Чековые магазины «Березка» были уникальным явлением на просторах СССР

Кущи «березового» рая

В СССР шутили, что «древесное» название у этих магазинов оттого, что с «деревянными» рублями в них делать было нечего
В СССР шутили, что «древесное» название у этих магазинов оттого, что с «деревянными» рублями в них делать было нечего

Кому не знакомы булгаковские Коровьев и Бегемот, заглянувшие в Торгсин у Смоленского рынка в Москве? Здесь за зеркальными дверями наглый кот заедал мандарины и шоколад сельдью керченской отборной под крики продавщицы: «Вы с ума сошли! Чек подавайте! Чек!» Но немногие из современных читателей «Мастера и Маргариты» знают, что подразумевался при этом не квиток кассового аппарата, свидетельствующий об оплате товара, а нечто гораздо более значимое.

Сегодня лингвисты расходятся во мнении, что легло в основу аббревиатуры «Торгсин» – то ли «торговля с иностранцами», то ли «торговый синдикат». Но это не меняет главного: эти магазины сделали большое дело для нашей прежней единой страны. Человек сдавал в них золото, серебро или валюту, получая взамен специальные чеки – боны, на которые затем мог приобрести дефицитный товар. А вырученные драгоценности шли на нужды индустриализации, для которой торгсины оказались поистине золотым дном: за пять лет работы ими было принято свыше 95% золотовалютных накоплений населения СССР.


Во второй половине 30-х они исчезли, а три десятилетия спустя возникли вновь – сперва в виде сертификатных, а после – чековых магазинов «Березка», в которых могли отовариваться советские дипломаты и специалисты, работающие за рубежом. Параллельно существовала и сеть валютных «Березок», предназначенных исключительно для находящихся в СССР иностранцев, но эти тонкости большинству советских граждан были малоинтересны. В отличие от того, что было на прилавках этих магазинов.

Правда, в разных республиках СССР они порой назывались по-своему, но, как правило, всегда – в соответствии с характерным для той местности деревом. В Азербайджане такие магазины звались «Чинаром», в Украине – «Каштаном» и «Платаном», в Латвии – и вовсе «Дзинтарсом», то есть янтарем.

В Минске чековый магазин одно время назывался «Ивушкой», в Севастополе был «Черноморский».
 
Но все же именно «Березка» стала самым характерным и узнаваемым символом той эпохи. Именно так «новые торгсины» именовались в Беларуси, России, Казахстане  и даже в знойном Узбекистане.

«Многие думают, что у нас в Ташкенте одни саксаулы и степная полынь, – говорил заместитель заведующего отделом Института истории Академии наук Узбекистана Равшан Назаров. – А у нас растут березы, тополя, даже сосны с елями. Валютные же магазины назывались «Березками» исключительно по аналогии с Москвой, которую власти Ташкента, да и всего Советского Узбекистана, старались копировать во всем. Хотя зачастую это было бессмысленно: специфика Востока заключается в том, что весь ассортимент «Березок» всегда можно было купить на базаре. А если чего-то не было, – достали бы через пару дней».

На территории же Беларуси и России «достать» дефицит без чеков было куда сложнее.

Официально эти чеки на советские рубли не обменивались, лишь засчитывались при взносах за жилищный или гаражный кооперативы, да и то по издевательскому курсу: 1:1. Иное дело черный рынок, на котором чеки предлагались по цене от 1,5–2 рублей в конце 70-х годов до 3–5 рублей к концу 80-х. Но менялы-нелегалы оказывались между молотом и наковальней: с одной стороны, государство расценивало такую предприимчивость как повод отправить в тюрьму на срок до 8 лет, а с другой – была вероятность нарваться на афериста-«ломщика» и получить деньги или чеки в неполном размере, а то и вовсе остаться без них. При этом еще почти наверняка угодив в поле зрения органов госбезопасности. Не зря в народе гулял стишок: «Мальчик на улице доллар нашел. Сунул в карман и в «Березку» пошел. Долго папаша ходил в Комитет. Доллар нашелся, а мальчика нет».

«7-е управление КГБ вело слежку за советскими гражданами, – подтверждает Евгений Григ, написавший книгу «Записки офицера КГБ». – Объектами «семерки» были валютчики, фарцовщики, разработку которых не доверяли МВД». Автор вспоминает и одну из собственных операций: «Мне выдали чеки Внешпосылторга, на которые в магазине «Березка» на Большой Грузинской улице, притворяясь иностранцем, я должен был купить несколько бутылок спиртного и через магазин отправить на дом одному из диссидентов… Вокруг меня сразу засуетились трое продавцов в белых халатах, которые, перебивая друг друга, принялись убеждать меня, что все будет отправлено, доставлено, вручено. Расплатившись и оставив адрес, я последний раз окинул взглядом многоцветье этикеток, развратные груды деликатесов и покинул «березовый» рай».

Примечательно, что если в других местах СССР этот рай старались упрятать подальше от людских глаз (в Киеве валютный магазин укромно прятался на первом этаже жилой пятиэтажки, а в Новосибирске – в неприметном переулке), то в образцово-витринной Москве и тихом советском Минске наблюдалось обратное. «Магазины «Березка» открыты в аэропортах «Внуково» и «Шереметьево» в апреле месяце, два киоска «Березка» – в гостиницах «Украина» и «Ленинградская» в середине мая, – докладывал в 1961 году заместитель министра торговли РСФСР Королев первому заместителю председателя Совета министров СССР Анастасу Микояну. – В ближайшее время торговля на инвалюту будет организована в Ленинграде, Сочи и Архангельске». Минская же «Березка» распахнула двери в 1965 году на одной из самых главных магистралей города – Парковой, ставшей ныне проспектом Победителей. Еще одна «Березка» «проросла» в Бресте неподалеку от гостиницы «Интурист» и всемирно известной крепости-героя.

Королев в своем письме особо отмечал, что в валютных магазинах СССР «спросом пользуются икра зернистая и лососевая, водка «Столичная» и «Особая», консервы-крабы, хохломские изделия, деревянные матрешки, куклы в национальных костюмах, изделия богородских резчиков, дымковская игрушка, шкатулки из папье-маше, серебряные изделия с эмалью, сувениры. Иностранцы, посещающие магазины, высказывают замечания о высоком уровне розничных цен». Еще бы: шерстяная кофта, стоившая в США 8 долларов, в «Березке» продавалась за 18, а килограмм плиточного шоколада (1,5 доллара в США) – за 15 долларов. И все же плотные шторы на окнах этих оазисов изобилия скрывали от взглядов общественности поистине другой мир, разве что чуть-чуть приоткрывшийся в период проведения Олимпиады-80. Не зря в СССР ходил анекдот о чукче, который, перепрыгнув в «Березке» через прилавок, попросил политического убежища.

А кавээнщики шутили: «И даже ЦУМ в весенний день «Березкой» стать мечтает».

Крах системы валютных и чековых магазинов случился в конце 80-х: в рамках борьбы с привилегиями сеть «Березок» была ликвидирована. Воспоминания о них – немногочисленных, скрытных, желанных и недоступных – вызывают двойственные чувства. Ностальгию по возможности, пусть и через плечо швейцара, заглянуть в сказку. И радость от того, что сегодня эта сказка практически для всех стала былью.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter