Госконтроль намерен ее, наконец, разгадатьНам привычнее слышать иной, горделивый лозунг: «Лес — наше богатство!» Столь давно затертый и ставший дежурным штампом, что мы не вдумываемся в его смысл. Он предельно прост: богатство должно приносить стране и ее гражданам блага. С этой позиции белорусские леса — скорее наша головная боль, проблема, тяжкий крест. Поскольку они — убыточны. Точнее, убыточна лесохозяйственная отрасль. В 2003 году дотационные вливания государства в эту сферу составляли 67 миллиардов рублей, а уже в 2004–м достигли 140 миллиардов! Эта сумма многократно превышает бюджетные поступления от экспорта древесины. Она составляет почти 70 процентов (!) всех расходов в сфере лесного хозяйства. Что это за богатство, которое фактически разоряет? Почему возможен этот парадокс, экономический нонсенс? Вот главная загадка белорусского леса.
Сливки снимает бизнес
Почему за другими динамично развивающимися отраслями белорусской экономики, включая даже аграрную, не следует лесохозяйственная? Притом что именно она практически не требует, в отличие от других, новых инвестиций. Наиболее затратные статьи расходов (например, на лесоразведение и уход за насаждениями) государство финансирует и сейчас, причем в достатке. Что касается валки леса, его вывоза и реализации, то здесь даже смешно говорить об инвестициях. Только свистни: приедут и свалят, вывезут и продадут.
Впрочем, по порядку.
К совещанию были подготовлены отчеты региональных и структурных управлений КГК. Были представлены выводы, которые, строго говоря, уже известны. Государство не получает должной отдачи от лесохозяйственной отрасли, поскольку сливки прибыли снимает теневой бизнес. Основные его схемы давно известны. Их несколько на каждой стадии лесохозяйственного цикла.
Стадий три: заготовка лесоматериалов, их вывоз и реализация.
Возьмем, скажем, вывоз. Лесхоз нередко не имеет нужной техники для трелевки леса. Привлекает подрядчиков, те «выбирают» древесину. Специальный приказ Минлесхоза позволяет продать подрядчику до 50 процентов леса — половину (хотя иные лесхозы продают все 100). «Легко представить, — заметил А.Тозик, — лес какого качества заготовитель вывезет и что останется на делянке — государству. Порядок должен быть один. Вывез лес, отсортировал и сложил на опушке. Получил за работу деньги и... становись в общую очередь, торгуйся за этот же лес! Порядок понятный, честный, прозрачный. Почему же не реализуется?»
Или еще: не продан уже собранный, отсортированный и сложенный лес (он давно гниет!), но уже валится свежий. В том же лесхозе! Адреса не указываю лишь потому, что нарушения однотипны и повсеместны.
Основные потери формируются на стадии реализации: и на внутреннем рынке, и на экспорт. Как показали проверки, даже в товарных партиях «Беллесэкспорта», основного поставщика древесины за границу, среди якобы бросового, «дровяного» сырья 15 — 20 процентов пригодно для изготовления качественных пиломатериалов. Реализация их по сложившимся рыночным ценам могла бы дать бюджету 30 — 35 млн. долларов в год. Практически столько дает сегодня весь экспорт.
Готовые пиломатериалы занимают около 46 процентов в экспортных поставках. При этом до 70 процентов реализуется третьим сортом и 20 — четвертым. Хотя известно, что спрос на пиломатериалы такого «качества» за границей просто отсутствует. Значит, сортность занижена умышленно. С какой целью — понятно. Одна из лазеек в том, что действующие нормы позволяют определять сортность директору лесхоза. Фактически и цену назначает он.
Лес состоит из «дров»?
Любопытный эксперимент провели в одной из областей. Резко подняли отпускные цены на лес. Покупатели взвыли, но лес продолжали брать в тех же объемах, спрос не упал. Подняли еще, но результат был тот же: очень скоро сбыт стабилизировался на прежнем уровне.
Белыничский лесхоз одновременно продал две партии древесины. Одну через биржу, по 80 тыс. рублей за кубометр, вторую — всего по 28 тыс., покупателю напрямую. Сокрытые в лукавых ценах бюджетные резервы даже трудно представить.
Если судить по отчетности, добываемый в стране лес почти наполовину состоит из «дров». Иначе говоря, непригодной для промышленного использования малоценной древесины. На самом деле здесь кроется одна из схем теневого лесного бизнеса. Те же самые «дрова», не единожды перепроданные, за границей оказываются первоклассным материалом.
Факты — есть, анализа — нет
Как отмечалось на совещании, представленные материалы содержат много констатирующих фактов и цифр, перечни нарушений и санкций, но мало аналитики! Где предложения? Следует не только выявить потери, но предложить механизмы и управленческие решения, которые в принципе их устранят — на каждой стадии лесохозяйственной цепочки. Государство должно получить все, что сейчас теряет. И если предложения уже на первом этапе не дадут 30–процентного повышения эффективности отрасли, итоги работы сочтут провальным. Возвращаться к этой проблеме еще и в следующем году непозволительно!
Уместен вопрос: почему авральные, но очевидные, в сущности, меры вынужден принимать контролирующий орган государства? А где же Минлесхоз и профессионализм его аппарата, его менеджеров? Прозвучала фраза: служба маркетинга Минлесхоза практически не работает. Проще говоря, в лесном ведомстве плохо представляют, на каких рынках, по какой цене и какой лес продавать. Не знают главного! Не говорит ли ситуация о состоятельности менеджмента? Впрочем, это тема отдельного разговора.
...В Европе практически не осталось столь прекрасного леса, какого у нас — не считано. Лес как кормил наших пращуров, так может кормить и наших потомков. Может или будет?.. Закончу так же, как и прошлогоднюю статью («Мы не уйдем из леса...», 21 сентября), только с большей уверенностью: будет! Скоро «из леса» поступят хорошие новости!
