Житель блокадного Ленинграда Валерий Нейман: в те страшные дни мы боролись за жизнь и выстояли

Ленинградский дневник Валерия Неймана

Кровопролитная осада города на Неве забрала у двухлетнего мальчишки детство

Маленький Валера только научился ходить. Родители подарили ему большого плюшевого медведя. Мальчик подолгу играл с ним. Суровой зимой 1942-го мягкая игрушка спасла малышу жизнь. Спустя десятилетия после войны Валерий Евсеевич вспоминает о пережитом, будто это было вчера. Детская память четко запечатлела жуткие моменты страшных 872 дней блокады Ленинграда. Свои воспоминания он перекладывает на бумагу. Вместе мы листаем страницы его дневника. 


«Отец мой был военным врачом, мама — фельдшером. Папа до войны работал в лагере заключенных в Карелии. Там я и родился. Спустя месяц мама приехала в свой родной Ленинград. Отец продолжал службу. 

Ленинград, 1945 год. 
Осенью город стали страшно бомбить. В небе ревели фашистские самолеты. Наша семья теперь состояла из меня, мамы, бабушки и трех тетушек. Тревога витала в воздухе. Каждый день взрослые слышали новости о продвижении немцев на восток. 

С каждым днем становилось все меньше хлеба. Сначала 250 граммов давали на каждого служащего. Рабочие получали 500—600. В ноябре резко сократили паек: 120 граммов для детей, 250 — для взрослых. 

Не помню уже, как я просил есть, как плакал, когда мне говорили: «Потерпи, мама скоро сходит за хлебушком и принесет тебе». Помню только, как выглядел мой голодный живот, который спустя некоторое время у меня вырос, как говорили, распух. 

Все энергоисточники в городе были уничтожены. Ходил только один трамвай под номером 12. Люди передвигались пешком. Но не это было самым трудным».

Зима 1942-го

«Морозы достигали 40 градусов. Все водопроводные краны замерзли. Канализация не работала. За водой ходили к Неве. Но, чтобы добраться до воды, нужно было отстоять очередь. Кто-то поскальзывался на льду, падал прямо в реку и, обессилев, тонул. 

В те страшные дни всех нас согревала старинная печка. Обнимешь ее руками, постоишь — и на душе становится легче. Когда топить ее стало нечем, нам привезли буржуйку. Сначала топили ветками деревьев. Когда и их не стало, в ход пошла мебель. У нас она хорошая была: венские стулья, длинный шкаф с огромной биб­лиотекой. Она и спасла нас от холода. 

Тети мои что-то говорили про Бадаевский склад, в котором хранилось продовольствие. Если бы все его запасы разделили на жителей города, то хватило бы примерно на неделю. 

Но позже фашисты сбросили на него зажигательные бомбы. Пепел, оставшийся после взрывов, был смешан с землей. Люди собирали ее и ели. Говорили, что она была жирной и питательной. 

Мама, чтобы приободрить меня, рассказывала о моем отце, как он спасает жизни нашим солдатам на фронте, что скоро блокаду снимут и мы будем жить даже лучше, чем раньше. 

Отец воевал на Лениградском фронте и, как позже оказалось, не знал, что город, где жила его семья, осажден. То, что мать писала ему, тщательно вычеркивалось цензурой. В письме оставалось только несколько фраз и в конце подпись: «Люб­лю, целую, обнимаю». Мало кто знал, что в Ленинграде умирают дети». 

Маленький Валера с семьей. Донецк, 1947 год. 

Прорыв

«Малышей пытались вывезти из города. На баржах, на кораблях. Но, к сожалению, многие судна были потоплены немцами во время бомбежек. Нас тоже пытались вывезти за черту города. Привезли на вокзал, погрузили в эшелон. Отъехали примерно на 30 километров, и наш состав был почти полностью уничтожен немцами. Мама говорила, что уцелело всего два вагона. В них мы и ехали. Мама вытащила из-под обломков меня и еще нескольких детей. Мы остались в голом поле. Позже за нами приехала машина, мы вернулись обратно в Ленинград. Там я и прожил до конца войны». 

Предел боли

«В домах воды не было, а общественные бани работали. Однажды возвращаемся с мамой из бани, а нашего дома нет. Пятиэтажные дома были разрушены полностью. Один какой-то уцелел. В одной из квартир мы и поселились. 

Мы с мамой заняли маленькую комнатку, бабушка со своими дочерьми стала жить в соседней, что побольше. Одна из моих тетушек позже умерла от судорожной болезни, а вторая — от голода. Еще одна тетя ушла на курсы по подготовке водителей транспорта. Позже пошла служить в зенитный полк. 

Мама все это время работала в госпитале старшей операционной сестрой. Благодаря этому и выжили. Прибежит раз в сутки, принесет немного манной каши, пол-ломтя хлеба. Мы пили отвар из сосновых иголок. Еще в рацион питания входил столярный клей. В то время его еще делали из костной муки. Из клея делали лепешки. В большом количестве их нельзя было есть, иначе мог случиться заворот кишок. Пили бульон из отваренной в течение шести часов кожи обуви. 

Умирало очень много людей. Покойники лежали в квартирах. И ни у кого не было сил их вынести. Тогда появились специальные бригады из молодых людей, которые делали обходы, помогали стаскивать во двор тела умерших. Трупы складывали в огромные штабеля. Так они и лежали до самой весны, пока все не начинало таять. 

Кто-то скрывал умерших соседей или родных какое-то время. На их имя можно было получить продуктовые карточки. Бывало, эти талоны на хлеб воровали. Да и за живыми людьми охотились. Бабушка моя однажды попала в такой переплет, еле спаслась. Шла с работы, а за ней — мужчина. К счастью, ей удалось убежать. 

От голода люди сходили с ума. Мамина подруга родила ребенка в день начала блокады. Мать ходила к ней, помогала, уколы делала. Но потом у бедной женщины психоз случился. От истощения она не могла ходить. Что-то у нее внутри надломилось, и она убила свою дочь...»

Валерий Нейман много лет посвятил спортивной медицине, работал в БФСО «Динамо».

Встреча с отцом

«В тот день мама говорила о странном предчувствии, как будто нас кто-то ждет. Ожидания оправдались. Пришли домой из бани, и нам навстречу вышел отец. Он доставил в ленинградский госпиталь раненого командира. Папа при встрече не узнал меня. Он привез макароны, серые, трубчатые. Мама их сварила и обжарила. Пока они разговаривали, я целую сковородку макарон и слопал. Отец посмотрел на меня и заплакал. 

Затем папа вернулся на фронт. Он был старшим врачом танкового полка. С ним дошел до Праги. Там и встретил Победу. 

Сразу после снятия блокады ленинградцам повысили норму хлеба. По Неве ходили наши корабли, повсюду развевались наши флаги, на площадях играли оркестры. 

После войны отца перевели служить в Беларусь, под Оршу, затем в Борисовский район. Семья воссоединилась. Так стали белорусами».

* * * 

После окончания школы Валерий поступил в Витебский мединститут. Много лет посвятил спортивной медицине, работал в БФСО «Динамо». Сегодня ему 83 года. Он полон сил и энергии. На прощание Валерий Евсеевич достает из шкафа корочку черного хлеба, которую оставили на память о встрече его товарищи-блокадники. «Время прошло, — говорит наш герой. — Но наша память о тех горьких годах и славных воинах, освободивших нашу землю от фашизма, не должна зачерстветь…»

kuzmich@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter