Из серии «Ожидание»
Весь день шел холодный дождь, резкие порывы ветра раскачивали деревья так сильно, что они своим стоном заглушали шум волн с озера. В такую погоду никуда не хочется выходить из дома. Разве что необходимо было время от времени совершать в плаще ходку к сараю за дровами в камин.
Зато хорошо писалось. Закончил повесть и намеревался ближайшие пару дней провести в праздности, то есть порыбачить.
Когда в очередной раз пошел за дровами, вдруг заметил, что на пороге бани лежит какое-то существо. Подошел и увидел, что тоскливыми глазами на меня глядит собака. Белого окраса, с пятнами по всему телу. Плохо разбираюсь в породах, но, видать, охотничья. Накануне с другого конца озера доносились выстрелы. Скорее всего, пес устал и потерял хозяина.
Я осторожно открыл дверь в баню — там все же теплее и суше, а сам, набрав охапку березовых дров, ушел в дом. Увы, в холодильнике у меня не было ничего, чем можно было бы угостить неожиданного гостя.
Погода в этих соседних с Прибалтикой местах меняется быстро. Тот же сильный ветер творит чудеса. Утром уже светило солнце, подсыхали мелкие лужицы.
Белый в пятнах пес как ни в чем не бывало носился по усадьбе и, когда я вышел на крыльцо, бросился мне навстречу. Однако почти одновременно со стороны леса послышался шум автомобильного двигателя, и собака стремглав помчалась в ту сторону. Видать, почуяла что-то знакомое и близкое.
Через пару часов сюда должна была приехать «лавка» и привезти для хуторян продукты. Пока же я пил любимый кофе, и его приятный аромат чувствовался даже в открытой беседке.
Происшествие с неожиданным гостем вывело на воспоминания и грустные раздумья.
Почему так случается, что кто-то любит тебя самозабвенно, неистово, но безответно?.. Ты в лучшем случае к нему добр и готов даже поделиться вниманием, но не питаешь такого же стремления сделать счастливым. А ведь тебе, по сути, это ничего не стоило… Тем более что довольно скоро приходишь к выводу, что это была в твоей жизни единственно чистая и честная привязанность.
Так вышло со мной и Шахом. Раз уж начал, то следует рассказать до конца и эту историю.
Яне собачник в привычном понимании этого слова. Но к этим животным отношусь достаточно терпимо и дружелюбно. По крайней мере, они нравятся мне больше ленивых кошек. На частном подворье в Бобруйске, где прошло детство, у нас всегда жили собаки. Моей привилегией было давать им имена. Дунай, Амур… Хорошо помню всех этих дворняжек с примесью овчарок. Приятные и в меру злые.
Сейчас его уже там нет, но минчане постарше хорошо помнят Сторожевский рынок. Там торговали всем, чем только можно торговать. В том числе и щенками. Мы жили рядом, на улице Червякова, и я нередко по воскресным дням водил туда своих дочерей, как на экскурсию. Однажды какой-то мужчина продавал там даже небольшую обезьянку.
Походы эти таили в себе определенную опасность — так много там было всего интересного.
И однажды мы не выдержали… Остановили свой взгляд на щенке. Он был ярко-черный, с небольшим белым галстучком на груди и такими же белыми носочками. Продавец честно сказал, что это лайка с примесью от неизвестного сильного отца. Да какая разница! Он так умилительно глядел на нас…
Супруга не разрешила держать щенка в квартире и убедила нас отвезти его в Бобруйск, к матери, где ему вольно будет житься в будке на большом дворе. Делать было нечего. Так и поступили. До отъезда я успел несколько раз шлепнуть его по заднице, когда щенок не соблюдал санитарный режим. Склонен считать, именно это и убедило его, что отныне и навсегда он будет слушаться только меня и мне же повиноваться.
В Бобруйск мы свое приобретение привезли под именем Шах — так почему-то назвали его девчата. Матери нравилось, что мы стали чаще приезжать всей семьей. Вскоре стало ясно, что из всех нас Шах выбрал «главнокомандующим» именно меня. Остальных этот гордый и своенравный пес слушался постольку-поскольку. Даже мать, постоянно кормившая его, не всегда была ему указом. Она рассказывала, что когда я уезжал, Шах потом подолгу лежал комком, явно переживая разлуку. Я тоже не мог не почувствовать его любовь и привязанность. Мой «Форд» еще только подъезжал к дому, как из-за забора уже доносился радостный собачий лай. Он мог подолгу сидеть возле меня, уткнувшись мордой в колени.
Шах оказался настоящим бойцом. Видимо, в отца. Жарким летним днем мы повели его искупаться в небольшом озерце за городом. Иногда там купаются даже дети, но обычно местные приводят своих собак. В тот день на другом берегу была только девочка с овчаркой. Та злобно повизгивала, устремив свой взгляд на Шаха. Не выдержала и помчалась прямо на нас. Но Шах (это уже от лайки) совершил хитрый маневр. Он якобы убегал… Разъяренная огромная овчарка уже догнала его, когда наш пес, резко развернувшись, впился ей в горло. Противник стал задыхаться, а девочка на берегу — плакать. Какой-то командой мне все же удалось заставить Шаха отпустить жертву.
Свидетелем такого же маневра мне довелось стать и через неделю, когда неподалеку от тех мест со двора вдруг резко выбежала на нас другая большая собака.
Правда, в тот же день мне пришлось увидеть, каким мой пес может быть беззащитным. Мы уже почти подошли к дому после той прогулки, когда неожиданно на Шаха налетела кошка. За спиной у нее были котята… Она до крови исцарапала псу всю морду…
Шах возмужал быстро. Им любовались не только прохожие, но и охотники. Предлагали продать его, ибо видели, что из такой собаки может выйти толк.
Разумеется, у нас и в мыслях не было избавиться от своего питомца. Между тем в нашей семье стали происходить определенные перемены. В доме матери появился и стал жить другой мужчина. Он нередко прикладывался к рюмке. Шах, как и большинство его собратьев, такое не приветствовал. Между ними росла неприязнь. Этот человек убеждал мать, что, дескать, собака слишком своенравная. Надо бы другую, поменьше и поласковей. Шах это чувствовал. Сейчас мне кажется, что он пытался и мне как-то дать понять о своем положении. Однажды, когда мать принесла ему еду, он укусил ее за руку. Некрепко. Но все же… Я же ничего не предпринял в этой ситуации. Все думалось, что эта коллизия разрешится как-то сама собой. Но нет… Шах был настойчив в своей мести. Он ведь понимал, что именно мать стала виновницей перемен в его жизни. Я был далеко, а вокруг пса те, кто его явно не любил. Собаки не могут так жить.
Вночь под Новый год Шах снова укусил мать, на этот раз сильнее. Пришлось накладывать даже швы. И тогда на следующий день тот мужчина пошел к соседу, известному в округе живодеру, с предложением избавиться от непослушной собаки. Решили убить с помощью электрического провода. Шах все понял. И когда живодеры пришли за ним, они увидели только ошейник и пустую будку.
Никто больше не видел Шаха. Он был еще силен и молод. После долгих размышлений я все же решил, что он ушел из города в ту сторону, откуда приезжал я. Он надеялся на свое чутье и на то, что я его буду искать. Я и искал, но, может быть, не столь настойчиво, как следовало бы. И в Бобруйске, и по дороге в Минск я всегда притормаживал, а то и останавливался, когда видел похожую на Шаха собаку. Да где там!
И вот сейчас, сидя в беседке за чашкой утреннего кофе, я думал о том, как все же тяжело должно быть на душе у тех, кто любит сильно и беззаветно, а в ответ не получает даже того немногого, что ему могли бы дать. И тут, возможно, неважно, идет ли речь о собаках или о людях. Ведь нет прибора, которым можно было бы измерить это чувство…
