Летние мотивы на осенний лад

Российские интеллектуалы в очередной раз решили поразмышлять, что есть интеллигенция и какова ее роль в современном обществе. Во всяком случае, одна из влиятельных российских газет предоставила свои страницы для уточнения, выяснения этих «вечных» вопросов.

А я подумал об обратном: зачем спор вообще? Почему не спорят о роли олигарха в российском обществе, роли фермера и крупье, милиционера и губернатора? Почему хочется «почесать» именно в этом месте?

И получается такой ответ: неудовлетворенность интеллектуалов своим местом в жизни, разочарование (очередное) в части несбывшихся демократических надежд, неудача (очередная) в попытке взгромоздиться на ступеньку повыше в иерархии социума, уверенность в том, что истина наконец–то открылась, и желание поведать об этой истине миру спровоцировали очередной всплеск достаточно бессмысленных разговоров.

Почему бессмысленных? Да потому, что люди состоявшиеся, люди удачливые, люди, для которых место в жизни добыто — когда боем, когда разбоем, — не упражняются в разговорах о смысле жизни и роли в этом процессе интеллигенции. Как и не ищут характерных особенностей, присущих только этому социальному слою. Почему–то Дерипаска не рассуждает о роли интеллигенции. Ему не вторит лондонский сиделец Мордашов. Молчат губернаторы российских регионов: недосуг, да и зачем? Даже ректоры российских университетов не вступают в спор (во всяком случае, пока). Дел много, присутствует понимание того, что надо срочно сделать, а в этом контексте разговоры о «месте» и «роли» представляются бесплодными.

Может, здесь проявилась старая болезнь русских (шире — славянских) интеллектуалов? Начиная с Петра Чаадаева, славянофильских поисков, западнических надежд? Болезнь, имя которой — поиск национальной идентичности. Хотелось бы быть правильно понятым. Да, есть вечные темы и вечные проблемы. Жизнь и смерть, любовь и ненависть, вера и безверие — продолжать можно достаточно долго. Люди, склонные думать, всегда будут возвращаться к этим проблемам и заново (для себя!) открывать уже кем–то открытые «острова» чувств и знаний. И это нормально, это естественно. Но неестественно, когда перманентным самокопанием занимается достаточно широкий слой людей, поставивших перед собой цель добраться до неведомой основы. Это, как в известном афоризме: я дошел до самого дна и тут услышал, как снизу кто–то стучит.

На протяжении двух последних столетий у нас постоянно «копают», стремясь достичь этого мифического дна. Копают упорно, копают истово, копают жертвенно. И каждый радостно восклицает в результате своих усилий: слышу стук снизу! Возникает чувство, что бесполезный труд в ряде случаев становится целью. Полагаю, что многие из нас время от времени сталкиваются с амбициозными проектами, такими же заявлениями, за которыми не стоит ничего, кроме проектов и заявлений.

Когда кто–то говорит: «Я талантлив, я могу», — стоит сказать: «Реализуй свой талант, реализуй свое умение». Пусть это будет бестселлер, которым мы будем зачитываться, или картина, которая затмит классические полотна, или вновь изобретенное колесо, или вечный двигатель. Разговор не должен вестись только ради разговора, слово не должно полностью закрывать дело.

Очень симпатичен российский славяно
фил Алексей Степанович Хомяков, который, создавая свой шедевр «Семирамида», одновременно надевал сапоги, занимался хозяйством, выписывал английские сельскохозяйственные журналы и не ставил сентиментальных вопросов вроде «кто я?» и «зачем?». У Хомякова были разные дела — и «Семирамида», и развитие прудов в барском поместье, но это всегда были дела. А вот когда читаешь откровения интеллектуалов о «роли» и «месте» высоколобых в современном процессе, то упираешься, например, в рассуждения о тезисе, как быть с отношением к власти. Застопорило, «заколдобило» многих на простой мысли: признак «оппозиция к власти» есть ли сущностная характеристика интеллигенции?

Одни говорят, что интеллигент всегда был оппозиционен к власти, другие утверждают, что ничего плохого в нынешней власти не видят. Мне же представляется гораздо более выверенной позиция церкви, церкви как института: власть от Бога, и споры об отношении к ней бессмысленны. Здесь мысль гораздо более глубокая, нежели примитивное «примирение», «соглашательство» или конформизм. Ее, эту мысль, блестяще выразил М.Булгаков в «Мастере и Маргарите». Помните известный диалог Понтия Пилата и Иешуа о жизни, которая висит на тонком волоске и который он, Понтий Пилат, может перерезать? Иешуа сомневается в этом, поскольку не он, Понтий Пилат, этот волосок повесил.

Возвращаясь к нашим рассуждениям, вопрос можно сформулировать так: «Может ли человек насильственными действиями изменить ход событий?» Вопрос на первый взгляд глуп, поскольку мы начитанны и в отношении войн, и революций. Но согласитесь: социальные эксперименты, как правило, завершались крахом, а ход истории так и остался для нас неразгаданной загадкой.

Конечно, могут возникнуть ситуации, когда власть настолько дискредитирует себя, что может быть уничтожена. Таких примеров тоже предостаточно. Но в целом мы можем и должны говорить не об отношении к власти, а о реализации своих собственных потенций, своих собственных идеалов и устремлений.

Идеальным здесь представляется тот вариант, когда власть просто не замечают. Она делает свое дело, без размышлений о «месте» и «роли», а интеллигенция решает свои задачи: пишет книги, растит смену, создает художественные шедевры, лечит. Мы не должны быть похожими на тех врачей у постели больного, которые озабоченно спрашивают друг друга: «Ну что, будем лечить или пусть живет?»

Могут спросить: а какое такое дело реализовал, скажем, Казимир Малевич, нарисовав свой «Черный квадрат», да и прочие «квадраты» иных оттенков? Что реального в словотворчестве Велимира Хлебникова с его «дыр», «бул», «щил»? Какое такое «дело» стоит за эпатажными полотнами Сальвадора Дали? Ответ прост: «квадрат» все же состоялся, «Ужасы гражданской войны» нарисованы, «новые» слова изобретены. И получается, что удельный вес такого рода «квадратов» и такого рода словоизвержений реален, влиятелен, эффективен. В отличие от многочисленных упражнений в поисках пресловутого смысла жизни «вообще» и творчества «вообще».

Нам надо забыть старую советскую привычку «обслуживать» те или иные интересы. У нас есть свои собственные интересы, и мы должны в первую очередь обслужить самих себя. Иначе грош нам цена. Когда–то говорили, что вот интеллигенция, дескать, «должна». Должна пролетариату, крестьянству, поскольку она, интеллигенция, всего лишь «прослойка». А мы — не прослойка. Мы обладаем самоценностью и достоинством. Нам есть что сказать и друг другу, и остальным.

Вообще говоря, такого рода споры, которые развернулись на страницах российской газеты, говорят и о том, что все еще впереди (что, впрочем, малоутешительно), и о том, что поиск национальной идентичности во многом сводится к самому поиску национальной самоидентичности. Болезнь роста? Если это так, то двухсотлетний период «роста» явно затянулся и нужно заглянуть в социально–психологические святцы: а всё ли в порядке? Или же, что, скорее всего, мы имеем рецидив старой болезни, когда разговоры в очередной раз заменяют дело, и потому уход в разговоры такого рода выглядит ничуть не хуже ухода старцев в скиты. Скиты эти сегодня выглядят, конечно, комфортабельнее, можно дедуцировать истины, не моря себя голодом и не созерцая собственный пуп. Что, впрочем, сути дела не меняет.