Федор Балабайко, единственный из первого состава легендарных «Хорошек», до сих пор танцует. Да еще как!
Несмотря на солидный для танцовщика возраст, а в этом году Федору Балабайко исполнилось 60, он остается ведущим солистом знаменитого ансамбля «Хорошки». Да еще каким солистом! Хоть ростом невелик, зато талантище заметный! Исполняемые им партии вошли в золотой фонд белорусского хореографического искусства. Каждый номер с его участием превращается в увлекательный гротесковый спектакль, удивляет яркостью и импровизацией, а каждое появление на сцене сопровождается шквалом аплодисментов. Так неизменно происходит все 35 лет существования Белорусского государственного заслуженного хореографического ансамбля «Хорошки». Так, несомненно, будет и сегодня вечером в Большом зале Дворца Республики, на сцене которого состоится бенефис Федора Балабайко, заслуженного артиста Республики Беларусь, которого многолетнее зрительское признание уже давно и по праву возвело в звание артиста народного. Накануне концерта «Р» заглянула к известному танцору на чашку чая. Разговор начался с поисков рецепта творческого долголетия.
— Федор Яковлевич, что нужно делать и чего делать не нужно, чтобы возраст танцам не был помехой?
— Главное, чтобы здоровье позволяло, тогда все делать можно. Мне, слава Богу, позволяет, вот и танцую. Все у меня как обычно: ежедневно с утра – 45 минут у балетного станка, затем 3—4 часа репетиций… Ну а дома любимец нашей семьи спаниель залеживаться на диване не дает, на прогулки ходим.
Я не курю. Спиртного разве что немного по праздникам себе позволяю. А вот чай очень люблю, пью по несколько раз в день. Например, в эту пору предпочитаю зеленый с женьшенем.
— И что, никакой диеты для поддержания формы?
— Какая диета?! Все как положено: полноценные завтрак, обед и ужин. Калории нужны, ведь танцы – это еще и большая физическая нагрузка. К тому же в некоторых номерах своих партнерш по сцене мне и поднимать, и носить приходится, а они, как правило, девочки рослые, в гротесковых номерах все на контрасте построено: я — низкий, она — высокая. Бывали случаи, что мы начинали кружиться и падали вместе. Лежим на сцене — я внизу, она сверху, оба сами смеемся, и зрительный зал от хохота рыдает.
— Невысокий рост вас никогда не смущал?
— Да нисколько. Ни на сцене, ни в жизни он мне не мешал и не мешает. У меня и жена немного меня выше. Замечательно!
— Кстати, вашей супругой стала одна из красавиц-«хорошек»...
— В Ольгу я влюбился с первого взгляда. Она, правда, не сразу взаимностью ответила, но через какое-то время все же обратила на меня внимание. С тех пор мы вместе уже 30 лет. Сейчас Ольга Васильевна преподает в детской хореографической школе.
— А есть ли кому продолжить танцевальную династию Балабайко?
— Сын увлекся музыкой, выбрал себе работу диджея. Да и у многих наших артистов-танцоров мало кто из детей пошел по стопам родителей. Наверное, из-за того, что с детства наездились по гастролям, видели этот только внешне кажущийся легким труд. В советские времена, бывало, «Хорошки» в год давали по 120 концертов, как-то посчитали: около девяти месяцев находились в разъездах. Сначала бабушки детей помогали воспитывать, а чуть подрастут, по гастролям за собой их начинали возить.
Помню, Егору года три-четыре было. Работаю «Кадриль» и вижу: он во время номера из-за занавеса высунулся, меня увидел и идет прямо на сцену. Я танцую и шиплю в кулису: «Уберите ребенка!» А как-то взяли его в Москву. После гастролей повели в садик. Воспитательница спрашивает: «Ну что ты, Егор, в Москве видел?» А он с интонацией ведущего концерта объявляет: «Местечковый вальс!»
— Ваше увлечение танцами – из детства?
— Это как посмотреть. Незадолго до смерти моя мама рассказала, что она, оказывается, танцевала в свое время в филиале московского Большого театра. Я же об этом совершенно ничего не знал! Но, получается, есть во мне какие-то гены.
Между тем танцами я стал заниматься лишь лет с 18. Родом я из Могилева. Учился там на слесаря контрольно-измерительных приборов и аппаратуры. В училище был танцевальный кружок, куда я и записался. Потом служил в армии – сначала разведчиком-дальномерщиком, затем в ансамбле песни и пляски Краснознаменного Белорусского военного округа, после работал на заводе, участвовал в самодеятельности. Профессиональным артистом я стал поздновато, в 25 лет. В 1974 году в Минске Валентина Гаевая создавала ансамбль при филармонии, я прошел отборочный тур и был принят в первый состав будущих легендарных «Хорошек».
— Правда ли, что Валентине Гаевой пришлось проявить характер, чтобы отстоять вашу кандидатуру?
— Об этом я сам узнал случайно. В отборочной комиссии, действительно, больше было голосов против. Но последним словом было решение Валентины Ивановны. Благодаря ее настойчивости меня и взяли. Иначе работал бы себе в Могилеве на заводе имени Кирова.
— А не приходилось ли жалеть, что связала судьба со сценой? Все же 35 лет из года в год, изо дня в день – репетиции, прогоны, концерты, гастроли…
— Но при этом всем есть же еще и зрительское признание и ни с чем не сравнимый прилив положительной энергии, которую ощущаешь из зала. Это очень приятно чувствовать. От этих эмоций сразу хочется лететь на сцену, порадовать зрителя, показать, на что ты способен!
— На сцене вы балагур и весельчак. А вне ее?
— Совсем другой. После работы хочется покоя. Ведь если выложишься на концерте, эмоции к следующему накапливать нужно, искать где-то внутри.
— В концертных программах «Хорошек» ваших выходов зрители ждут, спутать вас на сцене ни с кем невозможно, а узнают ли на улице?
— Бывает. Подходят: «Скажите, это случайно не вы?..» Отвечаю: «Да, случайно — я». Узнают, что до сих пор танцую, удивляются, здоровья желают. А вот сейчас соседи по дому накануне бенефиса рекламу по телевизору увидели. Встречают в подъезде: «Федя, так это же тебя там показывают!»
— Что ж это вы так – с соседями, что ли, совсем не общаетесь?
— Общаюсь, конечно, с теми, кто поближе. Но с большинством-то, как обычно: «здрасте-здрасте» при встрече и бежит каждый по своим делам. В общем, не научился я, наверное, звездиться…
