Любовь и память

Татьяна Пекур, Татьяна Шамякина и Елена Турова — о родителях

Люди уходят из жизни. Соседи, коллеги, родители... А вместе с ними уходит часть жизни. Но память остается.

У каждого по-своему: у кого-то только светлые воспоминания, у кого-то есть и темные пятна. Главное же — близкие люди навсегда в наших сердцах. И прав был Толстой, сказав, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. В семьях «народных» и «заслуженных» все так же, как и у обычных людей… Накануне Радуницы дети известных людей вспоминают своих родитилей.

Мама с большой буквы

Татьяна ПЕКУР, дочь народной артистки СССР Галины Макаровой:

— Мне безумно не хватает мамы. Я знаю, что она мне помогает, незримо присутствует рядом. Наша связь не оборвалась. Верю в это. Она наблюдает за нами и помогает. До сих пор в родительской квартире сохранилась мамина аура. Осталось много ее вещей, картин, книг. Она ведь очень красиво вышивала. Раньше я считала, что это все мещанство, безвкусица. Мама несколько работ отдала моему старшему брату, его детям, другим родственникам, в том числе и за границу. Что осталось, она увезла на дачу. Много лет спустя я поняла, какая же это красота! Мы вернули их в квартиру, сделали рамки и бережно храним как память о самом родном человеке. По сей день стоит и болгарский книжный шкаф.

У меня было счастливое и беззаботное детство. Росла в любви и обожании. Меня баловали. Имела практически все, что хотела. Хотя родителям (отец Татьяны — заслуженный артист БССР Павел Пекур. — Авт.), несмотря на их заслуги и звания, жилось нелегко. Богатства они не нажили: сберкнижек и машин у нас не было. Была лишь дача — домик на курьих ножках — любимое мамино место. Поощрялись все мои желания. Хочешь на плавание — иди, хочешь на фигурное катание — пожалуйста, в иняз — мы не против. Благо дурных желаний у меня никогда не возникало. Единственное, в чем мне отказали, — купить велосипед. Причина — трагический случай с сыном Зинаиды Броварской, который попал под машину. Мама берегла нас, переживала.

Помню, она всегда встречала меня с соревнований, особенно ночью. Я этого не ценила, считала себя взрослой. Сейчас все бы отдала за эти счастливые мгновения. Помню, приехали из Риги в три часа ночи. Понимаю, что мама придет к поезду. Я незаметно выскочила из вагона и убежала от нее. Около почтамта слышу: «Та-аня!» Я в сердцах: «Мама, что ты меня позоришь!» Она так и шла тихонечко поодаль. На мосту через Свислочь встречаю трех молодых людей, они окружили меня. Страшно представить, чем это могло закончиться. И тут мама из темноты с зонтиком в руках. Парни бросились врассыпную. Это была Мама с большой буквы.

В глубине души, конечно, я хотела стать актрисой, ведь выросла за кулисами Купаловского театра. Актерского таланта мама у меня не видела. Да и родители не хотели, чтобы я была в этой профессии. Слишком сложно это все давалось маме. Было много препон на пути, палки в колеса вставляли. Она долгое время была в театре на вторых ролях. Спасибо Андрею Егоровичу Макаенку, который сказал: «Либо Макарова будет играть в «Лявонихе на орбите», либо увожу эту пьесу в Москву». Потом другие свои произведения он стал писать под нее. Дудареву тоже очень нравилась актриса Макарова. Родителям, действительно, было непросто. Поэтому они даже не делали попыток меня протолкнуть. К тому же я была увлечена спортом. Стала многократной рекордсменкой республики по легкой атлетике, была чемпионкой СССР по прыжкам в длину среди юниоров. Потом работала режиссером на телевидении. Кстати, мама — чемпионка Беларуси по мотокроссу. Она занималась конным спортом, метанием копья.

Каюсь, часто заставляла ее волноваться. Один раз сильно обидела. Заявила: «Мама, ты меня не воспитывала! Меня спорт воспитал!» Она не ожидала такое услышать. Родители никогда мне морали не читали, в угол не ставили. Никогда не давили. В доме была полная демократия. Сегодня же я понимаю, что она была для меня примером в жизни. Она — человек с огромным сердцем.

Был случай. Возвращаясь с выездного спектакля, актеры увидели в лесу перевернутый газик. Военный лежал весь в крови и грязи, с открытой раной. Дезинфицировать ее было нечем, и мама стала высасывать эту грязь. Это очень благородный поступок! А как она хотела удочерить девочек. Одну из них звали Тоня. Помню, мама привезла ей из Польши большой красивый бант. Однажды приходим в больницу: кровать пуста, лишь бант привязан. Мне, пятилетнему ребенку, мама сказала, что Тонечку забрали родственники. Позже родители признались, что девочка умерла от белокровия. Мама это знала, очень переживала, но не стала нас травмировать. На съемках фильма «Улица младшего сына» в Керчи нашла бездомную семью с десятью детьми. Влюбилась в одну малышку, хотела забрать себе. Но не отдали. К нам часто приходили какие-то цыганята, мама их кормила, отдавала вещи. А история про лилипута из цирка! Его парализовало на гастролях в Минске. Мама забрала его к нам и месяц, пока родственники не приехали за ним, выхаживала, в буквальном смысле слова носила на руках, мыла, кормила. Мне далеко до мамы. Она такие подвиги в жизни совершала… Уникальная женщина. Пример для подражания. Она отдавала все. Не жалела себя.

Младшую дочку я назвала Агатой в честь мамы (Агата — настоящее имя Галины Макаровой. — Авт.). Это было благодарностью за то, сколько она сделала для нас. Маме было очень приятно. А через месяц ее не стало. Ничто не предвещало беды. Хотя за последний год она очень сдала. Впервые за всю жизнь она не пришла на открытие сезона в театр. 26 сентября 1993-го по традиции играли «Павлинку». Она попросила ее не задействовать, плохо себя чувствовала. Уехала на дачу. Очень любила это место. Отдыхала там душой, отказывалась возвращаться в квартиру, хотела еще несколько дней побыть на свежем воздухе.

28-го была плохая погода, сильный ливень. Еще утром она перебирала чеснок… Уходила с тяжелым сердцем. Говорила: «Я родилась с «карточками» и умираю с ними». Она не о себе думала — беспокоилась за нас. 

Што такое шчасце

Таццяна ШАМЯКІНА, дачка народнага пісьменніка Беларусі Івана Шамякіна:

— Бацька мне ўспамінаецца маладым, вясёлым і энергічным. Такую атмасферу ён ствараў і дома. Чамусьці ўзгадваюцца маленькія шакаладачкі, якія ён часта прыносіў мне. Нягледзячы на тое, што тлуму ў Саюзе пісьменнікаў заўсёды хапала, ён не ленаваўся зайсці ў сталоўку ЦК (на рагу вуліц Кірава і Энгельса) і купіць мне ласунак. Увогуле, ён усё жыццё любіў радаваць падарункамі. Раздаваў іх усім.

Перад сваякамі бацьку было няёмка за сваё багацце, таму ўсе ганарары шчодра раздаваў: каму хату пабудуе, каму на машыну дасць. Некаторым з радні грошы, рэчы, прадукты слаў (рукамі мамы) рэгулярна. Кватэру Шамякін атрымаў даволі вялікую — пяць пакояў, праўда, ужо калі ўсе чацвёра дзяцей пеража¬ніліся і сям’я намнога разраслася. Але ўсе, хто прыходзіў да нас, здзіўляліся сціпласці інтэр’ера.

Яго каштоўнасці — жонка, дзеці. Узгадваюцца месяцы, калі цяжка хварэла наша маці, і ён сам, ужо надзвычай слабы на ногі, кожны дзень ездзіў да яе ў баль¬ніцу. Увогуле, адносіны да жонкі ўсё жыццё самыя кранальныя, пяшчотныя, рамантычныя. Успамінаючы сёння сямейнае жыццё бацькоў, з поўным правам магу сказаць: іх шлюб быў сапраўды шчаслівы, гарманічны, нейкі выключна светлы, веснавы ва ўсім.

Самая вялікая наша, дзяцей, удзячнасць за тое, што бацькі кожнае лета ездзілі з намі на Гомель¬шчыну, на радзіму маці, у любімую Церуху. У вёсцы ў першай палове дня тата нязменна працаваў. Яго рабочыя дні ў Церусе — надзвычай плённыя. Пасля абеду, пасадзіўшы поўную машыну дзяцей: сваіх, пляменнікаў жонкі, часта і суседскіх, Шамякін абавязкова вёз нас куды-небудзь у ваколіцы вёскі: у лес, на луг, на мяжу з Украінай (мы любілі гэтае месца з альтанкай). Часам ішлі вудзіць рыбу. Звычайна пад вечар, калі вада награвалася, купаліся ў рэчцы. Па ягады і грыбы таксама ездзілі ледзь не штодня. Так выхоўвалася любоў да прыроды, да вандровак. Гады паездак на Гомельшчыну былі перыядам поўнага, абсалютнага шчасця, якое толькі можа быць у жыцці чалавека.

У 1951 годзе тата купіў «Пабеду» і вазіў нас па ўсім Савецкім Саюзе. Вельмі часта ездзілі ва Украіну — Чарнігаў, Кіеў, якія недалёка ад Церухі. На машыне падарожнічалі ў Крым, Прыбалтыку і, вядома ж, па Беларусі. Была трывалая сямейная традыцыя: ездзіць глядзець ледаход на Бярэзіну, Нёман, збіраць пралескі ці вярбу; восенню — па грыбы ці проста на вогні¬шчы смажыць сала. Ледзь не кожны ты¬дзень знаходзілася падстава для паездак.

Другое татава захапленне — збіранне кніг таксама перадалося дзецям. З усіх яго шматлікіх у савецкі час падарожжаў нешта абавязкова прывозіў, але найчасцей — кнігі, мастацкія альбомы. У Маскве заўсёды заходзіў у «Кнігарню пісьменніка» і вёз нам такія шыкоўныя экзэмпляры, якія ў Мінск ніколі не траплялі. Чытаў мне ўслых. Акрамя шматлікіх казак памятаю яго чытанне «Новай зямлі» Якуба Коласа. З дзяцінства паэма сваёй слоўнай музыкай увайшла ў свядомасць. Нездарма я выбрала яе тэмай дыпломнай работы. Усе бацькавы захапленні і я пераняла ў сваім жыцці — дзецям чытала ўслых, кнігі і мастацкія альбомы апантана збіраю і цяпер.

Урокамі з дзецьмі тата не займаўся. Школы нашы, аднак, наведваў, але пераважна для выступленняў. Настаўнікі, карыстаючыся тым, што ў іх вучацца дзеці Шамякіна, вельмі часта запрашалі аднаго з сваіх самых любімых аўтараў. Бацька пагаджаўся.

Ён ніколі не хварэў на «зорную хваробу». Наадварот, нібы адчуваў віну перад калегамі за свой поспех у чытачоў, а таму, як ніхто з усіх кіраўнікоў Саюза пісьменнікаў, хадзіў і хадзіў па розных інстанцыях і выбіваў для літаратараў узнагароды, выданні кніг, іншыя пры¬вілеі. Вельмі многія пісьменнікі савецкай эпохі абавязаны яму сваімі званнямі, прэміямі, кватэрамі. На той час, нагадаю, кватэры даваліся бясплатна. Але, каб атрымаць іх, неабходна было менавіта добра-такі пахадзіць па кабінетах чыноўнікаў.

У сталым узросце нішто яго так не радавала, як поспехі дзяцей і ўнукаў. Сапраўды, сын — геолаг, удзельнічаў у будаўніцтве мінскага метро, дзве дачкі — кандыдаты навук, а я — неўзабаве і доктар, прафесар, член Саюза пісьменнікаў Беларусі, унучкі выдатна вучацца і выяўляюць імкненні да творчасці. Ганарыўся гэтым намнога больш, чым сваёй папулярнасцю, і думаў толькі пра нас.

Ника для режиссера

Елена ТУРОВА, дочь народного артиста СССР Виктора Турова:

— Я, можно сказать, познакомилась с отцом в 18 лет. Он ушел из семьи, когда мне было три года. Но в памяти сохранились моменты, как он учил меня правильно произносить свою фамилию. Тогда еще не умела выговаривать «р», поэтому получалось «Тувава». Они смеялись с мамой, а я по-детски злилась на их замечания.

В школе меня часто дразнили, по-разному видоизменяя фамилию. Мне казалось, что вырасту и обязательно ее поменяю. Вышла замуж за поляка, его фамилия Шилковский. Но осталась Туровой. Понимала, что для Беларуси эта фамилия знаковая. Отец много сделал для страны. Сыграл роль и город Туров, по некоторым источникам, самый древний в Беларуси. Это наша история.

Когда я только пришла на киностудию, фамилия мне, в принципе, мешала. Ме¬ня принимали не как личность, а именно как дочь известного человека. Приходилось активней других «грести ластами», чтобы доказать, что я имею право здесь находиться. Так ведь сложилось, что династии творческих людей не только не приветствуются, но и подгоняются под поговорку «На детях гениев природа отдыхает». Никто не осуждает человека, если он пошел по стопам родителей врачей, учителей или пекарей. Династия — это естественно, никто не отменял генетику. Кроме того, если человек растет и развивается в определенной среде, которая ему нравится, он стремится там и остаться. Было обидно, когда на меня косо смотрели. И это при том, что я пришла на скромную должность ассистента режиссера мультипликационных фильмов. Начинала, можно сказать, с самых низов.

Режиссерских амбиций у меня не было. Я хорошо рисовала, мне это нравилось. И когда после школы решила поступать на отделение графики в театральный институт, оказалось, что надо иметь начальное художественное образование. Похожая ситуация и с факультетом журналистики: мне нравилось писать, с трех лет сочиняла стихи, а позже и песни. Но при поступлении требовались публикации в газетах. В итоге я пошла на филфак. После его окончания поняла, что хочу работать на киностудии, метила в редактуру. Но мест не было, поэтому согласилась быть ассистентом.

Когда сказала отцу, что хочу на «Беларусьфильм», он удивился: «Куда ты лезешь? Ты не представляешь, как здесь сложно». Он считал, что женщина должна беречь семейный очаг, воспитывать детей. Туров — сильный человек. Но даже у него бывали минуты отчаяния, когда хотелось все бросить, закрыться в себе. Он пытался до меня достучаться, но я была молодая и думала, что знаю больше родителей. Всегда понимала, что отец — талантливый человек, уважаемый, но поступала по-своему.

Актрисой быть не хотела. Был пример перед глазами — мама. Тяжело ли работать режиссером, не знала, так как отец с нами не жил. А вот месяцы простоев и ожиданий мамы, кастинги, результат которых — «Вы нам не подходите», — это я видела. Поэтому хотела работу, где от меня бы что-то зависело. Режиссура мне подходит больше. После каждых съемок длиной в три-четыре месяца я как выжатый лимон. Теряю много сил, долго восстанавливаюсь, но чувствую, что это мое. Как и отец, умею терпеть, сжав зубы. Говорят, что я тоже сильный человек. Я себя такой не ощущаю, но порой жизнь ставит в такие условия, что некогда себя жалеть, плакаться. Наверное, в том числе и папины гены помогают бороться, терпеть.

Он наблюдал за мной, как я «барахтаюсь», стараясь прижиться в новой среде, как выкарабкиваюсь из ассистентов. Потом сняла первый фильм, начала писать песни… Отец всегда был немного в стороне, никак не афишируя своего интереса к моей творческой «карьере». «Глупости все это», — говорил. Потом мы с Ликой Ялинской (Анжеликой Агурбаш) записали альбом. Нас пригласили на радио. Я говорю: «Папа, послушай, я буду давать первое интервью!» Опять слышу: «Глупости все это!» Позже Тамара, его третья жена, сказала, что отец внимательно прослушал эту радиопередачу. Когда закончилось, выдохнул облегченно и сказал: «Слава богу, моя дочь не дура!» Это был его первый и, пожалуй, единственный комплимент в мой адрес. Забавный случай вышел позже. Однажды мы вместе попали на «Славянский базар»: меня пригласили как уже популярного автора песен и его — как мэтра белорусского кинематографа. Какие-то молодые журналистки спросили: «Вы — отец Елены Туровой?» Он рассмеялся и сказал: «Слава богу, дожил!»

Дочку я назвала Никой. В память об отце. Был вариант Виктория. Но имя Ника мне показалось более женственным. Потом в голове была мысль о существовании одноименного кинофестиваля. Папа признавался, что был плохим отцом, но мечтал стать хорошим дедом. К сожалению, внуков не дождался. Дочка родилась через шесть лет после его смерти. Один журнал тогда написал «Ника для Виктора Турова». Думаю, отец был бы счастлив.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter