Миф и мир

Вчера в Речице скромно отметили 50–летие художника Александра Исачева, а в Санкт–Петербурге с фурором открылась галерея его имени
Вчера в Речице скромно отметили 50–летие художника Александра Исачева, а в Санкт–Петербурге с фурором открылась галерея его имени

В середине 80–х маленькая речицкая квартира художника Александра Исачева стала местом паломничества знатоков, коллекционеров, собирателей живописи со всего мира. Исачев тогда прославился бурно, неожиданно, вдруг, и также вдруг потекли к нему, доселе гонимому, потоки посетителей. Сюда запросто мог заглянуть случайный гость, чтобы посмотреть картины, здесь гоняли чаи, велись неспешные беседы о смысле жизни, вслух читались книги. С тех пор многое изменилось... Теперь на стенах — снимки покойного Исачева, а навещают квартиру лишь верные друзья.

Как всегда самыми расторопными в таких ситуациях оказываются ближние и дальние соседи. На днях в Санкт–Петербурге в центре города под эгидой «Фонда свободного русского современного искусства» с большим фурором, при обилии прессы открылись галерея художника и большая выставка его работ из частных коллекций. Ну а нам, похоже, и на этот раз останутся споры да разговоры...

Вдова речицкого художника Александра Исачева в последнее время на встречи с журналистами соглашается неохотно. Однако интервью «СБ» накануне 50–летия ее мужа Наталья Николаевна дать согласилась. Из личной признательности газете.

— В 1987 году «Советская Белоруссия» была одним из первых изданий, поддержавших Исачева. Даже во времена начинающейся «оттепели» публичная позиция, которую продемонстрировала газета, требовала принципиальности. Тогда, собственно, и решился вопрос о первой официальной творческой выставке Исачева в Речице. Руководители города сами предложили ее организовать. Вы себе представляете, что такое 20 тысяч посетителей для небольшого райцентра?! В день закрытия выставки — 2 декабря — на его творческой встрече зал был полон. А 5 декабря Саши не стало.

— Но спорить о творчестве вашего супруга на страницах газет меньше не перестали. Кажется, вы в этом тоже неоднократно участвовали?

— Да, было еще несколько выставок в Минске, вызвавших большой ажиотаж и много споров в прессе. Когда в печати развернулась полемика, Сашу поддержала пресса — республиканские, областные, районные издания. Нападки же чаще всего исходили от литературно–художественных газет и журналов. Хотя выставки Исачева имели огромный резонанс в Киеве, Петербурге, Воронеже, Сочи... Я не говорю о резонансе за рубежом... Обидно было, что именно художественная элита Беларуси делала вид, будто нет такого явления, как Исачев. Это, конечно, мое субъективное мнение, но создавалось впечатление, что существует некий заговор молчания вокруг Александра. Хотя от них, на мой взгляд, во многом тогда зависела политика сохранения творческого наследия художника в Беларуси. Как ни парадоксально, частные коллекционеры и воры опять оказались впереди. Боюсь, мы опять наступаем на те же грабли: имеем имя в Беларуси, не имея собрания подлинных работ.

— Если не ошибаюсь, в Речицком краеведческом музее они все–таки есть?

— Знаете, к родной Речице я испытываю особую благодарность по этому поводу. Сейчас решается вопрос об установке памятного знака Александру. Это окрыляет. И мне искренне хочется, чтобы со временем Речица превратилась, как шутливо говорил Саша, в «Гречицу», став местом паломничества почитателей искусства.

— По–моему, это дело времени. Творчество вашего мужа уже изучают школьники 9–х классов. Вы себе могли такое представить в 70–х?

— Признаюсь, с трудом. Чтобы имя Александра Исачева в учебнике по истории Беларуси упоминалось рядом с именем Марка Шагала!.. Его творчество сегодня изучают в курсе мировой художественной культуры, студенты разных вузов пишут о нем рефераты, защищают дипломные работы. Не сомневаюсь, что появятся глубокие искусствоведческие исследования живописи Александра Исачева.

— А что касается просто жизни художника? Неужели ничто не требует толкований?

— Вам хочется услышать о сложностях и проблемах, с которыми мы сталкивались? О срывах Саши, которые многократно описывались в печати, когда критики исчерпывали искусствоведческие аргументы? Если я посчитаю нужным, то когда–нибудь об этом расскажу сама. Но, признаться, мне не нравится время обнажения всего и вся, стриптиза натурального и духовного. Что за мысль, будто мы имеем право знать о творческой личности все? Мне точно известно, что Саша не хотел бы многого обсуждать вслух. Творческим личностям свойственны тяга к крайностям, желание познать все и вся, постоянно насыщать себя эмоционально. Человек многомерен, а художник тем более: ему хочется и в небеса взлететь, и на краю геенны огненной серы понюхать. Не зря его любимые строки из Насими: «...Я мост, ведущий в ад и в рай». Во многом с этим, а не только с социальными проблемами, как зачастую звучало, были связаны перепады Сашиного настроения. Только не они определяли Александра и суть его работ. Те, кто знал Исачева близко, помнят Сашу как человека праздничного. Он прожил 33 года, делая только то, что хотел. Вы можете этим похвастать? Я нет. Я не найду в своем окружении людей, которые свою жизнь — от «а» до «я» — полностью посвятили бы тому, что любят и хотят делать. Смотришь фильм «Не плачьте обо мне», читаешь статьи и создается впечатление грустного, страдающего человек или, что еще хуже, человека, побежденного обстоятельствами. На самом деле Исачев был счастливым человеком. Не жертвой, а победителем.

— Вычитала, что за праздничную обстановку в доме отвечали вы. Даже комнату, где работал Александр, украшали свежими букетами.

— А что удивительного? Да, на мне были и быт, и духовное питание. Саша пишет по 12 — 16 часов, а я ровно столько читаю ему вслух. Исачев существовал в собственном мифологизированном пространстве. Он много думал о том, почему Аполлону греки для жизни определили пустынный плавучий остров. И вот к чему пришел: «Аполлон должен был так истосковаться по красоте, чтобы родить ее из себя. Я родился в маленьком провинциальном городке, вдали от культурных центров. Это не случайно. В этой пустыне я тоже хочу рождать красоту из самого себя. Я — Аполлон собственного мира!» Исачев умел творить собственный миф и мир вокруг себя, мир, который и для других людей был очень притягательным.

— Наверное, вам непросто представить его 50–летним?

— Я часто думаю об этом, когда смотрю на себя в зеркало. Каким бы он мог быть сейчас? Одного я точно представить не могу: довольного и преуспевающего. Как женщина и как мать, может быть, и хотела бы. Но увидеть своего мужа таким у меня просто не получается... В своем творчестве он пытался реанимировать традиционный язык христианской культуры и мифологии чуть раньше, чем общество осознало, что пришла пора. Наверняка подобное делал не он один, но в те времена их были единицы. В 18 лет Саша начал проникаться христианством и осмысливать жизнь этим языком. Изучая Библию, думать сердцем, умом и кистью одновременно. Знаете, если бы не было сложностей, Исачев сам бы их создал. Это уже была потребность в драматизме, потребность соответствовать какой–то мифологеме. Легенда про числа 33 — 37 (многие русские гении умирали в этом возрасте) давно витала в воздухе. Хотелось ей соответствовать до такой степени, что судьба приготовила именно это. Он не дожил 37 дней до 33 лет.

— Не накатывает желание написать книгу обо ВСЕМ, как нынче модно?

— Мне кажется, должна наступить определенная отстраненность от событий, внутренняя независимость. Тогда, может быть...


Будет ли памятный знак Исачеву на родине?

Речицкий краеведческий музей встретил юбилей земляка выставкой, что само по себе событие. Дело в том, что вот уже 2 года как у музея нет собственного помещения, его фонды свернуты и экспозиции видят свет Божий только по знаковым датам. Хотя показать есть что. Начало коллекции было положено семьей Исачевых в конце 80–х годов. Сегодня в коллекции — редкие ранние графические работы Исачева, которых нет в других собраниях. Впрочем, говорить в Речице о картинах Исачева вслух — небезопасно. После того как в начале 90–х были украдены его работы из домов матери, супруги, речичан, здесь побаиваются привлекать к себе внимание «исачевопоклонников». Даже в музее не рассекречивают названий пяти подлинных полотен, которые у них есть в запасниках. В здешних городских квартирах частенько раздаются странные звонки: «Не подскажете, у кого могут быть картины Исачева? Мы готовы платить за информацию».

В канун юбилея жители Речицы по своей доброй воле, не понукаемые и не побуждаемые никем, попросили районные власти установить в городе памятный знак художнику, которым действительно гордятся. Речицкий райисполком дал «добро». Практически собраны средства. Но будет ли памятный знак в городе — вопрос спорный. Четыре месяца управление культуры Гомельского облисполкома решало, что же ответить Речице. «Просто так памятные знаки не ставятся, — объясняли мне ведущий специалист Татьяна Пигунова и главный специалист по охране историко–культурного наследия Сергей Рязанов. — Нужно обоснование, что Исачев — заслуженный человек. Если бы он имел звание, тогда — да. Необходимо также подтвердить его значимость для культуры города. А какое наследие оставлено? Всего несколько картин, большинство же находится в Санкт–Петербурге и в частных коллекциях».

Наша дискуссия зашла в тупик: выходит, если в Речице нет полотен Исачева, то и нет смысла его здесь вспоминать? А что человек своим творчеством прославил маленький белорусский город — разве этого мало? Председатель Белорусского союза художников Владимир Басалыга к этой ситуации тоже относится довольно индифферентно: «Он не был членом нашего союза. Поверьте, у нас столько художников, в том числе и народных, которые не удостоены посмертной памяти, и как из них выбрать самого достойного... Речичанам нужно обращаться в Министерство культуры». Старая история. «Не член нашего союза...» Был бы «членом» — тогда другое дело. Грустно...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter