Народный артист России Андрис Лиепа на этой неделе провел в Национальном академическом Большом театре оперы и балета юбилейный вечер, посвященный 50–летию. Отношения с нашим театром у Андриса сложились как нельзя лучше: он поставил здесь несколько балетов проекта «Русские сезоны XXI века» и, кажется, готов работать с минской труппой и дальше. Сегодня в эксклюзивном интервью «СБ» Лиепа рассказал о сотрудничестве с Большим, о том, что погубит Америку, почему не злился, когда его в любое время суток звал на репетицию Морис Бежар, и зачем решил построить дом в Нижегородской области.
В следующий раз привезу в Минск авангард
— Андрис, в одном из интервью вы обещали привезти в Минск современный балет «Квазириум». Привезете?
— В моем юбилейном вечере в Минске участвовала Марчелла Солтан — актриса московского пластического театра «ЧерноеНЕБОбелое», аналогов которому, как я считаю, в мире просто нет. Очень тесно с ним сотрудничаю и очень люблю этих ребят — Марчеллу и ее мужа Дмитрия Арюпина. Мне действительно хочется, чтобы спектакль «Квазириум» увидели здесь. Я посмотрел сцену концертного зала «Минск». Он мне понравился своей современной наполненностью, светом. Очень правильная площадка для подобного проекта. Надеюсь, что планы осуществятся в ближайшее время.
— Не хотели бы поставить современный балет с нашей труппой?
— Мы разговаривали с художественным руководителем балета Юрием Трояном и генеральным директором Владимиром Гридюшко по поводу современных постановок. На мой вечер в Минск приезжал Патрик Де Бана — выдающийся французский хореограф. Он работал у Мориса Бежара, Начо Дуато, Йиржи Килиана. Сейчас поставил номер для Илзе Лиепы и «Клеопатру» Иды Рубинштейн. Этот балет скоро покажем в Париже на «Русских сезонах». Удивительный хореограф. Я познакомился с ним, когда работал у Бежара. Уверен, из знакомства Патрика с вашим театром выйдет что–то настоящее.
— В 1998 году вы сняли фильм–балет «Возвращение жар–птицы». Не думаете вернуться к кино?
— Очень люблю кинематограф. Иногда снимаю небольшие клипы. Последний — для Игоря Крутого на его музыку. Очень красивый ролик получился. А на большую картину нужны большие деньги. Сейчас не 90–е, найти людей, которые пустились бы в такое творческое плавание, практически невозможно.
В чужой карман не лезу
— Вы как–то сказали, что вам обидно слышать, когда какому–нибудь бразильскому футболисту платят 15 млн. долларов, потому что «этими деньгами можно было помочь 40 региональным театрам».
— Современный бизнес имеет какие–то извращенные формы. Когда такие гонорары платят спортсменам — это уже перегибы, которые меня всегда смущают. Я не имею права залезать к чужим людям в карман и требовать, чтобы часть своих средств они отдавали в искусство. Но, к сожалению, с точки зрения культуры наши бизнесмены малообразованны.
— На Западе отношение бизнеса к искусству другое?
— Я не могу сказать, что у них культура выше. Но большой бизнес почему–то гораздо охотнее ассоциирует себя с классическим искусством.
В балете выживают трудоголики
— Как вы относитесь к критике Николая Цискаридзе нового облика Большого театра?
— Поддерживаю его полностью, но считаю, изменить что–то уже невозможно. Надо осваивать тот Большой, который есть.
— Вы как–то назвали систему воспитания балетных кадров в России «системой, обладающей мощью бронепоезда». В Беларуси она такая же?
— Да. Я очень это чувствую. Мне понравилась вся ваша балетная труппа, но особенно за полтора месяца сдружился с Денисом Климуком и Ольгой Гайко. Ребята ходили на все репетиции, включая выходные. Я сказал: «Если у вас есть желание, приходите — будем репетировать. Мне выходные не нужны». И представьте, все эти 5 недель они работали в классе, выучили 2 балета — «Тамар» и «Шехерезада». Это помимо обычного репертуара, который им приходилось танцевать по вечерам. Меня это поразило. У них были желание и настрой, чтобы от уроков взять все возможное. И я с ними абсолютно согласен. Сам такой же. Если Барышников говорил «приходите» — я шел. Бежар обычно работал, когда ему было удобно. Помню, я вернулся после репетиции в гостиницу, уже разделся, лег отдыхать, и вдруг в 10 вечера в номере раздается звонок: «Морис пришел в студию и хотел бы с вами порепетировать... Соберетесь?» Я говорю: «Конечно». Сел в машину и через полчаса был в студии.
Американский балет погубят профсоюзы
— Михаил Барышников работал более системно?
— А в Америке нельзя работать бессистемно. Там же профсоюзы. И даже в самый разгар репетиционного периода — в 7 часов вечера — вся работа заканчивается, выключается свет и все уходят из студии, потому что нельзя допустить перерасхода электричества или чего–то там еще. Кто–то однажды сказал: «Америку погубят профсоюзы». Они там сильнее, чем те, которые были у нас в советское время. Я делал в США несколько мероприятий и видел, что, допустим, там рабочие сцены, состоящие в профсоюзе, получают не меньше, чем артисты.
— Поддерживаете ли вы отношения с вашей партнершей Ниной Ананиашвили, с которой когда–то покорили Нью–Йорк? Она, кстати, тоже активно сотрудничает с нашим театром.
— Обязательно. Нина мне недавно позвонила, пригласила к сотрудничеству над одним проектом, и 16 марта я полечу в Тбилиси из Минска.
— У вас нет амбиций возглавить стационарный театр? Чисто гипотетически: если поступит предложение...
— Я ставил спектакли в Дрездене, Марселе, Флоренции, Риме, Риге, Минске... Везде тебя с удовольствием принимают как гостя. И для меня это самое оптимальное: приезжать, ставить и уезжать. Если переходишь на какую–то постоянную основу, сразу возникает напряженность, потому что я как человек очень ответственный начинаю лезть во все театральные проблемы, а какой театр это потерпит?
Хорошо иметь домик в деревне
— Как часто при таком графике вам удается бывать в вашем доме в Дивеево в Нижегородской области?
— Я его достраиваю. Уже второй этаж готов. Есть русская печка. Все на самом деле просто, без всяких изысков. Обыкновенный дом.
— Почему именно в Нижегородской области?
— Дивеево — уникальное место, там находится монастырь, который организовал Серафим Саровский. Я там делал вечер, посвященный памяти отца. Так что с этим местом связан целый клубок воспоминаний. Иметь там дом было моей мечтой, и ей уже 14 лет, как и моей дочери Ксюше. Мы с супругой Катей ездили в Дивеево и просили, чтобы господь послал нам такое чудо, как Ксюша, и он нас услышал... Так что я захотел построить там дом внутренне.
— Вы недавно пережили трагическое событие — в автомобильной катастрофе погиб ваш духовник, батюшка Владимир Сафронов...
— Есть такое выражение — «требный» батюшка», который по любой «требе» готов к тебе прийти. Батюшка Владимир освящал мою квартиру, машину. Все события, связанные с жизнью моей семьи, проходили через него. Каждое воскресенье ходил к нему на службу. Когда в Германии родилась Ксюша, у меня были спектакли в Москве. Катя позвонила и сказала, что едет в больницу рожать, я пришел к батюшке, и мы отслужили молебен. Он был моложе меня. В день трагедии — 8 января — ему исполнилось 48 лет. Он погиб в свой день рождения.
— В каком возрасте вы пришли к вере?
— Бабушка крестила меня в детстве совсем маленьким в Риге. И я так понимаю, что ангел–хранитель был дан мне с детства. Потом уже в сознательном возрасте, когда мне было 33 года, я перешел в православие.
