Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...
Мне снится Койданово...
Вот идет по улице тетя Пеля. Это та самая тетя Пеля, которая в Рубежевичах, чтоб поближе к костелу, поставила себе памятник на кладбище. И если б только себе. Так и мужу своему Ясику тоже при жизни памятник возвела и обнесла те памятники оградой. Чуть не каждое воскресенье ездила Пеля в Рубежевичи, ходила в костел, да на своей и мужниной могиле садила цветы и смотрела, чтоб все было, как у людей. «А кто мне памятник поставит, как помру? — любила говорить тетя Пеля. — Никто! Сам себе не поставишь — никто тебе не поставит! А чем я хуже людей?» Нельзя было не согласиться с Пелей: и логика у нее была железная, как ограда вокруг памятника, и доводы. Только вот с датами на памятниках вышла промашка. С датами рождения все было как должно, а вот с датами смерти... На мраморных досках выбили им цифру — 196, а они взяли и дожили до 1970 года. Перебили им 196 на 197 — никто не знал, что Ясечка, который и так старше своей Пелечки на двадцать лет, возьмет и проживет аж 103 года. Вот и пришлось тете Пеле нанимать человека, чтоб на Ясевом памятнике навсегда остался 1980 год. Острословы, а их в Койданово всегда хватало, начали издеваться: мол, Пельке еще придется 198 на 199 переправлять. Только пусть у тех острословов языки поотсыхают, а как не поотсыхают, так пусть с них шкура облезет! Не дожила наша тетя Пеля до 1990 года, пошла за своим Ясиком раньше. Пусть им земля будет пухом. О мертвых плохо не говорят...
Заложили возле старого кладбища новую дорогу. Часть могил нужно было снести — и как раз ту часть, где Пелины родители лежали. Сначала плакала тетя Пеля, а потом радовалась. «Вот и хорошо, я своих родителей поближе к костелу положу, перевезу их в Рубежевичи!» — сказала она соседям. Заказала два гроба: матери — зеленый и отцу — зеленый, не подумайте, что она попорченные жучком взяла, не тот человек Пеля, она любила смерть, как иной жизнь любить не может. Выкопали мужики ее родителей и в гробы положили. А дело было в декабре. Только выкопали, ударил мороз, и такой мороз, что земля окаменела — ни ломом, ни топором ту землю не возьмешь, не то что лопатой. Короче, ни один мужик в Рубежевичах не стал яму для Пелиных родителей копать — так они в хлеве до марта и простояли. Хорошо, что зима в тот год была настоящая, с метелями, морозами лютыми...
А теперь у тети Пели все хорошо, спит она рядом со своим Ясиком в Рубежевичах недалеко от костела, спят они вместе под аккуратными памятниками, на которых блестят одинаковые надписи: «От близких родственников». Только вот близких родственников у тети Пели и не было, если не считать родителей, которые спят вечным сном на одном с Пелей кладбище. Нет в Койданово Пели, нет того черного траурного платка, в котором ходила она по улицам. Почему в траурном платке? Да не было в Койданово похорон, которые бы обошлись без тети Пели. Никто так не умел плакать и голосить, как она. Когда голосила тетя Пеля — плач ее стоял от земли и до самого неба.
...снится Койданово.
Снится...
А вам снится другое. Вам снится свое, только вам принадлежащее. Пусть вам снится детство — ваша деревня или местечко, город или хутор... Пусть вам снится детство — время, когда вас любили.
Мне снится Койданово.
Камни... Камни... Они поднимаются на гору, они подставили широкие шершавые спины койдановскому солнцу и поднимаются на гору еврейского кладбища. Последним, кого похоронили на этом кладбище, был аптекарь Эня Цыкановский. Эня любил Лёдю, продавщицу с рембазы. На рембазе в небольшом домике под голубой крышей была лавка, в которой продавалось все — от кирзовых сапог и галош до сахара и селедки. Возле этой лавки и ждал лысоватый Эня свою Лёдю. Сначала Лёдя вроде и согласилась пойти за Эню. Да, на беду аптекаря, появился на рембазе молодой офицер. Стала красавица Лёдя ходить по койдановским улицам с высоким офицером, а лысоватый Эня зря приходил на рембазу. Не прошло и месяца, как загремел бубен на Лёдиной свадьбе. Офицер за свадебным столом сидел в черном штатском костюме. А Эня Цыкановский тем временем выпил в своей аптеке. Эня выпил не водки и не спирта за здоровье молодых. Эня выпил пол–литра уксуса, и его не спасли. Койданово говорило, что Эню Цыкановского понесут хоронить в белом мешке, но похоронили Цыкановского в гробу. А продавщица Лёдя со своим офицером съехала в Сибирь. Люди болтали, что офицер кинул Лёдю с двоими детьми, — болтать болтали, но мало кто верил.
Камни... Камни... Каменные ладони на плитах, каменные звезды... Год за годом, весна за весною врастают камни в землю. Тонкорогие белые козы пасутся на койдановском еврейском кладбище. Хитрые хозяева крадут камни и делают из них фундаменты для своих домов, но делают это приезжие и приблудные, потому как не сможет койдановский человек жить в доме, который стоит на еврейских памятниках. Другое дело, когда строили больницу и разбирали руины замка на Кальвинской горе, там люди брали и валуны на фундаменты, и кирпич. Но замок — это замок, а могилы — совсем другое. На Кальвинской горе тоже пасутся козы.
Недалеко от Кальвинской горы жила самая красивая девушка в Койданово — Валя. Сколько было разговоров, за кого пойдет Валя, кому из парней посчастливится. Большинство было уверено, что Валя пойдет за самого красивого парня в местечке, за Ярика Ясюкевича, потому как такого красивого, как Ярик, нужно еще поискать, и неизвестно, найдешь ли. Но судьба и у Вали, и у Ярика была совсем другой, ни одно предположение не сбылось. Красавица Валя утонула в озере. Была она на свадьбе за шаферку и со своими двоими братьями пошла с той свадьбы на озеро купаться — жара стояла страшная, солнце жгло напропалую. Пьяные браться полезли в родниковую воду, и младшему из них ноги скрутила судорога — он начал тонуть и хвататься за старшего брата. Валя кинулась на помощь. Тот, которого скрутила судорога, отпустил брата и вцепился в Валю. Они пошли ко дну, а старший брат доплыл до берега, выскочил и побежал на свадьбу за помощью. Так он и прибежал во двор, где гремела музыка и плясал пьяный веселый народ, так он и стал посреди двора мокрый, в одних трусах... Когда гости с вытаращенными глазами стояли на берегу и тяжело, задыхаясь от бега, дышали, то видели только младшего брата, который лежал на берегу без сознания. Мужики полезли в воду искать Валю и довольно быстро нашли ее тело под прибрежной корягой. Попытки спасти Валю были напрасными. Говорили, что если б был доктор, если б на несколько минут раньше, если б... Но говорить можно что угодно, а красавица Валя спасла братьев, а себе нашла смерть в родниковой воде койдановского озера, под прибрежной корягой. Плакало все Койданово. Хоронили Валю в белом убранстве невесты, и лежала она в гробу, как живая. За машиною, на которой везли гроб, шло столько народу, сколько не шло ни за одним другим гробом, потому как не было в Койданово другой такой красавицы. А чтобы Валина последняя дорога была хоть чуть длиннее, машина три раза объехала вокруг сквера. На Валином памятнике братья написали: «Трагически погибла». Так и не посчастливилось ни одному из койдановских парней взять себе в жены красавицу Валю.
А что до Ярика Ясюкевича, так он потерял свою красоту случайно и неожиданно для всех. Варил он битум в железной бочке. Битум закипел и выплеснулся Ярику на голову, когда тот подкладывал дров в огонь под бочкой. Спасти Ярика спасли, он даже не ослеп, но о красоте его говорить уже не пришлось. После больницы Ярик начал пить и скоро превратился в одно из серых существ, каких много толпится возле дверей магазинов в вечном желании опохмелиться. Сначала Ясюкевича жалели, а потом постепенно начали обходить стороной. Вот такая судьба была у самых красивых людей в Койданово. Судьба дала Ярику и Вале красоту, а потом с дьявольской жестокостью забрала ее.
Мне снится... Или скорее мною снится Койданово.
А почему оно снится мне? Ищу ответ и не нахожу. Придет время, я найду его, а пока думаю: мне снится Койданово, потому что я там родился и рос, пока не пошел в школу. В школе... Но это другой мотив, другая песня. Школа мне не снится. Снится Койданово — земля, где закопали мою пуповину.
И пока я далеко от своего местечка, оно мне снится...
На нашей улице собрались положить асфальт. Машины навезли песка и глины. Мы с Антосем Киселем, прячась за кучами песка, кидались глиняными комками и грудками. Я лежал на песке и слушал, когда Толик кинет грудку, чтобы сразу вскочить и бросить в него. Лежал я долго, пока не услышал голос Киселя:
— Володя...
Я решил, что игра закончилась, и высунулся из укрытия. Большой ком глины ударил меня по голове. В сознание я пришел от холодной воды, которой меня поливал Антось Кисель.
— Я ж тебе кричал: «Володя, не вылазь, Володя, не вылазь», а ты взял и вылез...
Мне снится Койданово.
Заметка краеведа
Дзержинск — город в Минской области, центр Дзержинского района. Находится в 38 км к юго–западу от Минска, у ж/д станции Койданово. На 2006 г. — 24,8 тыс. жителей. Впервые упоминается в летописях в 1442 г. как Койданово. Название дано от имени татарского хана Койдана, чье войско, по преданию, было разбито здесь. В 1588 г. в Койданово были замок и ратуша, 2 корчмы, 4 водяные мельницы, 6 улиц. В 1613 году на Гаштольдовой горе возведен Койдановский кальвинский собор, во второй половине XVIII века — костел св. Анны, во второй половине XIX века — Покровская церковь. Город делит на две части р. Нетеча. Известен действующий в Дзержинске Белорусский государственный архив кинофотодокументов. Работают завод «Агромаш», швейная и текстильная фабрики.
Адам ГЛОБУС.
