Заслуженная артистка, лауреат Государственной премии Зинаида Зубкова служит в Купаловском театре почти 50 лет. После Стефании Станюты, можно сказать, она заняла в коллективе почетный «пост» матери театра — за талант, трудолюбие, творческий потенциал. Что еще нужно актеру для полного счастья? Зинаида Петровна говорит, что... критики!
— Мне нравится, когда меня ругают: есть стимул к жизни и работе, — очень искренне говорит Зинаида Петровна. — Плохо, когда только хвалят. Стефания Михайловна Станюта в таком случае сказала бы: «Нет перспектив!» А если перспективы нет, тогда нужно уходить из театра. У меня перспектива пока еще есть. С возрастом начинаешь ценить свои роли, которые все реже получаешь. Это можно сравнить с цветком, который постепенно распускается, распускается... И вот перед окончательным осыпанием лепестков цветок начинает выделять весь свой аромат. Именно сейчас аромат театра я чувствую как никогда.
— Вы вспомнили Стефанию Михайловну... Валерий Раевский утверждает, что именно вы заняли место знаменитой актрисы... Как вы относитесь к подобной преемственности?
— Конечно, мне это льстит. У нас со Стефанией Михайловной были дружеские отношения. Я практически во всех спектаклях была ее дублером, мы были похожи как внутренне, так и внешне. А со спины нас вообще было сложно различить! Стефанию Михайловну очень любили в театре. Она была оптимисткой, ко всему относилась с юмором. Правда, у нее не все шло так гладко, как хотелось бы. Был такой период, когда она абсолютно ничего не делала в театре. Ее спасло кино.
— У вас был такой же сложный период, не так ли?
— Многие актрисы попадают в эту «черную дыру»: когда ты уже не можешь играть молодых, но еще и не дозрел до пожилых героинь. Мне в этот сложный момент помогло радио. Именно за роль в радиопостановке «Хамуцыус» по поэме Аркадия Кулешова мне присудили Государственную премию. На радио ни за что не прикроешься: ни за грим, ни за костюм, ни за пластику, ни за красоту... Сыграть можно только голосом.
— Зинаида Петровна, у вас есть роль, о которой вы мечтаете?
— Мне очень бы хотелось сыграть Вассу Железнову. Я вижу этот образ совершенно иначе, чем многие коллеги. Правда, я уже не подхожу на эту роль по возрасту... Хотя при желании режиссера это еще можно сделать.
— А помните, каково было начинать играть на сцене главного театре страны после окончания театрально–художественного института? Как вас принял тогда коллектив?
— Доброжелательно принял. Еще студенткой я работала в театре. Уже тогда с однокурсницей Лилей Давидович (будущей народной артисткой) ездила с театром на гастроли. В то время в театре было всего четыре молодые актрисы: Маша Захаревич, Галя Толкачева, Лиля Давидович и я. И мы играли весь репертуар. Нас любили, я бы сказала, пестовали. Один раз перед выходом на сцену, помню, я стояла и тряслась, а Лев Павлович Глебов вдруг взял меня за руку так по–отцовски и сказал: «Ты ни о чем не думай — только о первых словах. Вспомни о том, откуда пришла, зачем пришла, с чем пришла. Ты же все это репетировала...» И я в это мгновение как–то сразу от такого участия возмужала. Что значит слово, сказанное вовремя...
— А сегодня молодые обращаются к вам за советом?
— Иногда обращаются, с огромным удовольствием делюсь своими знаниями. Порой подсказываю, потому что со стороны всегда виднее.
Сегодня в нашем театре много молодежи, всем хочется играть, но ролей на всех не хватает. Многие обижаются... Здесь нужно немного себя прижать, ведь не могут все сразу играть главную роль! К тому же многие молодые актеры пытаются кого–то копировать, в них мало индивидуальности. Всегда нужно отталкиваться от своего внутреннего видения, это выигрышнее.
— А что вы считаете самым важным в актерской профессии?
— Любить! Любить театр! А когда вы любите, тогда свернете горы. Это правда.
— Сегодня многие актеры хотят успеть везде, тратят себя на телевидении, радио, в кино. Как вы считаете, позволительно ли это для актера, который служит в театре?
— Хорошему актеру все позволительно. Сегодня такая жизнь, что на театральную зарплату сложно прожить. Это раньше все актрисы ходили при шляпах, были очень элегантными, заметными, неспешными. А сегодня все бегут... Актеры тоже теряются в толпе. К сожалению.
— А вас узнают в толпе?
— Я не обращаю на это внимания. За автографами не обращаются. Знаете, мне очень приятно ездить отдыхать в санаторий в Юрмалу. Там меня часто принимают за бывшую балерину. Спасибо генам, у нас в семье все такие, хотя я специально занималась балетом, спортом.
— У вас до сих пор такая осанка, выправка... Вам многие наверняка завидуют...
— Я стараюсь подобного не замечать и дружить с теми, кто лишен этого досадного чувства. Хотя дружба в театре редко случается... Я немного закрыта для окружающих. И вообще, мне всегда интереснее любых дружеских посиделок моя новая роль: как создать новый образ? Для этого нужно упорство. Упорство дал мне спорт. Именно упорство и желание чего–то добиться помогли мне. Хотя, вспоминаю, без юмора не обходилось... В спектакле «Вечер» мне досталась роль крестьянки. Я никогда до этого не играла сельских женщин. Мне нужно было войти в роль, и я понимала, что одних репетиций мало. Поэтому в театр приходила в длинной юбке, в тапочках, носках и платке. Конечно, у многих это вызывало смех. А однажды мы играли сказку «Снежная королева». И вот танцуем, и вдруг моя нога проваливается в пространство, где обычно сидели суфлеры! И я чувствую, что вытащить ногу без посторонней помощи не могу! За секунду в мозгу пронеслось все: смех в зале, позор перед товарищами... Провал в прямом смысле слова! В это мгновение я хотела умереть... Но в суфлерской будке находился осветитель, который моментально помог мне, я продолжила танец. Вот так и в жизни: есть периоды, когда ты летишь в тартарары... А потом вдруг находится чья–то рука, которая готова прийти на помощь.
— Вы поменяли бы что–нибудь в своей жизни, если бы представилась такая возможность?
— Нет, я бы не стала ничего менять. Я бы снова прошла этот трудный, тернистый путь. Только вот по пути постаралась бы не терять близких мне людей, их бы я берегла. Потому что с возрастом многое уходит, блекнет, распыляется. Остаются только верные люди, которые тебя понимают, которым ты можешь сказать то, что никому больше не расскажешь. Правда, их очень мало.
