Борис Крепак — о дружбе критика и художников, «визе» от Василя Быкова и картинах, которые дышат
12 апреля в Национальном художественном музее Беларуси откроется выставка «Арт-тандем: критик и художники», посвященная 70-летию заслуженного деятеля искусств республики, журналиста, искусствоведа, автора многих книг, альбомов и монографий, дважды лауреата премии «За духовное возрождение» Бориса Крепака (на снимке). Накануне вернисажа «Р» заглянула к юбиляру.
— Борис Алексеевич, вы готовите выставку в музее. Может, собираетесь удивить зрителей как художник?
— Ни в коем случае! И не хотелось никогда. По мне, если делать, то хорошо, а если плохо, то лучше совсем не делать. Да и повидал я достаточно примеров, когда профессиональные критики брались еще и маслом писать. Как правило, неудачно. За что и слышали в свой адрес от художников: мол, нас критикуешь, а сам-то что можешь?.. Я счастлив, что мне подобного никто не скажет. Так что на выставке будет именно тандем – критик и художники.
— И что же увидят ваши гости в музее?
— Прежде всего около 15 полотен выдающихся белорусских живописцев, о жизни и творчестве которых в разное время я писал монографии. Покажу ряд своих книг: о Леониде Щемелеве, Михаиле Савицком, Виталии Цвирко, Александре Кищенко, Заире Азгуре, Георгии Поплавском, Андрее Бембеле… Всех не перечислишь.
Кроме того, готовлю и свои портреты, написанные разными художниками. Среди них, например, работа замечательного мастера Михаила Станюты, отца нашей великой актрисы Стефании Станюты. Несмотря на разницу в возрасте, мы много и хорошо с ним общались. Есть и портрет работы Владимира Минейко. Возможно, на выставке портретов будет даже два. Кстати, с ними связана интересная история. Сначала художник сделал один, графический, а через какое-то время взял его у меня, чтобы показать на своей выставке. А там работу купили, сейчас она находится в фондах Национального художественного музея. Тогда взамен Владимир Андреевич подарил мне новый портрет, написанный маслом.
— Если художники пишут портреты критика, значит, отношения ваши с ними складывались дружелюбно.
— С некоторыми очень дружелюбно, с теми, кто наиболее близок мне и своим творчеством, и как человек. Например, в этом году исполняется 45 лет нашей дружбе с Леонидом Щемелевым. Кстати, он автор двух моих портретов, которые тоже можно будет увидеть. А познакомились мы в 1965 году и до сих пор встречаемся практически еженедельно. Вообще, мне в жизни повезло: не было у меня конфликтов с художниками. Причем независимо от того, принимаю я чье-то искусство, нравится оно мне или нет. Как говорил Вольтер, пусть я не согласен с чьей-то точкой зрения, но я уважаю оппонента за то, что эта точка зрения у него есть. Например, когда-то мы часто и подолгу дискутировали с Заиром Азгуром. Я не со всем в его творчестве соглашался, о чем открыто говорил. Но это не становилось поводом, например, для ссоры, мы по-прежнему относились друг к другу с уважением. Это важно — уметь критиковать, но не обидеть.
— Вы начинали учиться в Гродно в пединституте, но после третьего курса вдруг рванули в Ленинград поступать в университет на историю искусства. Почему?
— Наверное, подтолкнула к этому та атмосфера, которая меня окружала. Отец мой погиб на войне, отчимом стал Иван Семенович Дмухайло, известный пейзажист, а в то время уже один из ведущих живописцев Гродненщины. У нас дома часто собирались его друзья: художники Иван Пушков, Данила Порохня, Валентин Савицкий. Через их разговоры, споры, обсуждения и я приобщался к изобразительному искусству. Вообще, родители общались со многими творческими людьми. Захаживал в гости актер Гродненского драмтеатра Яков Кимберг, часто бывали Михась Василек и Алексей Карпюк. Елена Аладова дружила с моей мамой. А Василя Быкова можно назвать моим крестным отцом. В 1958 году свою самую первую рецензию на областную художественную выставку я отнес в газету «Гродзенская праўда», где она была «завизирована» к печати Василем Быковым, который в то время работал там литсотрудником и еще не был известным.
— Что вы думаете о сегодняшнем белорусском изобразительном искусстве?
— На этот вопрос коротко не ответишь. Очень много сейчас разных стилей, направлений, и это хорошо. Но вот принято ругать советскую власть — идеологический пресс и все такое. Сегодня все можно, свобода полная, но серьезных работ почти не появляется. Я не ретроград, но ведь как раз из того времени, когда «прессовали», вышли те, чьи работы теперь в постоянной экспозиции главного музея страны. Сегодняшних шедевров я пока, к сожалению, не вижу. Хотя, может, и ошибаюсь. Вообще, в изобразительном искусстве лучший искусствовед – это время. Оно отбирает тех, кого потом назовут великими художниками.
— А какие критерии в оценке первостепенны для вас?
— Я люблю жи-во-пись. Не просто красиво раскрашенные картины, а те, где пластика чувствуется, где каждый мазок дышит. Чтобы работа разговаривала со мной, чтобы я увидел не только то, что на ней изображено, но и почувствовал, что за этим изображением, что сзади. Чтобы, прочитав название «Весна», я не просто глянул и дальше пошел, а остановился, ощутил всю гамму чувств и переживаний автора в тот момент, его настроение, его незримый образ. Чтобы работа открывала для меня что-то новое в том же знакомом весеннем пейзаже. Это трудно передать словами, но, бывает, встречаешь на выставке совсем маленький этюдик, а в нем все поет. Вспомните хотя бы гениальный «Куст» Александра Иванова или пейзажи Константина Коровина.
— Почему, на ваш взгляд, выставки изобразительного искусства не слишком привлекают рядовых зрителей?
— Говорят, был такой случай. На каком-то послевоенном конгрессе сторонников мира советский писатель Александр Фадеев встретился с художником Пабло Пикассо. Оба – коммунисты, разговор – начистоту. Фадеев спросил, почему, мол, товарищ Пикассо, в ваших работах, кроме «Голубя мира», ничего не понятно. На что художник поинтересовался, учился ли Фадеев постигать изобразительное искусство так же, как азы грамоты, начиная с букв и слогов. Разумеется, положительно ответить Фадеев не мог. Так вот в этом смысле у нас провал до сих пор. Люди не подготовлены, поэтому и выставки им мало интересны.
— Над чем вы сейчас работаете?
— Заканчиваю новую книгу о живописцах — выходцах из Беларуси, о тех, кто по разным обстоятельствам и в разное время уехал за границу, кого теперь считают художниками французскими, польскими, литовскими, но в основном – русскими. Собрал около пятидесяти имен. Готовлю и еще один том, который расскажет о творчестве ряда современных белорусских мастеров.
Фото: Валерий ХАРЧЕНКО
