас» и Московского кинофестиваля, народного артиста СССР Льва Дурова.
«Фестиваль ваш называется «Литература и кино», – сказал актер, обращаясь к зрителям, – а я кого только не сыграл из классики. А с некоторых пор слава обо мне пошла, что я замечательно рассказываю. И вот я стал записывать разные истории, что-нибудь и вам расскажу сегодня». Так и прошла эта встреча – в разговорах о литературе и кино, о жизни, и перемежались монологи Льва Константиновича с его байками из книг, прозвучавшими в концертном варианте совсем по-другому.
* * *
– Мне везло на персонажей. Режиссер Игорь Гостев снимал фильм «Беспредел». Про зону. Первая правдивая картина на эту тему. Я играл Кума – заместителя начальника лагеря. Через Кума в лагерь передавали чай, наркоту. И вот Гостев мне говорит: «Буду снимать картину «Серые волки», сыграй мне одного из членов Политбюро». – «Кого?» – «Микояна». – «Какой я Микоян?» – «Вылитый». Спрашиваю у людей: «Похож я на Микояна?» – «Не похож». Поехали на «Мосфильм». Приляпали накладочку – одно лицо. И вот мы с внуком Ваней поехали в Цирк Владимира Дурова. В фойе стоял бюст Микояна, так мне сказали, что я больше похож на Анастаса Ивановича, чем его бюст.
В этом фильме снимался Сергей Хрущев. Ему картина не понравилась, и он снял свою фамилию с титров. Но потом извинился и все восстановил. Его отца Никиту Хрущева правдиво сыграл Ролан Быков.
* * *
– Фильм «Серые волки» мы снимали в правительственном заповеднике Завидово. Там начиналась сцена охоты на волков. Их, конечно, не убивали. Сшибали снотворным, обливали красной краской, и они спокойно спали. Стою я как-то на площадке, а рядом топчется человек в телогрейке: за отворотами – синий мундир, а солдатская ушанка сидит, как генеральская папаха. Весь подтянутый, красивый, лицо загорелое. Южный загар резко контрастирует с белым снегом. Я не выдержал: «Вы что-то хотите мне сказать?» А он и спрашивает: «Константиныч, ты знаешь, кто я такой?» – «Нет, не знаю». – «Я егерь Политбюро». – «Прости, но Политбюро уже сто лет как нет». – «А вот про меня забыли». Вытаскивает трудовую книжку и показывает. Действительно: «Главный егерь Завидовского заповедника». «Вот, – говорит, – вы про Хрущева тут снимаете, а вы знаете, что Хрущев мне чуть всю жизнь не искалечил? Помните, когда Вальтер Ульбрихт был у нас в России самым дорогим гостем? Никита всегда встречал его как родного. И вдруг звонок: Хрущев с этим Ульбрихтом приезжают на заячью охоту. А зайцев у нас в заповеднике нет! Что делать?!
Ну, мы привыкли ко всему. Приезжают члены Политбюро, им солдаты выталкивают оленей, кабанов, кому что нужно. Они их стреляли и хвастались потом охотничьими трофеями. Делать нечего, поехал я в соседнее хозяйство, поменял на бутылки зайцев и привез их в клетке. А зайцы, паразиты, оказались хитрыми и умными. Ночью умудрились открыть клетку и удрали. Утром мне говорят: «Слушай, главный, нет зайцев – все ушли». «Братцы, – говорю, – что делать будем?» А в это время слышу: «Вау! Вау!» – сирены орут. И едут с мигалками «членовозы». Я выбегаю навстречу и уже понимаю, что мне сейчас будут кранты. И вот машины останавливаются, вылезает Никита. Я поприветствовал его и говорю: «Никита Сергеевич, знаете, сейчас не сезон и зайцев в заповеднике нет». Он побагровел: «Как нет?! На Руси нет зайцев? Да я тебя сгною!..»
Короче, орал-орал, а потом говорит Ульбрихту: «Пошли!» И они зашли в охотничий домик. А я вдруг вспомнил, что у нас в баньке висят заячьи шкурки. И подумал: поймаем на помойке кота, зашьем в шкурку и выпустим под стволы. Все равно руководители сейчас напьются и ни хрена не поймут. Послал я ребят, они поймали сеткой голодного кота и зашили в заячью шкурку. Но, как известно, коты очень своенравные животные и страшно обижаются, когда над ними измываются.
Когда мы зашили кота, его вроде как бы парализовало. Он, видно, не мог понять, что с ним делают. Получился этакий котозаяц. Он не бежал, не прыгал, а мог только ползти. А я после этой процедуры пошел в охотничий домик. Никита увидел меня, нахмурился: «Чего тебе?» «Зайцы, – говорю, – появились». «Ну вот! А ты говорил, что зайцев нет! Ульбрихт, пошли!» Они хватают ружья и выскакивают на крыльцо. И видят – ползет это чудовище. Они вскидывают стволы и – бах! бах! И вдруг, этот заяц: «Мяа-у!» – и на сосну. Ульбрихт от такой сцены упал в обморок. А Никита орет: «Второй раз Германию победили! Завалили немца!»
Вызвали «неотложку», Ульбрихта увезли, а Никита еще три дня пил в этом домике. А позже рассказывал, как он был в больнице у Ульбрихта и тот сказал: «Никита, какой же дурак был Гитлер, что пошел на державу, где зайцы по соснам лазят».
* * *
– А вот еще история. Мы снимали дом в Осташкове. А в те места каждый год приезжали иностранцы, в основном немцы из Западной Германии – охотники на медведей. Они платили за лицензию большие суммы. А если заваливали медведя, то должны были заплатить, если не ошибаюсь, что-то около 10 тысяч марок. Вот как-то приехал такой немец, поселился в гостинице Осташкова и ждет, когда ему найдут медведя в берлоге. Он живет, а медведя все никак не найдут. Нет медведя! А срок лицензии кончается, и 10 тысяч марок накрываются медным тазом. Что делать?
И тут кто-то вспомнил: в соседнем городе в цирке есть медведь, у которого обнаружили катаракту. И умные ребята подумали: все равно ему погибать – возьмем для дела. Приехали – грустный медведь сидит в клетке. Расплатились за него водкой и привезли к себе. Тут же доложили немцу, что наконец-то медведя прикормили на овсах и завтра надо идти на охоту.
Немец затемно залег в овсах со своим ружьем и ждет. Егеря сняли с медведя намордник и выпустили. Ну, Мишка, наверное, подумал, что начинается спектакль, и пошел на задних лапах, как по манежу. А передними размахивает и кланяется во все стороны. А тут тропинка была, и по ней ехала дачница на велосипеде с авоськой с продуктами. Увидела медведя – брык! – и бросила велосипед, кинулась бежать. Медведь не погнался за ней. Он подошел к велосипеду, поднял его и поехал.
…Этот немец два месяца пролежал с инфарктом в реанимации в осташковской больнице. Потом его перевезли в Калинин. Не знаю, чем закончилась история с марками, но, думаю, немцы надолго запомнили и заячью, и медвежью охоту.
А вообще я с иронией отношусь к себе и ко многому, иначе жить придется с большим напряжением. Лично я просыпаюсь утром и пою. Для поддержки духа. А еще потому, что кино – дело забавное...
