Модный писатель - это серьезно. Космополитические миры Харуки Мураками

Современные инженеры человеческих душ вряд ли могут пожаловаться на отсутствие такого блага, как свобода слова. Писать им позволили о чем угодно и как угодно. Но читать перестали. И, как выяснилось, вернуть огромную читательскую аудиторию советских времен никому не под силу. Спросом на книжных рынках пользуются разве что модные, раскрученные прессой писатели. Среди самых читаемых у нас иностранных авторов первые строчки по-прежнему занимают бразильский писатель Пауло Коэльо и японский - Харуки Мураками. Танцуй и не останавливайся... «Мои герои - это странники, ищущие приключений духа... Мои мысли просты и ясны: мы должны прислушиваться к ребенку, который все еще живет в нас...» - так говорит о своем творчестве Пауло Коэльо. Японец Мураками утверждает, что в любые идеи, созданные до сих пор, больше не хочется верить: «Для поколения, выросшего в Америке и в Японии после этой войны, свой внутренний мир гораздо реальнее любых идей, которые пытаются вколотить в его мозг извне». Или, как говорит Человек-Овца в его романе «Дэнс»: «Люди в душе любят убивать друг друга. И убивают, пока хватает сил... Так устроено. Никому нельзя верить. И ничего тут не поделаешь. Не нравится - остается только убежать в другой мир». И они создают эти «другие миры». Коппола и Мураками. Воннегут и Стругацкие. Тарковский и Гребенщиков. Ты и я... Проза Харуки Мураками похожа на музыку. Вот на сцену выходит человек. Ставит на пол магнитолу. И, чуть покачиваясь под звуки мелодии, начинает вспоминать о чем-то далеком, рассказывает нам свою историю. Всем нам, застывшим в темноте холодного зала. В его романах чувствуешь воздух пространства «бетонных джунглей». Ведь «живой круг» в городской среде сужается неимоверно, почти до точки, а информационное поле расширяется чуть ли не до бесконечности. Сочетание двух стихий - несвободы (политика) и свободы (музыка) породило на свет тот самый, популярный у современной молодежи «безбашенный и бесшабашный нигилизм», под которым прячется, таится, маскируется бездна отчаяния... Одним словом, как пишет Мураками: «Танцуй и не останавливайся. Какой в этом смысл - не задумывайся. Смысла все равно нет, и не было никогда. Задумаешься - остановятся ноги... все твои контакты с миром оборвутся... Твой главный соперник - усталость». В 80-х годах в США сочинили термин «нет-поколение». Люди, к нему принадлежащие, осознают себя крохотными сущностями гигантского социального института, которым нет нужды слишком явно выражать свои эмоции и пристрастия. Мураками, называющий себя последним романтиком-шестидесятником, стал выразителем духа этого поколения. От общего к личному. Любопытно, что нигде в романах Мураками не говорится о родителях и детях. Сам писатель объясняет это так: «Просто я не очень люблю семью как понятие... Из детства у меня мало что осталось в памяти о семье, и мне всегда было гораздо интереснее пробираться по жизни в одиночку... Я не хочу ничему принадлежать, вот в чем дело. Ни фирме, ни группе, ни фракции, ни литературному объединению, ни университету... До сих пор я неплохо жил без всего этого и слишком к такой жизни привык...» Подобный подход к жизни вполне разделяют и представители «нет-поколения», в недрах которого сформировался запрос на внесоциальность и космополитизм. Все стараются «никому не принадлежать». По собственному признанию писателя, и 20 лет назад, когда он начал писать, и сейчас его читают люди молодые, от 20 до 35 лет: «Видимо, у меня есть способность схватывать и передавать именно те чувства тревоги, недовольства, фрустрации, те идеалы, те радости, которыми живут люди этого возраста». От себя добавлю, что это юношеское восприятие мира, основанное на вымысле, намеренно консервируется, чтобы как-то защититься от непонятной и жестокой реальности. Тем и увлекательны романы Харуки Мураками - от «Охоты на овец» до «К югу от границы, на запад от солнца», что они превращают ужас современного мира, с которым сталкивается любой выпускник университета, в простое и понятное «счастье» нескончаемого потребления. «Мне нравится тратить время. На свете столько всего, что я люблю: джаз, кошки... Девушки, может быть, книги. Все это помогает мне выжить...» - так рассуждают герои Мураками. И эта непритязательная правда открывает нам глаза на современную Японию с ее альтернативной молодежной субкультурой, по сути, мало чем отличающейся от аналогичной среды в Нью-Йорке, Лондоне, Москве и т. д. Как сохранить этот хрупкий внутренний мир от холодных ветров политики, истории, как соединить эту беззаботность в отношении к жизни с необходимостью выжить в ней? Эти вопросы Мураками предпочитает не задавать. «То, что интересует меня, - это некая живая тема теплоты внутри человека», - признается писатель. Японское понятие «кокоро», нечто среднее между душой, сердцем и сознанием, обязательно включает и теплоту. Может быть, поэтому, каким бы ни оказался конец его очередной книги, счастливым или грустным, - у нас остается вместе с ощущением безысходности комок в горле и слезы на глазах... «Самый неяпонский японец» Вплоть до конца 90-х самыми современными японцами для русскоязычных читателей оставались Кобо Абэ и Кэндзабуро Оэ. Около 30 лет русские не представляли, что современные японцы читают, о чем грустят и над чем смеются. Но вот в 1997 году в России появилась «Охота на овец». Около года текст висел в сети, а потом, уже раскрученный, появился на бумаге. Это был первый автор, открывший русскому читателю окно в сегодняшнюю Японию. А также первый в мире писатель, который завоевал Россию по интернету. Не знаю, есть ли в Японии понятие, аналогичное нашему «новый русский» или «новый белорус», но Харуки Мураками подходит под определение «нового японца», созданного эпохой глобализации. И по образу жизни, и по духу он типичный «гражданин мира». Родился писатель в 1949 году в Киото, в семье преподавателей японской литературы. Но, по его собственному признанию, японской литературы он почти не читал. В юности «сходил с ума по русской литературе». Достоевского и Толстого читал без передышки. До сих пор считает идеальным романом «Братьев Карамазовых»: «Собственно, пытаясь написать что-нибудь подобное, я и начал создавать тексты». Харуки Мураками учился на факультете классической драмы в университете Васэда. Держал джазовый бар в Токио. Писать начал в 29 лет и с тех пор выпускает в среднем по роману в год. Солидную часть жизни прожил в Европе и США. Вернулся в Японию в 1996 году, после газовой атаки «Аум-Синрикё» и землетрясения в Кобэ, когда страна пребывала в шоке. Тогда и появилось это настойчивое чувство - «пора возвращаться». В одном из интервью, предназначенном для русских читателей, он признавался: «... когда эти люди, аумовцы, все это наворотили, я почувствовал, что не могу об этом не писать... Мне очень сильно кажется, что война фундаментализма с остальными социальными системами продолжается в нас самих. И прежде чем заниматься анализом столь глобальных вопросов, мы должны как следует разобраться с такими вещами, как «свет» и «тень» у себя внутри. И в романе «Кафка на взморье», который я только что закончил, мне хотелось написать о том, как эти вещи внутри человека воюют между собой - свет и тень, судьба и воля, инь и янь...» В этом стремлении выхолостить всякую «идейность» с «историчностью» и преобразовать общественную Историю в историю одной личности, сузить фокус до личной, «приватной» трагедии «маленького человека» и состоит, пожалуй, главная особенность творческого метода Харуки Мураками. Именно постепенная потеря чужой идеи (а еще проще - прочистка собственных мозгов) и происходит с героем знаменитого романа «Охота на овец» на «проклятых поворотах» судьбы. Но трагедия в том, что, когда чужая цель исчезает, а своей не появляется, тебе достаются лишь «хаос, анархия и пустота». Однако на вопрос «Как жить?» Мураками-сэнсэй не отвечает. Он вглядывается, как параллельные миры (реальный и ирреальный) влияют друг на друга, переплетаются и, чередуясь, вертят вещами и событиями нашей жизни. И предлагает просто «жить, предоставив все парадоксы, которые случаются с тобой, ходу реальности». Иначе говоря - стать «прохладным сумасшедшим». Искусство чертит вольные траектории Жанр, в котором написаны романы Мураками, трудно определить. Это и не мистика, и не фантастика, и не детектив. Но, пожалуй, все вместе. В шутку сам писатель называет это «суси-нуар». Его неофициальный сайт в России пятый год называется «Виртуальные «суси». В издательстве «София» вышла книга Дмитрия Коваленина «Суси-нуар. Занимательное муракамо-Едение». В ней есть любопытный эпизод. Город Принстон. 1995 год. Харуки Мураками читает лекцию в университете. В зале яблоку негде упасть: послушать «самого неяпонского японца» съехались студенты из других вузов и даже из других штатов. Подходит время для вопросов. Молодая экзальтированная девица поднимает руку: «Мистер Мураками! А правда, что ваша Овца - не что иное, как символ первородного феминистического начала в контексте патриархального уклада современного социума?!» Полутысячная аудитория застывает. В первых рядах дюжина диктофонов фиксирует каждое слово. Писатель задумывается на какие-то пять секунд. И поднимает на вопрошавшую безмятежные глаза. «Да нет... - отвечает он с мягкой улыбкой. - Овца - это просто Овца». Похоже, для самого Мураками собственная популярность такая же загадка, как и причудливое толкование его образов. Но, видимо, «странников, ищущих приключений духа», в современном человечестве все-таки хватает, если книги этого нетипичного японца издаются и любимы в разных странах. В его офисе на Аояма, в небольшом здании рядом с музеем искусств Нэдзу - как раз там, где любил шататься герой «Охоты на овец», все стены в дереве и книгах. На столе несколько компакт-дисков («Навигатор» Гребенщикова, «Воробьиная оратория» Курёхина) плюс Андрей Рублев... Как отметил русский переводчик, беседовавший с Мураками, о сложных вещах писатель говорит очень просто, не эпатируя, вполголоса, глуховато... Словом, этот человек совсем не похож на мистификатора, нарочито усложняющего суть бытия. Он хочет рассказать правду про нашу двойную зависимость как от внутреннего сознания, так и от внешнего мира, которая заставляет нас болеть, страдать и то и дело угрожает разрушить наше драгоценное Я. Человеку, воспитанному на прозрачных и ясных классических традициях, живущему с Богом в душе и с царем в голове, трудно не поддаться искушению одним росчерком пера перечеркнуть все эти постмодернистские изыски. Но, к сожалению, наша постмодернистская реальность давно не укладывается в классические схемы. А с новейшей технической явью лучше рифмуются те современные писатели, которые чертят в своем творчестве опасные и вольные траектории. Когда читаешь таких писателей, как Пелевин или Мураками, приходится согласиться с молодым русским литератором Сергеем Шаргуновым: «Модные писатели - максималисты. Отсюда максимум аудитории. Смысл модных писателей, о которых так любит брюзжать «серьезная критика», не в их поверхностности и игровой прохладе, а, наоборот, в надрыве. Смысл в поисках смысла. В пробной концепции мироздания». К творчеству писателей, которые пытаются эти «пробные концепции» сконструировать, право же, не грех присмотреться. И никаких основ ниспровергать при этом не надо, как и преуменьшать значение созидательной, умиротворяющей культуры, которой нам всем, оставленным наедине с экранным насилием, так остро не хватает…