25 декабря исполняется 115 лет со дня рождения Владиславы Францевны Луцевич, в девичестве Станкевич. Однажды она смогла завоевать сердце Янки Купалы, а взамен отдала ему свое....Она никогда не забудет тот страшный июньский день 1942 года, когда его не стало. Но она сможет стать стойкой и уверенной в себе. Только теперь она будет жить не рядом с ним, но ради памяти о нем.
Голос предков
Владислава не была глянцевой красавицей. Она покоряла всех внутренней глубиной, скрытой за строгими, утонченными чертами. И только очень близкие люди под ними могли рассмотреть настоящий сгусток энергии, потрясающую харизму и исключительное обаяние. Вполне возможно, что все эти удивительные качества ей достались в подарок от далеких предков.
...В конце XIX века в местечко Щучин Виленской губернии приехала стройная светловолосая женщина с маленькой девочкой. Одетые небогато, явно уставшие после длинной дороги, они тихо говорили на иностранном языке. Овдовевшая Эмилия Моне нашла работу учительницы французского языка в панском доме. Вместе с ней из Франции приехала маленькая дочь Мария. Они не знали, в каком родстве находятся с великим Клодом Моне, да и не важно. Главное, что обе имели прекрасные манеры и вкус.
Судьбе было угодно, чтобы именно в этом доме Эмилия познакомилась с Франтишком Станкевичем, работавшим объездчиком, вышла за него замуж и больше никогда не возвращалась в свою страну. Оставшись вместе с мужем в России, а после в Белоруссии, она до конца жизни сохранит привычку к галльской аккуратности и пристрастие к французской кухне. В семье Станкевичей родится сын Викентий и дочь Владислава, которая унаследует от своего отца упрямство и настойчивость, а от матери тот самый жизнелюбивый французский темперамент. Повзрослев, Викентий Станкевич составит родовод своих родителей и узнает, что племянник Винцента Дунина–Марцинкевича Болеслав был женат на Винцентине Рутковской из дворянской семьи из Новогрудка. Из этой же семьи происходила и бабушка Владиславы и Викентия по отцу Тэкля. Купала, женившись на Владиславе, бывало, любил пошутить, что может и себя считать родственником Дунина–Марцинкевича.
Мария и Викентий впоследствии переехали в Польшу. Эмилия Моне умерла в Минске в 1922 году и похоронена на военном кладбище.
...Много лет спустя Викентий в домашнем архиве найдет старинную, больше похожую на открытку, фотографию маленькой девочки «с гривкой и прической», так он ее назовет, и передаст Владиславе. Она, посмотрев на нее, подпишет с обратной стороны: «Владка Станкевич. 1900 год. Вильно».
Их вдохновляли стихи и песни
«Отец мой из безземельных крестьян, получал 80 рублей, — писала Владислава Францевна в своей автобиографии. — Образования мы добивались своими силами. Мне удалось экстерном получить среднее образование в Вильно». Затем в Варшаве она окончила двухгодичные педагогические курсы и стала работать в детском приюте. Сохранились уникальные фотографии начала прошлого века. На одной из них вокруг воспитательницы Владиславы маленькие девочки в красивых платьицах, с длинными волосами. Это и есть один из тех самых приютов царской России. На другой — она уже среди детишек, аккуратно подстриженных «под горшок», в похожих рубашечках, шортиках и юбочках — советский детский сад. Владислава обожала малышей и больше 30 лет работала с ними, но, увы, своих детей у нее не было. Потому материнскую ласку и заботу она щедро отдавала племянникам, деткам родных сестер Купалы Марии и Леокадии. А те боготворили тетю Владю и с удовольствием принимали приглашение пожить в семье Купалы.
«Как–то весной в саду, под распустившимися яблонями, я увидела красивую молодую девушку в длинной темной юбке, с искристыми голубыми глазами, с ясным лицом, с длинными толстыми пышными косами», — написала о первой встрече с Владиславой Станкевич Констанция Буйло, которая брала уроки у Эмилии Моне. С того самого момента Владка и Костка останутся подругами на всю жизнь, они будут вместе радоваться, поддерживать друг друга в трудные моменты и выручать в беде. Сначала они даже работали в одном приюте, вместе ходили на вечеринки и примеряли новые кофточки, присылаемые Марией Моне. Потом судьба развела их по разным городам, но они до конца дней писали друг другу теплые письма и приезжали в гости.
Интересно, что в том самом первом приюте в Вильно молодые воспитательницы тайно обучали деток белорусской мове и читали им «вершы» и «казкi», за что Владиславу даже дважды арестовывали и наказывали штрафом. Но разве это могло заставить отказаться от мятежных идей, пропитанных юным максимализмом и патриотизмом! Да еще в Вильно, центре белорусской культуры, где вокруг «Нашай нiвы» объединился весь цвет просвещенной молодежи, вдохновленной бунтарским поэтическим духом, — Бядуля, Зоська Верас, Александр Власов, Игнат Буйницкий, Тетка, Иван Луцкевич и, конечно, Купала. Они устраивали вечеринки при редакции, читали новые стихи, спорили о прошлом и настоящем, мечтали о будущем. Кстати, на одном из таких вечеров Владислава увидела Купалу, а потом призналась, как «не понравился ей сначала этот поэт».
Она знала русский, белорусский, польский, литовский и французский языки. Любила петь песни. Танцевала в театре Игната Буйницкого с Чеславом Родевичем. Даже поговаривали, будто бы у них был роман. История не сохранила подтверждения этому. Осталась только пожелтевшая фотография с виньетками, а на ней два молодых красивых человека, друзья, влюбленные — да какая разница! Молодость — самое замечательное время в жизни каждого. Все равно замуж она вышла за того самого, не приглянувшегося сначала поэта, и в первом письме своей любимой подружке с воодушевлением писала, как счастлива, какой хороший и сердечный человек Янка и как ей с ним хорошо. Она снова будет работать с детьми, а в свободное время помогать мужу. Она будет переживать за него, как никто другой, заранее угадывая, в ком он сейчас нуждается больше — романтической музе или верной подруге.
«А зязюлька кукавала»
«Родная моя Владочка! Всем сердцем сегодня я с тобой, моя бедная голубка... — писала своей дорогой подруге 30 июня 1942 года Констанция Буйло. — Янка сгорел, зажигая всех... Светлую память сохранят о нем потомки, а мы, близкие друзья, навсегда сохраним к нему большую и сердечную любовь. Милая моя Владя! Я знаю, что ты, как никто — любила Янку, жила им — и для него, посвятила ему всю жизнь, все способности и силы. Жила его интересами, его дарованием, была ему опорой и помощницей во всех его тревогах, волнениях и заботах. Ты оберегала его — ты ухаживала за ним — ты вдохновляла его. Я ведь очень хорошо знаю, что вся жизнь твоя была для него... Пал сегодня Янка, но ненависть к врагу, завещанную им, поднимут как знамя наши мужья, братья, сыновья и вонзят вместе со штыком фашистской гадине в сердце... Ты сильная, мужественная женщина — умная, глубокая, серьезная. Дело Янки ты будешь делать дальше. Ты не бросишь его стяга, не падешь духом, я в это верю, я это знаю, ибо я знаю тебя, мой родной и любимый друг, моя сестра. Целую тебя крепко от всего сердца. Твоя Костка». И она действительно лучше других знала свою Владю, понимала ее и была в ней уверена.
Через год после смерти мужа, в 1943 году, в воспоминаниях, опубликованных в «Советской Белоруссии», Владислава Луцевич напишет: «Мне очень трудно говорить о Купале», а еще через год на заседании по созданию его музея объяснит: «Мне трудно копаться в своих собственных ранах».
Но она будет сквозь обжигающую боль потери снова и снова возвращаться в прошлое, перебирать вещи, книги, фотографии. Она объедет весь Советский Союз, собирая материалы, потому что их семейный архив сгорел вместе с домом в первые дни войны. Она найдет всех, кто знал Купалу, и попросит их тоже написать воспоминания.
Как она радовалась своему музею! Ну и что с того, что только две комнатки на третьем этаже, — главное, начало положено. Потом будет прекрасный дом с крыльцом, и парк, и сквер, и много людей, благодарных за то, что она сумела сохранить и передать связь с живым Купалой. Была ли она счастлива без него? Не знаю. Констанции Буйло она признавалась, что очень одинока, но на работе ее энергии и энтузиазму не было предела. А если случалось где–то отдыхать в компании, за большим столом, тетя Владя обязательно затягивала, то ли от радости, то ли с отчаянием свою любимую песню на стихи мужа: «Як на свет радзiўся Янка, як заплакаў многа–мала, пела мацi над калыскай, а зязюлька кукавала...»
Фото из фондов музея Я.Купалы.
Публикуются впервые.
