Медведь как будто навсегда отдан на откуп нашей великой соседке России — как неоспоримый символ ее могущества, добродушия, но вместе с тем и непредсказуемого нрава. Что ж, образ русского медведя традиционен. Жаль только, что этот образ заслоняет от нас представление о своих собственных мохнатых лесных богатырях. Правда, и осталось в современной Беларуси медведей хорошо если сотня, а в массовом сознании какой–то особенный белорусский, или «литвинский», медведь отсутствует вовсе. А когда–то наш мишка как символ успешно конкурировал по известности в Европе с русским. Ведь мало где так знали и любили медведей, как в Великом княжестве Литовском. Великому князю Сигизмунду Кейстутовичу эта любовь даже стоила жизни. У князя была любимица — ручная медведица, которая обычно скреблась когтями в дверь его покоев, прося впустить ее. Зная об этом, заговорщики в 1440 году в Троках обманули бдительность монарха: коварный Александр Чарторыйский по–медвежьи поскребся в двери, и Сигизмунд доверчиво открыл...
Конечно же, при словах «белорусский медведь» прежде всего в памяти возникает так называемая Сморгонская академия, где под патронатом Радзивиллов цыгане–скоморохи дрессировали медведей. Во времена расцвета в «академии» обучалось одновременно 10 «студентов». Сначала молодых 
медвежат из окружающих лесов учили «танцевать», для чего помещали в специальную клетку, металлическое дно которой подогревалась. Спасаясь от ожогов, несчастные животные были вынуждены подниматься на задние лапы и переступать с ноги на ногу. Звуки бубна и рожка, сопровождавшие этот жестокий «семинар», позже ассоциировались в их памяти с горячим полом, так что каждый раз, слыша знакомую музыку, они бросались в «танцы». Научив «студентов» танцевать, дрессировщики переходили к следующему этапу: учили животных кувыркаться, кланяться и т.д. Весной цыгане вместе с обученными медведями направлялись на заработки по ярмаркам Речи Посполитой, России, Венгрии, Германии. А осенью возвращались назад в Сморгонь.
Жаль, что до сих пор в Беларуси нет максимально полной, профессионально составленной истории «академии». Даже неизвестно точно, когда она прекратила свое существование. Вроде бы произошло это в глухие 1830–е годы, но белорусские энциклопедии на этот счет молчат.
А в Налибокской пуще и доныне старики рассказывают легенду, как дрессированные медведи помогали строить самые старые пущанские костелы, например, костел в Деревной. Якобы на спину им привязывали корзину и они смиренно тягали по лесам на высокие башни кирпич для работы каменщиков. Скорее всего, сказка, но по–своему изящная и остроумная. На ее фоне даже медведи, запряженные в сани или коляски и катавшие гостей Радзивиллов в Несвиже, выглядят не столь оригинально и экзотично. Слегка иронизируя, этот «медвежий сервис» можно назвать нашим утраченным достоянием: в Индии — рабочие слоны, а в Беларуси — рабочие медведи. Вот на чьем примере надо воспитывать ленивых сегодняшних и нелюбопытных детей! (А помните ли медведя, который в эпической поэме Мицкевича «Пан Тадеуш» чуть не загрыз Тадеуша и Графа? И только меткий выстрел Гервасия, или скорее ксендза Робака, спас незадачливых охотников. Тот медведь тоже был налибокский.) Жаль, никто не напишет забавную книгу про трудолюбивого пущанского мишку... Да что там медведи–строители, если для знаменитого Боруты, ручного медведя Кароля Радзивилла, балетмейстер Тизенгауза, итальянец Петинетти, написал специальную балетную партию. Впрочем, Пане Коханку заупрямился, не захотел, чтобы его баловень работал на славу политического конкурента.
Известность литовско–белорусского медведя некогда гремела по всей Европе, сладко дразня из безопасного далека избалованную богему западных столиц. Проспер Мериме, блеснув неплохим знанием литовских реалий, даже написал новеллу «Локис» — о медведе–оборотне, долго жившем в облике молодого графа Шемета и только в первую брачную ночь проявившем свою звериную суть — загрыз молодую жену. Мотивы этого произведения потом были использованы в сказке Евгения Шварца «Обыкновенное чудо» и одноименном советском фильме. А на европейских картах XVI — XVII веков при изображении литовско–белорусских земель очень часто использовался такой графический сюжет: медведь пытается разорить борти, но натыкается на специально развешанные на бортных деревьях охранные «мачуги» — дубины, густо обсаженные острыми металлическими шипами. На известной карте Олауса Магнуса (1539 г.) такой медведь безуспешно пытается полакомиться бортным медом где–то возле Крева и Сморгони.
А еще загадочная Белая Русь для европейцев некогда ассоциировалась с... белыми медведями! Шимон Старовольский, писатель XVII века, родившийся под Брестом, абсолютно серьезно втолковывал западному читателю: «Русь, смежная и подвластная Великому княжеству Литовскому, называется попросту Белой потому, что жители белый цвет имеют и белую одежду в древние времена употребляли... а частично потому, что долго под белым снегом находится земля. Но и природа там вообще белая — волки, медведи и зайцы белые...» Даже в современной Польше сохранился шутливый стереотип, что в Белостоке белые медведи якобы беспрепятственно прогуливаются по улицам. Если за такую легенду взяться по–настоящему, на ней, наверное, можно было бы зарабатывать... Жаль, что менеджерам туристической индустрии почему–то никак не придет в голову, например, квалифицированно раскрутить брэнд Сморгонской академии. Хотя бы поставить памятный знак на Французских горках в Сморгони, где «академия» размещалась... Не пожалеть — инвестировать в забытую славу и тогда уже ждать гостей. Узнаваемость, мистический шарм и респектабельность — вот что нужно национальным брэндам для успеха. Ну и некоторая доля самоиронии, пожалуй...
