«Что позабудешь, того потом не хватает всю жизнь, а все, что запоминается, превращает жизнь в ад» — до того как стать писателем, Эрих Мария Ремарк торговал надгробиями и работал органистом в часовне при госпитале для душевнобольных. Он мог быть учителем, но, прославившись романом «На Западном фронте без перемен», в дальнейшем предпочитал учить словом не сказанным, а написанным. Он был немцем и не был немцем. Ремарк воевал, но история знает немало свидетельств, что воевали и с ним, и с его книгами. Да и с правдой тоже воевали и воюют...
«Малый Тростенец! Достаточно назвать два этих слова, чтобы вызвать в памяти картину страшных злодеяний немецких изуверов. Весь мир знает о том, что творили немецкие палачи в течение трех с лишним лет в Малом Тростенце, под Минском. С чисто немецкой педантичностью, ежедневно, по специальной ветке гитлеровские палачи подводили эшелоны с невинными жертвами и чинили над ними кровавую, злодейскую расправу. От железнодорожной ветки шла проложенная немцами дорога в Малотростенецкий лес, где неподалеку от водяной мельницы, в укромной чаще гитлеровскими негодяями была сооружена из рельс, тавровых балок ужасная, кошмарная печь для сжигания людей. В яме размером в 8 квадратных метров была установлена эта злодейская печь с поддувными решетками и другими приспособлениями, перед которыми бледнеют преступления инквизиции прошлых веков. Только за 6 месяцев немцы использовали 10.000 кубометров дров для сжигания трупов» («Сегодня в Тростенце», 19.05.1945).
Часть рукописи своего самого знаменитого романа Ремарк написал в квартире своей приятельницы, безработной в то время актрисы Лени Рифеншталь. Ничего себе драматургия, скажет по этому поводу любопытный исследователь. Пять лет спустя Ремарка лишат немецкого гражданства, его книги будут жечь на площадях, а Рифеншталь, став режиссером документального кино, снимет «Триумф воли», прославляющий нацизм.
Хоть до сих пор и поговаривают, что на Первой мировой Ремарк сидел в одном окопе вместе с Гитлером, подтверждений этому факту не существует. Зато в историю вошла фраза председателя суда, на котором в 1943 году была отправлена на гильотину старшая сестра писателя Эльфрида Шольц: «Ваш брат, к несчастью, скрылся от нас, но вам не уйти».
«В здании Верховного суда Белорусской ССР... довелось присутствовать при вынесении приговора участникам расправы над жертвами Тростенца, других мест массового уничтожения населения республики, над беззащитными стариками, женщинами, детьми. Возмездие настигло карателей спустя тридцать два года после окончания войны... В годы Великой Отечественной войны они изменили Родине, добровольно вступили в созданное гитлеровцами специальное карательное формирование — 11–й полицейский охранный батальон СС. Находясь на службе в третьей роте этого батальона, прошли специальное обучение, приняли присягу на верность фашистской Германии, были обмундированы в форму солдат войск СС, получили оружие и принимали активное участие в массовом истреблении мирного населения Белоруссии. В конце июня 1944 года, за несколько дней до освобождения Минска, полицейские третьей роты 11–го охранного батальона СС, включенного в состав зондеркоманды 7а, приняли участие в уничтожении всех, кто находился в тот момент в Тростенецком концлагере. Заключенных выводили из бараков группами, загоняли их в большой сарай и расстреливали. Когда сарай был битком набит трупами, расстреливали возле него на настиле из бревен, на других лагерных постройках. Затем всю территорию лагеря и трупы облили горючей жидкостью и подожгли...» («Забвению не подлежит», 14.05.1977).
В 1952 году Эрих Ремарк посвятит памяти сестры душераздирающий роман «Искра жизни». В нем он опишет жизнь концлагеря, мерзкую, зловонную, он нарисует кромешную тьму, в которой сможет выжить только тот, кто несет в своей душе искру жизни: «Кучка ветеранов сгрудилась у барака. Ночь была прохладная, мглистая. Но они не мерзли. В бараке к этому времени было уже двадцать восемь трупов. Ветераны сняли с них мало–мальски пригодную одежду и натянули ее на себя, чтобы не простудиться. Они не желали оставаться в бараке. В бараке пыхтела, стонала и чавкала смерть. Они уже три дня сидели без хлеба, а сегодня не дали и баланды. Там, в темноте, на нарах, отчаянно боролись, сопротивлялись, но в конце концов сдавались и умирали. Они не хотели туда. Они не хотели спать среди этих обреченных. Смерть была заразительна, и им казалось, что во сне они еще более безоружны в борьбе с ней, чем наяву. Поэтому они, одетые в лохмотья умерших, сидели в ночной сырости, уставившись на горизонт, из–за которого должна была прийти свобода».
«Искру жизни» Ремарка не переводили на русский язык четыре десятка лет. Слишком уж явно в этом романе коммунизм ставится в один ряд с фашизмом. В нем писатель призывал «начинать... с самого начала. Не с воспоминаний, ожесточения и ненависти, а с самого простого. С чувства, что ты живешь», но мы же с вами прекрасно осведомлены, что в СССР далеко не все подчинялось общечеловеческой логике. Первые монументы погибшим в Большом и Малом Тростенце появились только в 60–е годы, а еще раньше на месте массовых захоронений выросла грандиозная свалка. И именно это кладбище бытовых отходов вынуждает сегодня оперировать разными данными о количестве погибших в зловещих печах. От 206,5 до 546 тысяч человек — ужасающий, безумный разброс цифр.
«В доме № 105 по улице Селицкого в Минске — новоселье. Вот только, право же, не знаешь, поздравлять ли тех, кто получил здесь квартиры, или сочувствовать. Ведь дом–то построен на погосте. Бывшем лагерном погосте... Эта дорога начиналась от Могилевского шоссе с поворота на деревню Малый Тростенец и резко обрывалась у бывшей «эсэсовской» бани на тростенецком поле. Километра два в длину, не больше. «Дорогой смерти» назвали этот отрезок пути, обсаженный тополями. Вел же он в «Фарнихтунгслагерь» (лагерь уничтожения, если дословно с немецкого)... «Дорога смерти» бесследно исчезает в наши дни. Деревья по северную ее сторону уже начисто вырубили, а поперек возвели этот самый дом № 105. Когда строители обнаружили на месте предполагаемого фундамента братское захоронение, в нарушение существующего законодательства они не поспешили в Заводской райисполком, не перезахоронили, а просто выкинули людские кости на бруствер. И кто только не глумился над останками... «Люди! Склоните головы! Здесь, в крупнейшем в СССР лагере смерти и третьем среди более 10 тысяч, созданных на оккупированных территориях немецко–фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг., было замучено, расстреляно, сожжено свыше 206 тысяч советских граждан...» Написаны эти слова на металлической дощечке перед скромным памятником на месте бывших кремационных ям. А вокруг — горы мусора и бурьян. Склоните же головы! Может, это поможет вспомнить: там, где прорастает трава забвения, история повторяется...» («Дорога смерти» Тростенца», 31.01.1992).
Через два года после «Искры жизни» из–под пера Ремарка выйдет новый проникновенный роман «Время жить и время умирать», главный герой которого незадолго до собственной гибели успеет понять, что «после этой войны так бесконечно много надо будет прощать и нельзя будет простить». Вот уж действительно. Я знаю, существуют сведения, что в Тростенце могут быть захоронены и жертвы сталинских репрессий. Для кого–то эта версия способна объяснить события и процессы последних 68 лет, но трудно понять, почему до сих пор на месте столь массовой гибели людей не возвели достойного мемориального комплекса.
«В январе 2010 г. Минский горисполком провел открытый республиканский конкурс, целью которого являлось создание мемориальной композиции, призванной увековечить страдания людей, уничтоженных нацистами в период 1941 — 1944 годов в районе деревни Малый Тростенец в окрестностях Минска. Победителем конкурса была признана композиция «Врата памяти» скульптора Константина Костюченко. Это 10–метровой высоты скульптура. Ее образное решение — врата, которые никого и ничего не закрывают и стоят одиноко, что наводит на мысль о бессмысленности убийств. Лицевая сторона выполнена, как старый черно–белый снимок узников этого комплекса, смотрящих на нас из того времени. Тыльная сторона, как псалтырь с отходной молитвой о душах убитых здесь людей» («Тростенец»: здесь убивали людей...», 3.02.2012).
В ближайшее время место будущего мемориала предстоит избавить от многочисленного и разнообразного мусора, который нанес на тростенецкое поле ветер времени. Предстоит разобраться с хозпостройками и ужасно загрязненной рекой Тростянкой. Но самое важное — всем, кто имеет позицию относительно будущего комплекса, предстоит раз и навсегда разобраться в своих головах, вычеркнуть из памяти наносное и оставить должное.
Утром 8 мая я пришел поклониться обелиску жертвам Тростенца. Невдалеке увидел рабочих «Мингаза». Оказалось, накануне Дня Победы они готовились снова «включить» Вечный огонь. Я спросил: «Навечно?», а в ответ услышал: «Как скажут...»
