В детстве, помню, страшно раздражало, когда взрослые, гладя меня по голове, говорили, обращаясь к родителям: «Как же Инессочка выросла! А ведь я ее вот такой (чуть приподнимая ладонь над полом) помню». Почему это меня так сильно раздражало, сказать не возьмусь: причину не помню, хотя чувство запомнила. Выросло поколение молодых людей, которых мне хочется погладить и сказать: «А ведь я знаю тебя с тех пор, когда ты еще даже не родился». Но сдерживаюсь. Вдруг их это тоже раздражает? Пусть немного подрастут и обзаведутся своими семьями, переоценят многое из когда–то раздражавшего...
Людей, которые помнят меня маленькой, с каждым годом — увы! увы! — все меньше. Каждый теперь — на вес золота. Или не так: каждый — дороже золота. Потому что рядом с ними вся жизнь прожита. И сегодня даже хочется, чтобы они погладили меня по голове и сказали: «Как же ты, Инессочка, выросла, а ведь мы тебя вот такой (ладонь над полом) помним». Но сегодня они все чаще говорят о здоровье (мамином и своем) и моей работе. Бывают резкими (они всегда такими были, толерантность и сейчас не в моде, а несколько десятилетий назад и слова такого в их лексиконе не было), но я не сержусь даже на «Ну кому нужна твоя Венгрия, зачем ты это пишешь?». (Я сейчас как раз работаю над статьями о Венгрии для проекта «Без «железного занавеса».) Потому что, кроме родителей, есть еще люди, которым прощаешь все. И они тебе многое простят. Друзья семьи, мамины подружки. Для них я всегда ребенок. И сейчас мне это нравится. А им нравится, когда я называю их девчонками.
...Собрались в Гомеле за столом, ругаем погоду (от такой давление ох как скачет), вспоминаем о прошлом и думаем о будущем. Потому что о будущем мы думаем всегда, даже при такой погоде, от которой ноют суставы, скачет давление и кажется, что все идет не так. На самом деле все идет так, как должно, даже если наоборот. Это одна из истин, которую я впервые услышала от маминых подруг. Не сразу поняла (молодая была, горячая и прямолинейная), а потом поразилась ее парадоксальной правде. Теперь и сама часто так говорю. Некоторым нужно время, чтобы понять и принять.
Мамина одноклассница (!) Роза (я ее называю Розочкой) заразительно хохочет. Когда слышишь этот ее заливистый смех, может показаться, что жизнь у нее — сплошной праздник. Кто–то завидует и в сердцах роняет: «Как у нее все легко!» Но мы–то знаем... Знаем, что другой на ее месте невзлюбил бы весь белый свет, из дому не выходил бы и характером своим вздорным и невыносимым извел бы всех родственников (потому что и такие примеры нам известны). Но Роза не такая. Роза хохочет над болезнями, невзгодами и погодой, конечно (той самой, от которой ноют суставы и скачет давление). Всегда с прической и макияжем: «Полиночка, ты почему губки не накрасила?» — ставит маме на вид. У Розы удивительный дар общения. Если к ней пришел сантехник или электрик, они моментально становятся если не друзьями, то приятелями, и Роза с радостью делится контактами с подругами (а как же: сантехники и электрики — люди первой необходимости для одиноких маминых подружек): и мужикам приработок, и девочкам помощь. Таким удивительным даром обладала моя бабушка Лиза.
Янина совсем иного склада человек. Подтянута, собрана, для любого спора имеет аргумент. Нам всегда есть о чем поговорить. Она не только читает «Без «железного занавеса» и требует тех подробностей, которые остаются за кадром, но и смотрит все спортивные передачи, которые находит на многочисленных спутниковых каналах. Мы сплетничаем про маму Энди Маррея и выдающиеся места Серены Вильямс и делимся любовью к Джоковичу и Федереру. Яня человек такой удивительной доброты и отзывчивости, что они делают ее уязвимой и беззащитной. Недавно к ней в два часа ночи ломилась соседка поговорить о своем пошатнувшемся здоровье. Мысль о том, что и у Янины со здоровьем проблемы, ей (как и многим другим) в голову никогда не приходила.
Зоя Ивановна царственная и молчаливая. Помню ее почти столько же, сколько себя: мы дружили (и продолжаем, как видите) семьями. А когда в 1984 году заселялся дом, в котором и сегодня живет моя мама, Зоя Ивановна с Артуром Васильевичем оказались точно под нами. И на вечеринках, которые любили устраивать мои родители (мне это передалось), в моменты особенно бурных и поздних танцев всегда находился кто–то, спрашивавший: «А не прибегут ли соседи снизу?» Зоя Ивановна выкрикивала: «Мы здесь!» — и веселье продолжалось. Теперь в этой квартире живет ее дочь, которую мама, случается, заливает. И Лена говорит: «Вы только не волнуйтесь, ничего страшного». И мама звонит сантехнику, которого ей посоветовала, конечно, Розочка.
...Они по–прежнему называют меня ребенком, а я их — девчонками. Всякий раз, когда уезжаю, они говорят, чтобы я не волновалась: за мамой они присмотрят — и в магазин сходят, и все прочее. Их нисколько не смущают собственные диагнозы и то, что живут в разных концах города. Они овладели интернетом (как говорит Зоя Ивановна: «Для нас, одиноких девочек, это предмет первой необходимости») и в социальных сетях дружат тоже. И если кто–то не верит в женскую дружбу, они такому человеку живой укор.
sbchina@mail.ru
Советская Белоруссия № 23 (24905). Суббота, 6 февраля 2016
