Луна в спальном вагоне

Еще не успело толком наиграться старшее поколение актеров театра имени Янки Купалы. Не получило заслуженного признания среднее поколение. Тоскуют без работы мастера, имеющие одну-две роли в репертуаре. Но все они вынуждены отступить перед явным перепрофилированием. В коллектив пришло много молодежи. В сегодняшней ситуации молодые не будут ждать счастливого случая. Не станут ходить в массовках и произносить пресловутое: «Кушать подано». Оглядятся и начнут искать счастья на стороне. Такое в этом театре уже было. Рванули в Москву очень перспективные ребята. Там и остались. Руководство театра не хочет повторения, потому активно загружает помолодевшую труппу. Вводит в старые спектакли, назначает дублерами, дает «добро» на особые молодежные проекты. Таковыми в новом сезоне являются «С.В.» и «Налу». Чтобы не томить читателя, объясню, как сама поняла. С.В. – это спальный вагон. В нем приехала из Парижа в родную усадьбу и уехала назад русская барыня Раневская. Следовательно, спектакль имеет отношение к чеховскому «Вишневому саду». Налу – это Луна. Бледное ночное светило исказилось, слоги поменялись местами из-за того, что в ее мертвенном блеске особенно вольготно наркоманам. Следовательно, пьеса про что-то остросовременное, наболевшее. Оба спектакля авторские, что означает: текст дал толчок, а дальше мы сами. В прежние времена за такое отношение к пьесе дали бы по рукам. Считалось, что ставить надо автора, а не режиссерскую идею. Ставить с уважением к написанному. Но теперь другие порядки — сделаем с пьесой, что захочется. Классик не вздрогнет, современник всему будет рад. Можем, вообще, ни одного слова из нее не сказать, а только представить с помощью пластического воображения сюжет, характеры, особую атмосферу действия. Так, собственно, и сделал Павел Адамчиков в «С.В.». В другом случае захотелось поддержать своих ребят Яну Русакевич и Виталия Любецкого. К тому же автор еще и актриса, играющая главную роль. Пьесу можно кричать, менять фразы и реплики в зависимости от настроения, передавать их друг другу, добавлять, убирать, потому что с первого раза все равно непонятно, что происходит. В крайнем случае сослаться на бред наркоманов или выброс адреналина. Жанр произведения – драйв на 60 минут. Имена героев, как тычки: Вен, Мик. С этим материалом работал Владимир Щербань. И надо думать, по зову сердца и собственного взгляда на жизнь. Никто никому не мешал, а только ждали результата. Результат, естественно, потряс до глубины души. Мнения разделились. В театре часто так случается. Сошлись на том, что раз работы молодежные, то ей, голубушке, и предназначены. Пусть разбираются. Для справедливости «С.В.» определили на основную большую сцену, «Налу» — на малую. В принципе, свобода полета фантазии свойственна искусству всегда. Поиск нового сценического языка и новой театральной эстетики – вещь закономерная. Плохи те театральные люди, которые этого не понимают. Особенно наш брат критик. Но публика думает иначе. Она идет в театр за чем-то. Во всяком случае, не за тем, чтобы оказаться жертвой эксперимента. Одни идут смеяться. Другие – посопереживать. Третьи – подумать. Четвертые просто любят именно театр Купалы. Пятые попали случайно и впервые, просто выдался свободный вечер. Все они, как правило, далеки от знания театрального процесса. Так кому из них предназначен купаловский авангард? Всем сразу. Сторонников, как мне кажется, завербует тот спектакль, который предложит более высокую систему ценностей. Признаюсь сразу: я в восторге от «С.В.» и в раздражении от «Налу». Предвижу возражение: зачем ставить рядом великого Чехова и маленькую симпатичную купаловскую Яну Русакевич? Рядом их и не ставлю. В обоих случаях сюжет действа ни при чем. И нет речевых характеристик. И агрессивна режиссура. И театральный текст соткан из тел молодых актеров. Хочу разобраться, почему Адамчикову интересны российские интеллигенты и романтический пафос старшего поколения, а Щербаню – темные стороны человеческой природы. Почему у одного уважение, у другого инфантилизм по отношению к фундаментальным ценностям? Оба одногодки, из того поколения, чью жизнь не направляли никакие идеалы. Они сформировались так и дальше своим талантом формируют других, один эмигрируя в классику, другой – в сегодняшнее подземелье. И оба жаждут новых форм. Как раз на глубине нескольких метров от зала, где играется «Налу», расположены подземный переход и станция метро. Местечко это давно облюбовали сегодняшние тинейджеры и личности постарше. Тихо покуривают, попивают, шумно смеются, словом, тусуются. Сотни минчан ежевечерне проходят мимо них, жалея, возмущаясь, недоумевая. Кто-то чувствует и внутреннее родство с ними. И тогда художника должно начать грызть чувство личной причастности к происходящему. Желание понять корни явления. Так хотелось бы вместе с театром искать ответы. Те, из подземного перехода, не купят билет за деньги, не поднимутся в Малый зал. Они не догадываются, что этот спектакль для них. Да если бы и посмотрели, то посмеялись над девчушкой, размахивающей пистолетом, испытали очередной «драйв» и вернулись в привычную среду, потому что театр не сказал ничего нового. Разумеется, эта публика не посетит и «С.В.». Но этот спектакль восстанавливает отношения Купаловского театра со студенчеством, элитной молодежью. Интересен он и другим категориям зрителей, которые откровенно признаются, что не помнят пьесу «Вишневый сад» и теперь, после спектакля, хотели бы ее перечитать. В театральной практике существует убежденность, что телодвижением можно выразить любое состояние души. Это вполне интернациональная коммуникация, которая позволяет легко преодолевать языковые барьеры и всеми признана как фестивальная. Западный артист всегда хорошо пластически подготовлен, тренирован, гибок. У наших с этим делом похуже, зато мы умеем переживать. Соединив все воедино, получаем пластическое воображение, которое оказалось таким притягательным для актеров постарше, занятых в спектакле, — Н.Кириченко, В.Манаева, З.Белохвостик, С.Зеленковская. Они создали абсолютно чеховские образы с пронзительными катастрофами духа. Подняв в заоблачные мечты и опустив на грешную землю, театр Янки Купалы попробовал на зрителе новую, совсем не академическую модель своего существования. Она далека от «Павлинки» и «Страстей по Авдею». Она учитывает сегодняшние, возможно, не самые лучшие ожидания публики. Главный театр страны хочет быть разным.