В один из удивительно красивых майских вечеров 1842 года столица Франции Париж шумно отмечала свой очередной вакхический праздник, сопровождаемый массовыми народными гуляньями. И в это же время в доме на улице д’Амстэрдам, принадлежавшем поэту Адаму Мицкевичу, под громкий шум и крики за окнами умирал близкий друг хозяина, один из самых значительных белорусских художников XIX столетия Валентий Ванькович.
* * *
Свой уход художник встречал мужественно и спокойно, с ясным осознанием исполненного перед Богом и людьми долга. Незадолго до смерти Ваньковичу удалось завершить работу над картиной «Матерь Божья Остробрамская». Силы у тяжело больного туберкулезом художника были на исходе — в последние дни ему с трудом удавалось держать в руках кисть. Но благодаря огромной силе духа Валентий смог довести работу до конца.
Картину «Матерь Божья Остробрамская» (теперь она находится в парижском костеле Сен–Северин) впоследствии специалисты назовут одной из самых лучших его работ. Святой образ небесной защитницы Беларуси стал заключительным и весьма неординарным аккордом земной жизни знаменитого художника. Впрочем, Валентий Ванькович был из тех людей, вся музыка жизни которых была неординарной. И хотя продолжительность ее звучания, как, впрочем, и у большинства известных европейских романтических героев ХIХ столетия, была недолгой, этот одаренный человек оставил после себя достаточно яркий след, который и сегодня, по прошествии более полутора столетий после его ухода, остается заметным в европейском искусстве.
При жизни многие не любили Ваньковича как человека за его очень сложный характер: считали не в меру надменным, уничтожающе резким и даже желчным. Но что касается творчества Валентия Ваньковича, это был тот редкий случай, когда его бесспорный талант признавали даже недоброжелатели. Да и человеческие качества художника были совсем неоднозначными. Самые близкие друзья знали, какое прекрасное сердце скрывается за внешним высокомерием, о чем некоторые из них и написали впоследствии в своих воспоминаниях. Истинный облик художника проступает также из его писем, хранящихся в государственном архиве Литовской Республики. С их страниц сходит человек удивительно красивой и тонкой души, хотя, как и у большинства талантливых людей, очень ранимой...
* * *
А в тот свой последний вечер, совпавший с шумным парижским празднеством, Ванькович попросил хозяев позвать священника, которому он долго исповедовался в своих земных грехах. После этого художник продиктовал хозяину дома завещание, в котором распорядился судьбой своего наследства. Ваньковичу за его недолгую жизнь не удалось собрать ни больших ценностей, ни какого–либо имущества, единственным богатством были картины. Часть их он завещал семье, часть — своим близким друзьям.
О друзьях Ваньковича следует сказать особо. В случае с ним известное изречение: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» — характеризует ситуацию, наверное, как нельзя более точно. Уже сами имена друзей художника очень многое говорят о масштабе его собственной личности. Ими были два, пожалуй, самых тогда знаменитых в пределах бывшей Речи Посполитой человека — хозяин его последнего приюта поэт европейского масштаба Мицкевич и пророк польского мессианства Товянский...
И наконец, оставшуюся часть своих картин Ванькович завещал продать с аукциона в счет выплаты долгов кредиторам, которые в последние дни его жизни, чувствуя близкую кончину, особенно назойливо ему докучали. Художник, умирая, был уверен, что этого хватит с лихвой. Увы, когда после его смерти эта часть завещания была исполнена, полученных денег было собрано совсем немного...
* * *
Родился будущий художник в имении Колюжица Игуменского уезда Минской губернии в семье потомственного уездного судьи Мельхиора Ваньковича, который происходил из старинного белорусского шляхетского рода, бравшего истоки еще в ХIV столетии, когда боярин Ванька за военные подвиги получил шляхетский титул от самого великого князя Кейстута. Из старинного рода происходила и мать Валентия — Схоластика.
Любовь к рисованию проявилась у Валентия с раннего детства. После небольшой подготовки у домашних наставников мальчик был отдан в гимназию при Полоцкой иезуитской коллегии, где было тогда отлично налажено преподавание искусства. После Полоцка юноша направляется в «белорусские Афины» — Вильню, поступает на факультет живописи, скульптуры и графики местного университета, где преподавал знаменитый профессор Ян Рустем. Виленская школа живописи (как назовут впоследствии ее потомки) переживала тогда период наивысшего расцвета.
В университете Ванькович выделялся широтой и смелостью своих интересов и взглядов. Он познакомился и близко подружился с лидерами тайного общества филоматов и филаретов — будущим гением поэзии Мицкевичем, а также с Одынцом, Корсаком, Малевским. Благодаря написанным Ваньковичем портретам и остались в истории их облики. Вскоре тайное общество было раскрыто, а его члены арестованы и сосланы в глубь России. Наверняка Ванькович разделил бы их участь, но его имени во время арестов не назвал никто...
* * *
Через несколько лет учебы Ваньковича в университете был объявлен конкурс на лучшую композицию на сюжет из древней мифологии. Молодой художник, который к тому времени в оригинале читал произведения Геродота, Тацита, Ксенофонта, справился с заданием блестяще. Его рисунок был столь великолепен, что Ваньковичу единогласно была присуждена первая премия. По решению ученого совета университета его направляют на учебу в главное художественное учебное заведение России — Петербургскую академию художеств. Здесь его педагогами были ведущие мастера российского классицизма Егоров и Шабуев. В столице юноша очень быстро утверждает себя и благодаря своему замечательному таланту портретиста становится известным в культурных кругах Петербурга.
* * *
Именно этому периоду творчества Ваньковича принадлежит самый знаменитый его портрет, который стал своеобразной визитной карточкой художника — «Мицкевич на скале Аю–Даг». Об этом портрете современники говорили, что он столь же популярен, как и сам Мицкевич...
Надо сказать, что дружба с Мицкевичем вообще сыграла в судьбе Ваньковича колоссальную роль. Влияние поэтического гения чувствуется на всем творчестве художника. Именно Мицкевич вскоре познакомил художника с уже известным тогда всей России Пушкиным. Ванькович приступил к созданию его портрета. Но в силу обстоятельств его не удалось завершить... А наброски портрета Пушкина были конфискованы жандармами в 1863 году во время ареста сына Ваньковича — участника известного антироссийского восстания.
Вскоре в академии проводился конкурс на лучшую историческую композицию. За картину «Подвиг молодого киевлянина во время осады Киева печенегами в 968 году» Ванькович был удостоен Большой золотой медали и права на стажировку в Италии. Но молодой художник из Беларуси медали не получил и в страну своей мечты не поехал. Причина была до банальности проста — Виленский университет, командировавший Ваньковича в столицу, не смог найти для этих целей нужную сумму денег.
Творческие успехи Ваньковича широко освещались в тогдашней российской прессе. Особенно в этом плане отличалась газета «Северная пчела», издаваемая уроженцем Беларуси Фаддеем Булгариным. Этот человек вообще очень много сделал для пропаганды творчества своих соотечественников.
* * *
И все же, несмотря на большую известность и популярность, Ванькович так и не прижился в петербургских художественных салонах. «Север» оказался в конечном счете вредным не только для его физического, но и для душевного состояния. В конце 1820–х годов он уезжает на родину и поселяется неподалеку от Минска в имении Слепянка, принадлежащем его родственникам, также часто бывает в Минске в доме двоюродного брата на улице Волосской (теперь это улица Интернациональная). По воспоминаниям композитора Станислава Монюшко, в этом доме образовался своеобразный салон–клуб минской творческой интеллигенции. Модные в те времена карты уступали место шахматам, литературе и, конечно же, музыке. Об уровне этого салона говорит хотя бы тот факт, что его гостями стали посетившие тогда Минск музыканты с европейской известностью Мария Шимановская и Кароль Липинский. Именно в этом здании располагается теперь замечательный музей культуры и искусства первой половины ХIХ столетия «Дом Ваньковичей».
В это время Беларусь заполыхала грозой восстания 1830 — 31 годов. Ванькович решил присоединиться к повстанцам (купил оружие, коня), но тяжелый приступ наследственной болезни — туберкулеза не дал осуществиться этому намерению. Художник очень тяжело переживал фиаско восстания и драматическую судьбу его участников, многие из которых были сосланы в Сибирь. От мрачных мыслей его спасала только любимая работа.
* * *
В творческом плане белорусский период был весьма плодотворным в жизни Ваньковича. После Петербурга, на родине, у него словно открывается второе дыхание. Именно в это десятилетие его талант портретиста и мастера исторических композиций проявился с наибольшей силой. Имел Ванькович и официальное звание. В начале 30–х годов ХIХ столетия совет императорской Академии художеств удостоил его звания «назначенного», что было последней ступенькой перед получением академика.
Друзья и близкие хорошо понимали значимость и масштаб творческой фигуры Ваньковича. Видимо, он и сам сознавал свой талант... Ему постепенно становилось тесно в рамках провинциального города. По воспоминаниям его биографа Смоковского, «душа Ваньковича тосковала по чему–то высшему, возвышенному, ему хотелось эстетическое чувство соединить с творческим воображением и написать что–то, отмеченное божественным очарованием». У художника начинается глубокий кризис, усугубленный болезнью. У него стали случаться нервные приступы, и в конце 1830–х годов Ванькович принимает решение ехать за границу. Конечной целью поездки был Париж, который был тогда своеобразной столицей мессианства былой Речи Посполитой.
* * *
Тогдашнее путешествие — это не теперешнее мелькание вокзалов и аэропортов. Художник останавливался в признанных центрах мирового искусства Мюнхене, Дрездене, Страсбурге, в музеях которых подолгу копировал классические произведения мастеров эпохи Возрождения. В Париже его гостеприимно встретил и поселил в своем доме Адам Мицкевич, ставший к тому времени одним из признанных лидеров эмиграции. Здесь и прожил художник оставшиеся дни своей жизни. Все это время смерть, по существу, стояла у него за спиной — были моменты, когда близким уже казалось, что Ванькович не поднимется. Но он вновь и вновь продолжал мужественно и упорно работать над своей последней картиной. Как только она была завершена, наступила развязка — смерть словно ждала этого момента и на этот раз уже не промахнулась. Талантливый художник прожил на свете всего 42 года...
Похоронили Ваньковича на парижском кладбище Сен–де–Дени. Там и сегодня стоит красивый, строгих форм надмогильный обелиск, который вполне мог бы стать местом паломничества в немалом количестве приезжающих сегодня во Францию земляков художника. При условии, конечно, что они имели бы о нем информацию...
Линия прямых потомков Ваньковича угасла относительно недавно. Еще в 70–е годы ХХ столетия в Москве жили две его правнучки, которые очень много сделали для сохранения памяти художника на родине. Надо сказать, что большое и разнообразное наследие маэстро Валентия, как называли его друзья, судьба разбросала по многим странам и столицам мира. Его картины, наброски, рисунки хранятся в лучших музеях Вильнюса, Петербурга, Варшавы, Кракова, Парижа. Ни одной из них нет только на его родине — в Беларуси...
