Лицо большого города

Как культуру примирить с цивилизацией?
Как культуру примирить с цивилизацией?

За Минском давно закрепилась слава столицы, удобной для жизни. То есть города со статусом, но без нервотрепки, с размеренным ритмом жизни, «большой деревни», как еще говорят. В Минске в свое время любили оседать на постоянное жительство отставники — нас–де хорошо снабжали продуктами питания. Но, думаю, военным где–то подсознательно нравилась четкость и ясность городской планировки. Любой провинциал также довольно легко ассимилировался в минской столичной среде — ведь он попадал к таким же, как он, только вчерашним провинциалам. В Минске, как нигде, можно наткнуться на маленькие острова патриархального уклада. До сих пор в центре, например, можно что–нибудь купить с рук — яблоки у частника на площади Победы или у ГУМа букет нарциссов у дачницы. А если окажешься около Академии искусств, то и пучок редиса, и свеклу, и грибочки консервированные. По–домашнему все будет выложено на газетку прямо на асфальт... Супермаркет рядом? Ну что вы, право... На этом углу, сколько себя помню, и 20 лет назад, и 40 лет вот так же стояли. Я не шучу — уж как ректор театрально–художественного вуза в советские времена ни боролся, а все равно торговлю под своими стенами не извел... А коровы на проспекте Машерова? Кто их не видел?..

Собственно, я о чем? Домашним наш город всегда был, его атмосфера, так сказать, характер. Но вот в последнее время все чаще прорывается в минский эфир слово «мегаполис». Оно приносит не только иноземный акцент в нашу речь, но и другие отчетливые признаки глобализации: граффити на стенах, например, «МакДональдс» на главном углу главного проспекта, появление престижных загородных, а не в центре, районов для жительства. Осязаемо меняется и ритм жизни, и приоритеты культурного времяпрепровождения. Впору задуматься о непременных грядущих переменах: Минск растет, и судьбы больших столичных городов ему не избежать. Какие потери ждут нас на этом пути? А, возможно, приобретений будет гораздо больше? В конференц–зал мы пригласили известных людей: Владимира Абушенко, кандидата философских наук, заместителя директора Института социологии НАН; Владимира Янчука, доктора психологических наук, декана факультета психологии Академии последипломного образования; Петра Гуда, кандидата исторических наук, заведующего кафедрой режиссуры обрядов и праздников БГУ культуры и искусства; Надежду Высоцкую, доктора искусствоведения, лауреата Госпремии, заведующую отделом Национального художественного музея; Владимира Товстика, заслуженного деятеля культуры, лауреата Госпремии, профессора Академии искусств.

Е.Молочко, «СБ»: Предлагаю начать с теории. Мегаполис — это явление современной цивилизации или можно различить его признаки ранее, например, в античности? Города Афины, Рим — можно ли их называть мегаполисами древнего мира?

В.Абушенко: Возникновение явления и обозначение явления действительно могут не совпадать по времени. Понятие «мегаполис» введено лишь в 20 — 30–х годах прошлого века чикагской школой экономики и социологии. С тех времен и существует в научном обороте. Античный Рим? При желании можем, конечно, и до вавилонских шумеров дойти, только стоит ли? Я сторонник позиции: нет понятия — нет явления.

«СБ»: Что же принято подразумевать под этим понятием?

В.Абушенко: «Экологию» города, но не в прямом, а в переносном смысле: место, где создается определенная общность людей, пространство, которое во многом определяет их поведение.

В.Янчук: Я тоже считаю, что если нет понятия — нет вычленения явления из жизненного потока событий. Понятие «мегаполис», по–моему, возникает тогда, когда коммуникативные связи людей в рамках большого города размываются. Проблема заключается именно в этом, и наиболее характерна она для США. Маленький город — это хорошо отлаженная система коммуникаций, а в мегаполисе человек теряется во множестве. При внешней общительности он изолирован, живет в собственном внутреннем мире. Причем индивидуализм проникает в семейные отношения и даже в интимные сферы, когда муж не откровенен с женой, а родители — с детьми. Мне кажется, если обсуждать проблему мегаполиса, то в ракурсе культуры взаимоотношений в большом городе. Тем более наше общество находится в том периоде своего развития, когда идет освобождение от старых схем и попытка аккумулирования западных ориентиров. Наблюдая за процессами, я констатирую резкое возрастание количества одиноких людей. Я как психолог вижу: люди все чаще теряют связь с другими людьми.

«СБ»: Одиночество — один из поведенческих признаков жителей мегаполиса. А есть ли внешние признаки этого архитектурно–территориального пространства?

Н.Высоцкая: Количество населения. И здесь вот какой нюанс: на самом деле Рим — это всего лишь 1 миллион жителей, Париж — 2 миллиона. Остальные миллионы — это пригороды, города–спутники вокруг центра, которые гораздо больше его самого! В Париже, например, даже собираются запретить движение индивидуального транспорта по центру — все пересядут на общественный, а центр станет туристическим ядром. (Париж обслуживает 5 миллионов туристов в год.) Можно ли, исходя из количественного признака, считать Минск мегаполисом? Да, 2 миллиона — это немало. Но микроструктура городов–спутников отсутствует! Правда, мегаполис — это не только количество людей, его населяющих, а также престиж городов–спутников вокруг центра. Это мощная потребность в интеллектуальной жизни. Это потенциал, который связан с масштабом, характером художественной жизни. Он пока в Минске несоизмерим с потенциалом Парижа или Петербурга. Наш город другого плана, он впитал в свое время мощную крестьянскую структуру, поэтому интеллектуальный запас, а также необходимость интеллектуального общения у нас пока гораздо ниже. Что еще присуще мегаполису? Гигантская структура туризма, которая приобретает черты чуть ли не национального шоу. По этому признаку Минск пока тоже не может считаться мегаполисом, потому что не отражает всей исторической специфики Беларуси. А она выражается в том, что рядом с традиционным для Европы католицизмом у нас присутствует могучая культура православия, яркий всплеск еврейской культуры и течения, связанные с искусством татар и цыган. Нам еще предстоит создавать еврейский театр и театр цыганской культуры, открывать как можно больше галерей и музеев. Национальный художественный — это само собой. А еще плюс с десяток современных, экспериментальных. Все должно взаимообогащаться, вариться в одном котле, который и называется культурой мегаполиса.

В.Товстик: Я думаю, наш Минск — это пока промежуточный мегаполис. Многие десятилетия он существовал по советской системе, когда сельское население втягивалось в большие города, привнося в них свою ментальность и культуру.

«СБ»: Если бы процесс укоренения сельского населения в городе не прервался в 30–е годы, когда сталинскими репрессиями была сметена первая поросль национальной интеллигенции, сейчас мы бы имели гораздо более солидный слой потомственных горожан, и, возможно, как в Западной Европе, жители мегаполиса расселялись бы по провинциям, обогащая уже их культурой мегаполиса.

В.Товстик: Если взять европейскую структуру расселения, то нет разницы, где живет человек, насколько удалено его жилище от мегаполиса. Не важно, где живешь — Риме или Падуе, — главное, чем занимаешься и как оценивается результат твоего труда.

Н.Высоцкая: Сейчас вообще появляется сложнейшая проблема понимания пространства — представления о нем изменяются коренным образом. Вот вы, Елена, начиная «круглый стол», постарались закрыть все двери, а по Корбюзье, идолу архитектуры середины XX века, стен быть не должно, пространство должно быть свободным и гибким, и современные офисы формируются именно по этому принципу.

«СБ»: Разрушенные стены... Как сказал один искусствовед, весь люфтваффе не нанес культуре такой урон, как один Ле Корбюзье...

Н.Высоцкая: Тем не менее его знаменитая «марсельская единица» провалилась наглухо. Хотя, казалось бы, нет ничего удобнее, чем город–дом, где все в одном месте, все для удовлетворения физических и интеллектуальных потребностей человека. А оказалось, что человеку надо выходить на улицу для впечатлений — он не может долго жить в «запланированном» пространстве.

«СБ»: Даже имея компьютер?..

В.Янчук: По существу, проблема в мире стоит шире: в соотношении модерна и постмодерна — универсального и особенного. Она распространяется, с моей точки зрения, и на понятие «мегаполис»: соединение уникального с общим. Тоталитарное общество всегда пропагандирует модернистскую схему: тиражирование универсальных ценностей, универсальных правил жизни, которые якобы должны привести к достижению всеобщей гармонии. Но житейская практика показывает — и ваш пример с Корбюзье как нельзя кстати — вы создаете человеку комфортные условия, но ему всегда хочется выйти за рамки. Поэтому сохранение и приумножение уникальности — вот что становится сегодня в мегаполисе проблемой.

В.Товстик: Действительно, мы же едем смотреть не современную Германию — она такая же, как и современная Франция. Нас интересует историческое ядро любого мегаполиса, которое обросло вековыми легендами, культурными слоями. Париж, к примеру, стал легендой не в последнюю очередь благодаря импрессионистам. Кафешантаны... Монпарнас... Манкость образа отверженного художника...

Н.Высоцкая: Парижане до беззаветности любят свою историю и своих «бонапартов». Париж — тот мегаполис, в который надо ехать и смотреть, как работают архитекторы, когда город становится музеем.

В.Янчук: В Лондоне тоже очень жестко сохраняется культурное ядро: любое здание, построенное до 1910 года, не может быть перестроено без национального референдума (!). По собственному усмотрению владелец может обходиться лишь с внутренним пространством. Впрочем, можно ссылаться на какие угодно примеры, но что касается Минска, то нашему городу явно не хватает традиций. В свое время город стал столицей механически, спонтанно. Вырос до 2 миллионов жителей, не имея истории...

В.Товстик: Вернее, историю «вытерли», она много раз переписывалась...

В.Янчук: «Вытерли» и нет стержня. И его приходится создавать заново.

Н.Высоцкая: Минск в каком–то смысле уникален: он один из немногих городов мира, в которых исторический центр менялся 5 раз. Это, я считаю, трагедия. Потому что в России есть Красная площадь — символ не только Москвы, но и всей державы. Во Франции — собор Парижской Богоматери, там же установлен и «нулевой километр». В Минске сложилось, что каждое новое поколение «двигало» центр города. С исторического детинца на площадь Свободы, а с 1930–х — на площадь Центральную (Октябрьскую) к зданию ЦК партии... Потом центр переносится на площадь Ленина. Но и он исчезает в связи с реконструкцией — на наших глазах стирается уникальный центр архитектуры модерна. Теперь центром, а значит, символом Минска становится стела «Город–герой Минск» на проспекте Машерова — там проводятся парады. Тем не менее знак центра, «нулевой километр», где поставили? На площади Октябрьской, бывшей Центральной... Это метание говорит о том, что мы пока не можем найти сердце столицы, а значит, и лицо города.

П.Гуд: Еще одна отличительная черта мегаполиса — многообразие площадной, праздничной культуры: ее у нас нет или же она в зачаточном состоянии. Дело не только в деньгах... Вот празднуем мы День города. А есть ли у этого праздника историческая часть? В белорусской традиции — всегда коллективное действо в каком–либо виде творчества. Пока праздник более всего по форме напоминает торжественный концерт. По одну сторону выступают, по другую — наблюдают... И по поводу «сердца города». Когда в 1990–е годы мы стали возрождать праздники, люди тянулись на площадь Свободы — она была энергетическим центром старого города еще с эпохи Ренессанса. Потом власти решили: давайте все проводить у Дворца спорта — там больше места. Что ж, люди привыкли идти к дворцу...

Но случилось несчастье, общегородские празднества запретили — театрализованные шествия и шоу теперь разбросали по районам, чтобы спокойнее было работать милиции. Праздник города теперь полифоничный. Но народ тем не менее все равно тянется куда? К Дворцу спорта! Мы же заложили традицию, и сами теперь ее рушим...

Н.Высоцкая: Надо еще иметь в виду, что идеология праздников, сформировавшаяся с 1919 по 1991 годы, вызывает теперь отторжение. И нам придется прожить определенный исторический период и найти очень важные, идеологически продуманные акценты, чтобы теперь наши праздники приобрели мощный всплеск народного интереса.

П.Гуд: Кстати, еще недавно считалось, что только сельскохозяйственные праздники — это народные праздники Беларуси. До сей поры городская культура у нас почти не исследована. А хотелось бы восстановить карнавалы, фейерверки, маскарады. Традиции напрочь забыты, а ведь они были. Кроме того, необходимо создавать индустрию современных развлечений, клубы по интересам...

Н.Высоцкая: Меня в этой ситуации другое волнует: желание посещать выставки, лекции–лектории — оно уходит. Среднему мегаполису это не надо! И это печально.

«СБ»: Видимо, житель мегаполиса все имеет дома через «окно» компьютера?

Н.Высоцкая: Он не знает подлинников!

«СБ»: Да, он питается симулякрами, заменителями, виртуальным воспроизведением чего бы то ни было. Недалек тот час, когда житель мегаполиса будет иметь весь мир, вернее, его заменитель на экране. И будет им удовлетворен. Тенденция такова, не так ли?

В.Абушенко: Есть определенные принципы жизни в мегаполисе. Унификация в нем неизбежна. Нет унификации — нет мегаполисного пространства.

В.Товстик: Наша задача тем не менее противостоять унификации. Восстановили Ратушу, восстановим теперь гостиницу «Европа». Это отправные точки городской истории. И тогда нации не страшна унификация. Кстати, наверное, никто из вас не знает, что есть рисунок Минска начала века художника Альтмана: вид из окна гостиницы «Европа»... Да, того самого Альтмана, который рисовал Ленина, рисовал Ахматову, жил в Париже... И подпись под рисунком: «Площадь провинциального города».

В.Абушенко: Владимир Антонович, кто бы возражал? В разговоре у нас все время идут два разных пласта. Одно дело говорить о принципах жизни в мегаполисе, другое — о городе, который претендует на статус столичного. И как бы его мегаполисные тенденции ни уравнивали, ни унифицировали, он все равно остается специфическим пространством. Например, любой американский мегаполис строится по принципу секторальной застройки: один сектор — бизнес, другой — торговый, третий — жилой. Одного центра там нет и не предполагается. Но Минск без центра быть не может, он — столичный мегаполис. И вы правы: надо жестко закрепить историческое лицо города.

В.Товстик: Тем более что люди, впервые приезжая к нам из Европы, буквально раскрывают рот — они и не подозревали о таком городе. Единственное, что портит, — микрорайоны 1970–х. В мировом контексте такое жилье — для бедных.

Н.Высоцкая: Конечно, что восхищает всех, так это центральный проспект города — сейчас он будет называться проспектом Независимости. Один из немногих наших ансамблей, сделанных квалифицированно, в единой архитектурной и скульптурной пластике. Если бы так сохранился древний Минск, ренессансный Минск, барочный... Наш город был бы удивительного масштаба и своеобразия.

В.Абушенко: Вот вам и доминанта города — стилистическое единство главного проспекта.

Н.Высоцкая: Но как сохранить этот памятник соцреализма? Чтобы массивные деревянные двери не менялись на европластиковые? Чтобы в домах, например, оставались парадные?.. Вы заметили, наши горожане потихоньку перешли на «черный ход»? Парадные так и остались невостребованными...

В.Янчук: Это ведь реакция на то, что течет в подъезд с улицы. Естественная защита. Другое дело, что этот маленький штрих много «выходов» обозначает. Вы говорите, иностранцы восхищаются? Но и одновременно удивляются крайне: где ваши мини–кафе? Ведь самое прекрасное в Париже, скажем, — это сидение горожан в «любимых кафешках», это уличная, очень живая, непосредственная жизнь парижан.

Н.Высоцкая: Друзья мои, вы забываете, что начиная с 1930–х годов эта привычка — жить публично, не оглядываясь, свободно разговаривать на улице — у нас искоренялась физически! Можно сказать, у нас выросло только первое поколение, которое внутренне раскрепощено, у которого нет страха за каждое произнесенное слово...

«СБ»: Страха — нет, но нет еще и привычки пить кофе за столиком, а не пиво на скамейке... И потом, пространственная проблема: в центре города, созданном в 1950–е, нет места для приватности. Нет тупичков, закуточков, «норок». Наш проспект только для «шпацирования».

В.Янчук: Что ж, у нас другая культурная традиция. Хочу вот на чем заострить внимание. Мы нация, волею истории оказавшаяся между противоборствующими веками Польшей и Россией, состоящая в основном из православных и католиков, смогли тем не менее сохранить свою уникальность. И пока ею не возгордимся, а будем пытаться подражать, тиражировать западные стандарты, до тех пор не заинтересуем собой мир, будем оставаться провинциальной столицей.

«СБ»: Что ж, судя по пафосу нашего разговора и по историческому опыту, слепое калькирование чужой жизни нам все же не грозит. Хотя как молодой мегаполис Минск, конечно, не может избежать стандартизации жизни — в том числе и культурной. Мы уже стоим на пороге реальности, которая называется глобализацией. Разрешите поблагодарить всех за активное участие в интеллектуальном «штурме» интересной темы.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter