Впервые встретил его в кабинете директора одного из столичных автопарков. Был он широкоплеч, присадист, крепкого телосложения. О таких говорят: как комель дуба. А вот лицо, изможденное, измочаленное какой-то, несомненно, бедой, землистое, да и глаза с глубоко застывшей печалью и виноватостью как притягивали, так и отталкивали, таили нечто тяжкое. Все это промелькнуло почти мгновенно, пока я, зайдя в кабинет, провожал взглядом до дверей этого человека.
— Николай, может, все-таки заберешь заявление, останешься? – крикнул вдогонку мужчине директор. – В работе, с людьми, тебя понимающими, легче перенести любую беду!.. А вообще, передумаешь – всегда открыты тебе двери.
Сейчас же они громко захлопнулись. Некоторое время в кабинете стыла гнетущая тишина.
— Увольняется… Отличный водитель… Безотказный… — задумчиво вздохнул директор. – Надо – всегда готов и в ближние, и в дальние рейсы. Надо – и ремонтом займется… Говорит, вообще за руль больше никогда не сядет.
— Отчего же так?
— Из-за матери. Понимаете, сбил своим грузовиком собственную мать, как в милицейском протоколе отмечено, «со смертельным исходом». Правда, не по своей вине, случилось так…
После затянувшейся паузы директор, видимо, не в силах успокоиться от нахлынувших мыслей, встав из-за стола, нервно заходил по кабинету, рассказывая:
— Дом их на бойком Партизанском проспекте. Мать его, Николая, значит, несмотря на пожилой возраст, ходила в магазины, любила просто прогулки. Нередко ей надо было переходить на другую сторону перегруженного транспортом проспекта. Столица есть столица. И так у нее вошло в привычку, что полностью игнорировала подземный переход, переходила проезжую часть только поверху. Сначала гаишники ее увещевали, даже штрафовали, но ничего не могло подействовать. Стали стражи порядка даже помогать старухе переходить дорогу.
Тек, тек рассказ, складываясь в гнетуще-жуткую картину. Виделся ранний вечер со сгустившимися влажными сумерками – их не мог рассеять, а, наоборот, еще больше сгущал свет уличных фонарей. Сыпал и сыпал мелкий дождь вперемежку со снежком. Видимость совсем ограниченная. В это время мать Николая и возвращалась из магазина. Как всегда, своим привычным путем, по проезжей части дороги. Уже перейдя осевую линию, попала в автомобильный поток. Туда-сюда метнулась, быть может, со всей остротой впервые ощутив ситуацию, в которую попала. Тут ее и задела легковушка – двигалась она, как было зафиксировано позже, по третьему ряду. Женщину резко отбросило в сторону, и вслед она получила новый, уже смертельный удар от грузовика. За рулем его сидел – сами догадываетесь кто.
В больнице, а вернее, в приемном покое пожилая женщина скончалась. На руках у сына.
Мы снова сидели молча. Признаться, я даже забыл, зачем пришел к директору автопарка. Камнем давило грудь, нахлынувшая печаль пекла горло. Остро воспринималась трагедия шофера Николая, как бы ни в чем не повинного, и вместе с тем… Даже лютому врагу не пожелаешь оказаться в его шкуре.
Через некоторое время, прощаясь, я спросил у директора автопарка:
— Как думаете, вернется горемычный этот Николай? Сколько он за рулем?
— Да, считай, четверть века. И без аварий. Даже мелких нарушений. А как дальше будет… поглядим.
Показалось мне, это краткое «поглядим» прозвучало как-то многозначительно.
Так, пожалуй, эта история и осела бы где-то в запасниках памяти, и не поведал бы о ней, если бы не еще одна встреча с горемычным – иначе и не скажешь – Николаем.
Возвращался пригородной, почти пустой в вечерний час, электричкой с дачного участка. Впереди о чем-то беседовали двое, и я стал невольным свидетелем и слушателем этого разговора.
— Больше не поеду. Нет, не поеду! – надрывно говорил один. – Пропади она, эта дача. Там все напоминает о ней, так и слышу голос, каждый вздох ее, матери. Вот уже несколько месяцев. А мне — как удар, смертельный удар.
— Забудь, Микола, не твоя вина в том, что случилось, — успокаивал другой. — Хватит казнить себя. Да и ничего уже не вернешь. Успокойся.
— Советовать легко. А я жить не могу. Засыпаю и просыпаюсь с мыслью о ней. Хочу все забыть, да никак. Горе так и точит. Квартиру сменил – не помогает.
— Время – лучший лекарь.
Я узнал его, горемыку-водителя Николая, совсем сгорбившегося, обросшего волосами, неряшливо, будто бомж, одетого.
Была и другая встреча. В очередной раз инфаркт загнал меня в больницу скорой помощи. Встретил здесь я и своего знакомого директора автопарка – теперь уже генерального и автокомбината. Разговорились, вспомнили прошлое.
— Выхожу на пенсию, — с грустинкой сказал он. — Здоровье, будь оно неладно, подводит.
Задумался, а вслед с легкой улыбкой продолжал:
— А того Николая помните?.. Ну, случай с матерью? Вчера навещал меня. Вытащили его, считай, с того света. Руки на себя наложил. Спасли, а потом уж одного почти не оставляли. Теперь он бригадир ремонтников, один из лучших. Жизнь – она и есть жизнь, главное — не быть в ней одиноким.
