Всегда ли карательные меры приносят результат

Впоследние недели наиболее ожесточенные споры вызвали два уголовных дела, завершившихся резонансными судебными решениями. Минчанина–велосипедиста Анатолия Г., ударившего битой пешехода, приговорили к 5 годам лишения свободы. А 24–летнюю уроженку Витебска Дарью Б. уличили в контрабанде психотропных веществ и умысле на их сбыт, отправив в исправительное учреждение на 12 лет. Мнения общественности оказались полярны: от «Мало дали!» до «Слишком жестоко!».

Людмила ГАБАСОВА

Рома, предлагаю мысленно подняться над двумя этими, конечно же, безобразными историями и копнуть чуть глубже. Сам подумай, всегда ли в нашей жизни наказание соизмеримо проступку, правонарушению или даже преступлению? И надо ли непременно по всякому поводу махать до победного карающим мечом? Наказывать не столько за дело, сколько во избежание, «чтобы другим неповадно было»?

Я вот очень сомневаюсь. У меня на столе скопилась целая пачка писем, в которых речь исподволь идет именно об этом. Скажем, от родителей, которым пришлось нестись в опорный пункт, чтобы забрать глотающего слезы ребенка, чья вина только в том, что в его справке из школы контролеры общественного транспорта почему–то засомневались. Или от одиноких матерей, которых стращают, мол, заберем детей, если будет дуть из окон или пропустите срок прививки. Ну нет у этих женщин на данный момент сил, характера, умения либо материальных возможностей вести свой семейный корабль так, как другие, счастливо замужние и женатые. И это правильно — лихо рубить по живому, отнимать самое дорогое? Помнится, отделу социальных проблем как–то даже пришлось помогать многодетной матери вернуть своих четверых ребятишек обратно. Почему, спросишь, отобрали? Пила–гуляла, била–понукала? Все куда прозаичнее: нерационально распорядилась кредитом, взятым на стройматериалы, чтобы сделать в доме ремонт. Да, полное финансовое невежество, да, в чем–то разгильдяйство и даже явный проблеск социального иждивенчества, но разве такое наказание было под стать ситуации? Неужели это в интересах матери, детей, самого общества и некоей высшей справедливости?

Скажу тебе, я за метод пряника во всем. В смысле: за его гармоничное сочетание с пресловутым методом кнута. Иначе каши не сваришь, проблем не решишь. Или ты мне приведешь примеры, когда острый социальный вопрос был снят исключительно силой? Скажи, какой стране помог побороть алкоголизацию сухой закон (без расцвета бутлегерства, самогоноварения и прочих тут же возникающих «альтернатив»)? Кому удалось поднять рождаемость благодаря полному запрету на аборты? Нет, жесткие ограничения мудрые государства обязательно совмещают с деликатным влиянием на умы и новыми проектами для наиболее уязвимых групп. Ты даже алкоголика никогда не вернешь на трезвые рельсы, если будешь только отбирать бутылку, ездить ему по мозгам, давить на психику картинками на тему «циррозная печень». Методы устрашения типа кодирования дают эффект в лучшем случае на 50%, и с каждой новой попыткой процент все падает, а в большинстве стран такие подходы и вовсе не признают. Потому что мало вложить в голову мрачную доминанту «бойся!», надо еще и революционную программу «поверь в себя!» попутно загрузить. Так что я не удивляюсь, почему отходит мода на кодирование и становятся столь популярны всевозможные реабилитационные центры, где лечение расписано на месяцы, включая трудо– и психотерапию, а также религиозный вопрос.

Есть у меня, Ром, смутное подозрение, что те, кто с пеной у рта всегда требует наказания по максимуму, имеют одну крупную «офтальмологическую» проблему. Они не видят жизнь во всем ее многообразии. Только черное и белое, без полутонов. А они–то и есть фон земного существования. Нет среди нас абсолютных монстров, которые родились с бредовой мыслью сеять вокруг себя зло. Зато находится место трагическим случайностям, роковому стечению обстоятельств. В конце концов, диким выбросам адреналина, с которыми не каждый в пылу способен совладать. Как не совладал доктор Зелендинов, нечаянно убивший пациента, и многие другие участники драк и ситуаций из разряда «в состоянии аффекта». Поэтому так важен и второй шанс, и, возможно, третий... И в целом индивидуальный подход к каждому конкретному случаю. Ох, недаром на заре борьбы со спайсами адвокат Юлия Панкова специально разъяснила на страницах «СБ», как не стать разменной монетой в чужой игре — невольным звеном в преступной цепочке, передав по–товарищески «пакетик другу» или взяв «посылочку» в поезд, и потом пойти под суд, тогда как сам наркоторговец со своей реальной клиентурой увернется от ответственности. Знаешь, как были читатели, прежде всего из числа родителей, за это своевременное юридическое предупреждение благодарны? Всякое ведь бывает, а наши дети зачастую так наивны. Тут одна–единственная оплошность может перечеркнуть абсолютно все.

Ты, наверное, и сам согласишься: материнская мягкость должна уравновешиваться строгой позицией отца или наоборот. Иначе вырастет либо безвольный маменькин сынок (папенькина дочка), либо личность глубоко ущербная в своих комплексах. Почему же в других аспектах жизни мы забываем о таких «весах»? Почему рвемся осуждать, клеймить и карать? А не искать причину, сопереживать и по возможности протягивать руку помощи? Я тебе отвечу почему. Потому что нет ничего проще, чем за счет слабых и падших самоутверждаться.

gabasova@sb.by

Роман РУДЬ

Любопытная версия, Людмила. Но мимо. Ведь кто это у нас, по твоему мнению, самоутверждается за счет слабых и падших, предписывая им суровые наказания? Неужели сам Уголовный кодекс? Как–то он не был замечен в низкой самооценке и жалобах на комплекс неполноценности. Он — всего лишь правовой инструмент, мерило чужих проступков. Сколько зла выявит — столько виновнику и отмерят. К счастью, буква закона начисто лишена эмоций и пристрастий. Потому по ней и судят о прегрешениях «слабых и падших». Так выходит честнее, чем руководствоваться сиюминутными порывами, продиктованными жестокой мстительностью или религиозным всепрощением.

Нет, Люда, я не согласен абстрагироваться от конкретных ситуаций, как ты предлагаешь. Легко, конечно, в общих чертах рассуждать об отвлеченных материях. Но я предлагаю, наоборот, вдуматься в детали, сопровождающие обе истории.

Вот Анатолий, велосипедист с битой. Тут достаточно отметить всего несколько моментов, чтобы оценить, насколько заслужил он свое наказание. Заметь, во время конфликта велосипедист действовал не спонтанно, под влиянием внезапно нахлынувших эмоций. В таком случае толкнул бы обидчика, громко обругал, схватил с земли камень, в конце концов... Но нет, он спокойно извлек орудие преступления, которое — первый момент! — целенаправленно возил с собой для возможного применения. Словно ждал случая, когда можно будет испытать биту в деле. Второй момент: он вполне понимал, какого характера могло быть ранение. Звук удара деревянной дубиной по живой голове был слышен, говорят свидетели, на расстоянии 50 метров. Хлынула кровь. Тебе ли, специалисту по медицинской тематике, рассказывать, к чему могла привести открытая черепно–мозговая травма? Наконец, тот факт, что Анатолий быстренько уничтожил злосчастную биту, тоже подтверждает: о возможных последствиях знал, потому и спешил избавиться от улики. И третий момент, заключительный: показания свидетеля, который за месяц до происшествия столкнулся с агрессивно настроенным Анатолием, вооруженным все той же битой. Так что преступление, совершенное им, было лишь вопросом времени. И еще неизвестно, выжила ли бы следующая жертва нервозного велосипедиста.

Конечно, если на все это закрыть глаза (как ты предлагаешь), то ситуация выглядит ужасно: добропорядочный семьянин, ремонтирующий музыкальные инструменты, вдруг получает пять лет лишения свободы за пустячный конфликт на велодорожке. Но мы–то теперь знаем, как было дело. И эти подробности, по–моему, в корне меняют отношение к прозвучавшему приговору.

Как и в деле Дарьи, незадачливой контрабандистки наркотиков. Какой гвалт поднялся после суда! Бедная девушка, за несчастные полторы таблетки проведет за решеткой 12 лет! Но как только представители Следственного комитета и Верховного Суда пролили свет на некоторые обстоятельства этого дела, пыл неосведомленных защитников поутих. Оказалось, девушка ввезла в Беларусь не безобидное «лекарство от депрессии», а особо опасный наркотик. О том, что планирует им угостить (по сути — сбыть его подружкам), сама заявляла как в переписке, так и в разговорах по телефону. Была отлично осведомлена о том, что делает, иначе бы не прятала «безобидное лекарство», пытаясь тайком ввезти его в страну. В страну, которая ужесточила антинаркотическое законодательство не от хорошей жизни, а от плохих смертей — череды гибели от наркотиков молодых людей. Наконец, выяснилось, что Дарью подозревали в вербовке и организации вылета белорусок для занятия проституцией в Турцию, так что ее деятельность оказалась куда многограннее.

Если уж ты, Люда, говоришь о гуманности, то хочу заметить, что герои обеих историй отделались меньшим наказанием, чем диктует Уголовный кодекс. По своей статье Анатолий мог бы получить и 10 лет заключения, а Дарья — 15. Кнут, если ты имеешь в виду непреклонность закона, не ударил наотмашь, в полную силу. А уж пряники раздавать тут вовсе не за что.

Я тебе еще один ужасный на первый взгляд случай расскажу. Совсем свежий. В Бобруйске впервые в стране человек был осужден за наркотики на четверть века! 25 лет за какой–то там метадон... Впору подивиться жестокости приговора, если не знать, что по вине этого наркодилера погибли четыре человека.

Ты толкуешь о методе пряника относительно абстрактных явлений. Не спорю, положительный стимул важен. Но как применить эту теорию в отношении преступников, чьи деяния стоили людям здоровья, а то и жизни? Недавним осужденным уже было роздано немало социальных сластей. Чем не пряники — возможности жить по совести, растить детей и радоваться каждому дню? Неужели кто–то отнимал у них право зваться законопослушными людьми?

Разница между нашими позициями в том, что ты пытаешься выдать уголовное наказание за средство лишь устрашения, а я настаиваю, что оно является еще и воздаянием за чужие страдания. И не всегда, к сожалению, равноценным. Любой потерпевший скажет тебе об этом.

rud@sb.by

Советская Белоруссия № 189 (25071). Суббота, 1 октября 2016