Глядя на народную артистку Беларуси Наталию Гайда, блистающую на сцене Белорусского государственного академического музыкального театра, невозможно угадать ее возраст. Позитивная, улыбающаяся, молодая... А между тем два дня назад, 1 мая, звезда оперетты принимала поздравления с юбилеем — ей исполнилось 75! Знаменательная дата совпала с 55-летием ее творческой деятельности. На сцене музыкального театра она работает с 1970 года. Что помогает ей всегда оставаться в великолепной форме? Все ли роли даются легко? О чем мечтает сегодня? Это далеко не все вопросы, которые подготовила корреспондент “НГ” перед встречей с Примадонной.
— Наталия Викторовна, насколько мне известно, вначале вы планировали связать свою жизнь с юриспруденцией и даже окончили Свердловский юридический институт. Но желание реализовать творческие возможности привело вас в Уральскую государственную консерваторию имени Мусоргского. Никогда не жалели о том, что стали артисткой?
— Я не сразу поступила в консерваторию: два года подряд безуспешно ездила в Москву. Решила, что таланта у меня нет и надо учиться чему-то другому. Поступила в Свердловский юридический институт. Но мне все равно хотелось заниматься музыкой. И после третьего курса института я решила попытать удачи в Уральской консерватории, которая находилась в моем родном Свердловске. Когда-то в этой консерватории училась моя мама, и я подумала, что здесь мне точно должно повезти. Так и случилось. Бросать институт было жалко, поэтому училась и в нем, и в консерватории. После окончания Свердловского юридического института пошла работать юрисконсультом, но педагог из консерватории сказала, что если я хочу серьезно заниматься музыкой, мне нужно все бросать. Я все бросила, и на четвертом курсе была приглашена в Свердловский оперный театр.
— Если бы предложили переписать кое-какие страницы из книги жизни, что бы вы исправили?
— В жизни и судьбе я ничего не меняла бы. Пожалуй, я только хотела бы быть немножко другой. По прошествии лет понимаешь, чего тебе не хватало в молодости. Мне не хватало смелости и настойчивости. Когда живешь с родителями, ощущаешь себя домашним цветком, а когда вступаешь в самостоятельную жизнь, сталкиваешься со сложностями. Мне не хватало уверенности и сил сказать: “Я хочу и я могу”. Они появились позже, когда я уже отработала несколько лет в Свердловском оперном театре и приехала петь в белорусской опере. Тогда в Минске создавали Государственный театр музыкальной комедии, и я уже могла точно сказать, что хочу работать именно в этом театре, что именно оперетта — мой жанр. Если в Свердловске я под напором и мужа, с которым мы вместе работали в оперном театре, и педагога не перешла в оперетту, то здесь я уже проявила силу воли, характер и сказала: все, приду и никуда уже отсюда не уйду. Так и получилось. В театре я с 1970 года.
— Неужели так просто вживаться в сценические образы? Были ли роли, которые вынашивались месяцами?
— Есть роли предсказуемые, которые ты хорошо понимаешь. Например, моя современница в советской музыкальной комедии. Но если я, положим, в свои 35 лет играю 17-летнюю (а такое было в моей карьере), то это непросто. Зритель может поверить тебе лишь в том случае, когда ты сохранил в себе ощущение этой девочки, когда ты чувствуешь себя молодым. А я и сейчас, признаться, не ощущаю себя в своем возрасте. Не на 17 лет, конечно. Все-таки мудрость уже появилась кое-какая. Тем не менее моложе своих лет.
— Каким зрители увидят в вашем юбилейном году творческий проект “Наталия Гайда приглашает...”? Изюминкой прошлого года стало большое количество приглашенных гостей. А на этот раз?
— В этом году проект пришлось перенести в связи с чемпионатом мира по хоккею. Надеемся, все удастся организовать ближе к октябрю. Зритель откроет для себя еще больше артистов из разных стран — и молодых, и очень опытных.
— Как вам кажется, от выбранной вами профессии ваша семья страдала или, наоборот, в чем-то выигрывала?
— Мой муж тоже ведь был артистом. Всю жизнь проработал в Большом театре. С его стороны я не чувствовала какого-то непонимания. Но оттого, что родители по вечерам постоянно пропадали на работе, страдала наша дочка. Однажды она сказала: “Мама, роди мне сестричку, или братика, или... собачку”. Помню, я вышла в другую комнату и заплакала. Тут ведь и на одного ребенка не хватало времени. Но никогда в жизни у дочки не было каких-то дополнительных расстройств из-за того, что родители актеры. Она выросла самостоятельным ребенком. И недостаток внимания, по нашему с мужем мнению, на ее характере никак не сказался. Ребенок формируется под влиянием личного примера, отношений в семье. А она видела, что мы с отцом работаем, стараемся, что мы никакие не тунеядцы и мы любим друг друга и ее.
— Но дочка по “музыкальным стопам” родителей не пошла?
— Бог не дал ей такого голоса. Но она окончила музыкальную школу. Мне казалось, что ребенок в ее время должен знать иностранный язык и быть музыкально подготовленным. Поэтому я старалась дать ей эти знания. Потом окончила музыкальный педагогический институт, преподавала, дополнительно получила образование по культурологии.
— Наталия Викторовна, как вам удается постоянно быть в прекрасной форме — и творческой, и физической? У вас есть какой-то помощник или, может, вы владеете какими-то секретами молодости?
— Ой, что вы! Как-то мне сказали: “Вы же актриса, надо за лицом следить, в косметические кабинеты ходить”. Один раз я сходила. Это был один-единственный раз. “Наталия Викторовна, — рассказывали мне, — это так прекрасно. Лежишь, расслабляешься, тебе делают маску, ты так успокаиваешься”. А я лежала и думала: “Когда это уже закончится?” Это не для меня. Единственное, что делаю, — протираю утром лицо кусочком льда, накладываю увлажняющий крем, крашу глаза — и в путь. На ночь не люблю ничего наносить. Мне кажется, кожа ночью должна отдыхать. В общем, я против всех этих указаний. А потом, знаете, Плисецкую как-то спросили, как ей удается себя сохранять. Она сказала: “Не знаю. Просто так получается. Вот вам подарили, скажем, пять роз. Вы поставили их в вазочку. Смотрите — через день две из них завяли, а три стоят пять дней, неделю. Почему? Одинаковые розы, среда, баночка... Так и люди: просто природа дает кому-то больше”.
— Вы всегда были довольны своей внешностью?
— Я всю жизнь сокрушалась, что у меня курносый нос. Надо мной все смеялись: “На сцену с таким курносым носом!” Я страшно переживала. А потом мама сказала: “Перестань, из твоего носа на сцене можно любой сделать. А потом, в жизни курносые всегда моложе выглядят”. Так что я себя этим успокоила. Шутки шутками, но, конечно, всегда хочется хорошо выглядеть. Я считаю, если душа у тебя не заскорузлая и тебе хочется и жить, и общаться, и нравиться, то ты вольно или невольно будешь за собой следить и хорошо выглядеть.
— Есть ли какая-то роль, про которую вы могли бы сказать: “В этой героине я узнаю саму себя”?
— Любая роль — это все равно я. Что бы ни происходило с героинями на сцене, в какие ситуации они ни попадали бы, все равно я иду от себя, но подчиняясь тем обстоятельствам, событиям, взаимоотношениям, которые происходят непосредственно в этом спектакле, в этой музыке. Но все равно это моя суть. Мы ведь и в жизни, даже если мы не актеры, действуем очень по-разному. Недаром человек говорит: “Не знаю, на что я еще способен”. Все зависит от ситуации. Конечно, каждый в силу своих внутренних качеств поступает так или иначе. В ситуации актерской “как поступать” задано сюжетом пьесы, музыкой и так далее. Но чтобы зритель воспринял все это как правду, я должна прежде всего поверить самой себе.
— А чем вы подпитываете свою душу, чтобы она была живой? Только ли работой?
— У меня нет каких-то особых увлечений. Основной источник вдохновения — работа и семья. Главное — радоваться жизни и общению. Никогда не должно пропадать желание нравиться, любить, увлекаться. До конца жизни нужно чем-то или кем-то увлекаться, тогда ты будешь чувствовать себя живым и порхающим.
