
Многие в очереди нежно прижимали к груди новый трехтомник своего кумира — «Горький квест». Роман необычный: автор честно предупреждает, что это не детектив и не о Насте Каменской. Семеро молодых людей в ходе эксперимента живут в воссозданном быте СССР 1970–х годов и читают пьесы Горького. Кстати, писательница в реальности работала с подобными фокус–группами. Конечно, у многих возникает вопрос: почему Горький?

— Кстати, о ярлыках... Говорят, что сегодня в литературе существуют не имена, а бренды. В качестве примера приводят литературный бренд «Александра Маринина». Вы чувствуете себя его заложницей?
— Я чувствую себя заложницей бренда только на встречах с читателями. Когда меня начинают упрекать, почему я опять написала не детектив, почему не о Каменской. Если есть бренд, ему нужно соответствовать. А я не обязана соответствовать. Издатель в этом смысле ведет себя очень благородно по отношению ко мне, не пытается направить в колею того или иного жанра. На встречах с читателями, при общении в соцсетях я, конечно, чувствую, что у людей в головах есть миф, что писатель им обязан. Об этом написал Максим Горький в «Дачниках». Яков Шалимов возмущается в ответ на реплику героини «Вы же писатель, вы же должны учить людей быть лучше» — «Вы живете так, как вам хочется, но вы хотите, чтобы я жил, как вам хочется». Я никому не позволю мне навязывать, что и как писать, чтобы соответствовать ожиданиям.

— Литературное поле весьма сегментировано. Вам приходилось встречаться со снобизмом коллег–писателей?
— Конечно. На протяжении всех двадцати пяти лет, что я пишу. Правда, первые пять лет писатели просто не знали о моем существовании и потому никак не высказывались. А когда узнали... Тогда я наелась большой ложкой.
— То есть если книга популярна, кому–то обязательно хочется доказать, что она популярна по каким–то сомнительным причинам?
— Ну да. Потому что это «раскрученный бренд» или «низкий жанр», а читатели — идиоты и быдло и ничего не понимают.
— Вы как–то сказали в ответ на стенания о том, что растет нечитающее поколение, — надо просто перетерпеть. Подождать, пока придет читающее. Вы действительно в это верите?

— Вопрос — что они начнут читать? Когда появилась Роулинг с ее книгами о Гарри Поттере, родители и учителя заняли две противоположные позиции. Одни говорили, у детей эти книги отбивают вкус к «настоящей литературе», другие уверяли, главное — пусть полюбят читать, а потом к той настоящей литературе придут...
— Ой, вот не надо этого снобизма. Что значит — «настоящее чтение»? Что, ребенок в десять лет Толстого должен читать? Вообще, раньше сорока лет к Толстому прикасаться нельзя. Я бы наказывала тех, кто заставляет подростков читать Толстого, Достоевского, Салтыкова–Щедрина. Вот это и есть — профанация, отбивание вкуса к литературе. Поэтому я и написала «Горький квест».
— Бываю на дискуссиях, где умные люди спорят, как белорусской литературе выйти на мировой рынок, как просчитать стратегию, которая сделает популярной книгу...
— Посоветую одно: перестать эстетствовать и быть проще. Потому что рынок, тот самый, который приносит деньги, забит не эстетской литературой. Не «высокой» литературой. «Высокая» — это для очень узкого круга любителей. Хотите зарабатывать деньги на книжном рынке? Пишите о том, что интересно многим, а не о том, что интересно узкому кругу эстетов, которые любят продираться сквозь стилистически навороченные словесные обороты.

— Но ведь и тот же Умберто Эко достаточно рыночный писатель. Многие мечтают остаться в «высокой литературе», но при этом считаться популярными.
— Это иллюзия. Хотите быть в «высокой литературе»? Будьте, кто вам мешает. Хотите быть известным — пишите то, что сделает вас известным. Зачем это совмещать? Нужно быть честными сами с собой. Я, например, хочу развлекать саму себя, то есть найти работу, которая мне в удовольствие и за которую будут платить деньги. Что позволит мне, моему мужу–пенсионеру, моей маме–пенсионерке и моей свекрови–пенсионерке нормально существовать. Без яхт, без загородных домов, личных самолетов — просто достойно. А те, кто хочет невесть чего, врут. И именно потому, что они врут самим себе и окружающим, и миру, и получаются несоответствия. Пусть скажут честно, чего они хотят: денег заработать или остаться в учебниках мировой литературы? Одним местом на двух стульях — не получится.
— В таком случае профессиональный писатель — это миф?
— Не знаю. Я их не видела никогда. Может, они где–то есть, но у меня дома их не водится. У меня дома муж, полковник милиции в отставке, и собака.
cultura@sb.by