Письмо, которое мы сегодня публикуем, поступило в редакцию «СБ» в ответ на статью «Хозяина почти не видно», опубликованную 1 февраля с.г. Она имела подзаголовок — «Вторые руки» не всегда оказываются деловыми» — и сообщала об итогах работы убыточных агропредприятий, проданных новым хозяевам. Газета не ставила под сомнение итоги проверки, проведенной Комитетом госконтроля, которые составляли содержание статьи. Да и письмо, очевидно, продиктовано не только обидой: бобруйское ОДО «МиМ» среди прочих «фигурантов» упоминалось вскользь, другим «досталось» гораздо больше.
Автор письма в редакцию ставит принципиальные вопросы — тем важнее его позиция. Суть в следующем. Государство провозглашает судьбоносные для страны задачи. Задача–минимум: ликвидация убыточных агропредприятий. Максимум: даже не подъем сельского хозяйства, а прорыв, создание конкурентной на мировом рынке агроиндустрии. Государство дает серьезные льготы новому хозяину, который, идя на серьезный экономический риск, берется задачу решить.
...И на него тут же набрасываются тучи чиновников из проверяющих, контролирующих и взыскивающих инстанций. Продыху не дают! Каждый озабочен лишь своим: указать, написать справку, оштрафовать... Создается впечатление, что некоторых чиновников государственная сверхзадача интересует меньше всего. Дружными усилиями ставя ведомственный интерес впереди здравого смысла, они, бывает, и губят дело.
Перед публикацией письма журналист «СБ» побывал в деревне Вишневка, где прежде была Бобруйская птицефабрика, а теперь — предприятие ОДО «МиМ». Того требовала принципиальная позиция газеты: предъявлять читателю лишь проверенные сведения. К письму можно добавить немного. Его автор, заместитель директора ОДО «МиМ» Владимир Микульский, в производстве и бизнесе не новичок. Долго работал на «Бобруйскшине», имеет два высших образования, техническое и экономическое. Прежние дела, производство обуви и керамической плитки, фирма свернула (дела вполне успешные, иначе где бы взялись миллиарды на покупку птицефабрики). Все свое будущее предприниматели связали с деревней, с птицеводством и иным сельхозпроизводством. И вот что из этого вышло...
Главному редактору газеты «Советская Белоруссия» П.Якубовичу
На статью в Вашей газете от 1.02.2008 г. «Хозяина почти не видно».
Ни минуты не сомневаюсь, что то, о чем я буду писать, никогда не будет напечатано в Вашей газете. Почему — поймете из текста. И все же пишу, потому что не писать нельзя. Это моя страна, я в ней живу и категорически не согласен с некоторыми безобразиями.
Смысл статьи «Вторые руки...» в газете «СБ» ясен — настроить общественное мнение против «так называемых» инвесторов, купивших убыточные сельскохозяйственные предприятия.
Но автор почему–то не задается вопросом — они что, идиоты, что ли, эти инвесторы, соглашаясь выплатить 20% от суммы оценки предприятия (миллионы и миллиарды рублей), да еще и вкладывая миллионы рублей в приобретение для того, чтобы все это бросить?
И в этой статье также не поставлен самый главный вопрос: а почему это случилось «еще большее разорение»?
Меня задела исключительная однобокость этой статьи. А ведь вопрос чрезвычайно сложен. Ничего не лежит на поверхности. Из–за недостаточной проработки условий указа возникает масса проблем, которые должны были быть разрешены на государственном уровне, но именно на этом уровне ими не хотят заниматься. В декабре 2007 года в Минсельхозпроде состоялось собрание нескольких десятков директоров проданных и присоединенных согласно указу предприятий, на котором с трибуны директора кричали: заберите эти колхозы назад, в этих условиях невозможно работать! Очень жаль, что автор статьи в «СБ» там не присутствовал.
Я работаю заместителем директора на ОДО «МиМ», одной из упомянутых в статье «СБ» организаций. Я принимал участие во всех предварительных и окончательных переговорах по приобретению убыточной сельскохозяйственной организации — Бобруйской птицефабрики. Я непосредственно готовил все письма, обращения и документы во все инстанции, о которых будет идти речь ниже. Поэтому эта история — из первых рук. Продажа состоялась в ноябре 2004 г. Указ, который часто упоминается в дальнейшем, — это Указ Президента Республики Беларусь № 138 от 19 марта 2004 г. Продуманный и мощный документ, но вот его «интерпретация»...
Бобруйская птицефабрика к моменту продажи имела долгов свыше 4 млрд. рублей, более 300 человек работающих, прикрепленный колхоз с 1.400 га пахотной земли с баллами от 12 до 30, молочнотоварную ферму с разваливающимися коровниками на 700 голов крупного рогатого скота, мехдвор с полностью изношенной техникой, саму птицефабрику с 7 действующими птичниками из 19 имеющихся, направление — производство яйца.
Вначале — переговорный процесс, с апреля 2004 г. В «Белптицепроме», в Министерстве сельского хозяйства и продовольствия. На уровне начальников отделов и замминистра. Нас уверяют: если возникнут проблемы, звоните, приезжайте, все решим.
Я помню свое безграничное удивление в первое ознакомительное посещение птицефабрики. Удивление, граничащее с ужасом: как так можно жить? Такое удивление вызвано — чем вы думаете? — ведомостями заработной платы. 7 тысяч рублей, 9 тысяч, 15 тысяч, 30 тысяч, 40 тысяч — практически у всех. У администрации — 90 — 120 тысяч. И первое, что мы сделали, — увеличили заработную плату вдвое (не раз потом попрекали нашего директора в Минсельхозпроде — как это так сразу, так же нельзя! Минсельхозпрод что, не умеет работать, и вы это хотите подчеркнуть?). Мы знали, за счет чего это можно сделать. Но только не подозревали, что именно начнется с первого же нашего дня на фабрике.
А началось вот что.
Первый год нашего пребывания на фабрике, год 2005–й.
У бывшей птицефабрики — несколько сотен кредиторов. Всем, согласно нормативным документам, разосланы уведомления о продаже и графики погашения долгов. С графиками не согласился почти никто! Нам писали: вот закончатся ваши три года отсрочки, разрешенные указом, и в первый же день выдайте нам все наше! И в то же время сразу подавали иски в хозяйственный суд Могилевской области уже к ОДО «МиМ» на всю сумму долга. Суд принял решение об изъятии у нас указанных в иске сумм. По другим судебным искам суд менял ответчика с Бобруйской птицефабрики на ОДО «МиМ», предоставлял нам отсрочку на 3 года. За такое решение как с проигравшей стороны с нас взыскивались все судебные издержки. Но ведь в указе ясно сказано — предоставляется отсрочка на 3 года! И мы согласно этому же указу уже признали все долги птицефабрики своими. И разослали всем кредиторам уведомления об этом! Из моего телефонного разговора с представителем хозяйственного суда Могилевской области:
Я: Указом нам уже предоставлена отсрочка на 3 года. Почему вы в решениях пишете о предоставлении нам отсрочки на три года и еще берете за это с нас судебные пошлины?
Юрист: Это нам решать, давать вам отсрочку или нет!
Как это понимать? Кто выше — указ или судьи, даже если они — независимая ветвь власти? Мы молчали? Как бы не так! Наши многочисленные обращения можно найти начиная от самого хозяйственного суда Могилевской области, далее — Высшего Хозяйственного Суда, Минсельхозпрода как разработчика указов по передаче до Генерального прокурора. Ни одного ответа. Ни от кого. Как в прорву.
Наконец в апреле прошла (оказавшаяся в дальнейшем единственной) подвижка — из Администрации Президента в Минсельхозпрод пришло указание заслушать на совещании всех заинтересованных сторон наши проблемы. Назначен день. 14 апреля 2005 г. собрались представители Минсельхозпрода, Министерства по налогам и сборам, Высшего Хозяйственного Суда, представитель Могилевского облсельхозпрода. Но... это собрание мгновенно превратилось в спасательную операцию для нас от уничтожения, ибо именно в этот день в который раз на наш счет лег очередной судебный арест на сумму 770 миллионов рублей, которая реально должна была быть отсрочена по указу! Если бы не совещание по счастливой случайности именно в это время, уже давно не было бы ни нас на фабрике, ни самой фабрики. Прямо с совещания последовали телефонные обращения в хозяйственный суд с просьбой снять арест со счета, дав возможность провести посевную и уборочную кампании.
Естественно, практически никаких других вопросов на этом собрании не рассматривали. Кроме одного. Вопроса о векселях.
В свое время, годах в 2000 — 2002–м, птицефабрика рассчитывалась векселями Агропромбанка за корма для птицы. Покупался вексель, передавался поставщику корма, который возвращал его банку, забирая деньги. Векселя брались в кредит. Соответственно задолженность росла. К нам прибыла она уже в значительном размере — около 300 млн. рублей за сами векселя, еще больше — за проценты по ним. До продажи фабрики банк ничего не предпринимал, годами спокойно созерцал происходящее. Но после продажи он резко активизировался, немедленно последовали судебные иски. Мотивация — в указе в отсрочках прямо не указаны слова «и векселя», следовательно, платите. И сразу!
Итак, вопрос о векселях. То же совещание 14 апреля 2005 г. Разработчик указа — Минсельхозпрод, его представитель, начальник юридического управления, вопрошает: как это не подлежит отсрочке? Когда мы готовили указ, подразумевали, что все (подчеркнула) долги должны быть отсрочены, разумеется, в том числе и векселя!
Слово к делу не пришьешь... В дальнейшем и в этом, и в последующие годы «вексельный вопрос» — формальный по своей сути! — внес свой весьма существенный «вклад» в наше существование. Львиная доля времени, когда у нас был арестован счет, а это было почти постоянно, за редчайшим исключением, когда он был свободен для расчетов, связана с арестами наших денег в погашение задолженности сначала по векселям, затем по процентам по ним.
Я передал для рассмотрения на собрании несколько печатных листов проблемных вопросов, которые необходимо было рассмотреть. С тех пор — ничего! Ни одного рассмотренного и решенного вопроса! Ни от кого! Но ведь элементарно просто — внести изменения в действующий указ. Это ведь делается, обычная практика. Тем более что не мы одни попадаем в передряги такого толка. Но для этого надо элементарно поработать. Чиновникам, видимо, недосуг.
В конце концов поняв, что никакого ответа не будет, я начал рассылать запросы по векселям применительно к указу. Здесь есть (даже без прямого упоминания векселей в указе) одна юридическая тонкость — при определенном положении вексель начинает рассматриваться как товар, и в этом случае он попадает под необходимую нам отсрочку. Это как раз применимо к нашему случаю. Запрос в Минсельхозпрод. Ответ: мы не можем толковать указы Президента, но наше мнение, что (указана вышеописанная тонкость)... векселя попадают под отсрочку. Национальный банк: мы не можем толковать указы Президента, но наше мнение (смотри ответ Минсельхозпрода). Министерство финансов: мы не можем толковать указы Президента. Вот тебе раз! Кто же может? Кто–нибудь за что–нибудь отвечает?
Но «золотой век» векселей еще впереди. Первый год еще удается пройти без потерь по ним.
А как же отдача всех средств в первый же день после окончания трехлетней отсрочки?
Из одного из наших писем: нас уничтожат в первый же день окончания трехлетней отсрочки, выставив все более чем 4 миллиарда рублей к выплате, если не предоставить рассрочку. Из ответа замминистра Минсельхозпрода: отсрочку вам предоставили — далее договаривайтесь. А ведь невозможно договориться! Не хотят! Но это никого не тревожит. Понимаю, что в «инстанциях» к этому времени мы уже надоели со своими возникающими проблемами. Кстати, в последующих указах, касающихся вывода из рядов убыточных государственных предприятий, уже стоит после отсрочки целых 5 лет рассрочки. Нас же, сельскохозяйственников, устами разных вроде бы чиновников послали куда подальше...
Несмотря на все вышеописанное, фабрика пытается набрать обороты. Перед нами с первых же дней стояло несколько проблем. Самая главная из них — это обновление куриного стада. На фабрике более 200 тысяч кур, но все они возрастом свыше 700 дней и породы «Беларусь–9». Для неспециалистов поясню: это возраст такой, что уже давно пора на мясо и никакой яйценоскости. Промышленное производство подразумевает, что каждая курица должна давать яйца почти каждый день, иначе производство становится убыточным. Это и называется яйценоскость. Упомянутая мной порода кур старая, очень непродуктивная, да еще и старые куры. Работа шла абсолютно в убыток. Поэтому мы сразу же начали с обновления птичьего стада. Было закуплено 60 тысяч голов высокопродуктивного поголовья «Хайсекс белый» на сумму свыше 250 млн. рублей. Яйценоскость у них доходит до 95%, а у «Белорусов–9» — лишь до 75%, да и то в молодом возрасте. Вроде бы живи, зарабатывай, развивай производство, тем более что в середине года мы начали готовить новое производство — свиноводство. (Кстати, к концу года у нас действительно стало более 800 свиней. А начинали с 85 свиноматок. Хотели довести до 2.000 голов. Не успели...)
Гром грянул с той стороны, откуда не ожидали. Налоговая проверка обнаруживает неуплату налогов, связанных с экологией, за прошлые годы. Никогда (!) за все предшествующие 40 лет существования птицефабрики (а существует она с 1962 г.) не насчитывали этот налог, не имела представления о его существовании птицефабрика и не было претензий у налоговой инспекции. С нашим приходом все пошло в ход. Насчитано со штрафами 89 миллионов рублей. Подчеркну, именно за прошлые, до нас, годы. Немедленно началось их изъятие. Мы только начали работать, от более чем 200 тысяч кур у нас только 60 тысяч яиц в день! (Только для покрытия всех внутренних потребностей фабрики необходимо иметь 120 тысяч яиц в день.) Отдать эти миллионы для нас смерти подобно! И сразу же еще одна беда. Нам поставили некачественные корма — сильнейшее отравление кур. Надо срочно закупить лекарства. Сделать это можно только со своего счета — после указа о запрете бартерных сделок еще никто не знал, как его применять, и стало невозможно платить по договорам перевода долга или уступки требования. Последовало наше обращение в налоговую инспекцию — объяснялась сложившаяся ситуация с просьбой разрешить срочно закупить лекарства. И сумма нужна была небольшая — около 6 миллионов рублей. От налоговой последовал категорический отказ: сначала отдайте налоги, потом будут лекарства. У нас забрали все 89 миллионов рублей, ничего не позволив сделать, пока не сняли последний рубль из суммы. Лекарства мы потом не купили — покупать было некому. Мы были вынуждены уничтожить все купленное поголовье, оно было уже нежизнеспособно. Давайте посчитаем потери для бюджета. Не нашего — страны, а именно неполученные налоги. 60 тысяч кур при яйценоскости 90% дают 54.000 яиц, это 5.400 десятков. Продажная цена за десяток по минимуму — 1.000 рублей. То есть потеряно в день 5,4 миллиона рублей. Из этой суммы только на НДС приходится 10%, то есть 540 тысяч руб. Это за день. За месяц — более 16 миллионов, за год — почти 200 миллионов. Скажите, господин главный редактор, это — по–государственному?
Итог первого года: товарооборот увеличился в 6 раз (за 2004 год товарооборот по фабрике составил 1.128 млн. рублей, за 2005 год — уже 6.369 млн. рублей), отчисление налогов увеличилось с 205 млн. руб. (на фабрике до нас) до 1,027 миллиарда руб., средняя зарплата была 91,3 тыс. руб. до нас, стала 331,8 тыс. руб. Рассчитались (досрочно) с некоторыми старыми фабричными долгами.
Денежные потери первого года работы — только от «работы» налоговой инспекции свыше 400 миллионов рублей. В результате — пошедшие прахом модернизация комбикормового цеха, заготовка собственного зерна для приготовления комбикорма. Практическое топтание на месте в вопросах развития производства. Жизнь в долг. Практическая невозможность вложения средств в молочнотоварную ферму.
Наступает второй год нашего пребывания на фабрике, год 2006–й.
Новые надежды на благоприятное продолжение развития. Удалось обновить птичье поголовье. Уже работают 12 птичников.
Но Агропромбанк добивается ареста наших счетов и изъятия выручки в погашение векселей. Дело о векселях передается в Высший Хозяйственный Суд. К нам приходит письмо из Высшего Хозяйственного Суда с решением в нашу пользу — отсрочить выплату по векселям на 3 года. Ура, мы победили, получили необходимую отсрочку, не вымоются из хозяйства необходимые средства! Однако рано мы радовались! Через месяц приходит от того же судьи другое письмо, в котором сказано: в связи с неоднозначностью мнений по этому вопросу (так в письме) вы должны платить! Что это за «неоднозначность мнений», каким образом кому–то надо было давить, чтобы реанимировалась эта проблема и появилась такая формулировка? И ведь не было решения сначала «платить», а затем «не платить», было с точностью до наоборот! Цена вопроса — 300 миллионов рублей, снятых с нищего счета фабрики.
Первый и второй год нашей работы на фабрике — время обновления основных фондов. Только на закупку различных сельхозмашин и тракторов (здесь только крупные суммы) за полтора года ушло 663 миллиона рублей. Я не зря в начале письма привел баллы имеющейся земли. Птицефабрику и размещали в свое время на пустых землях. За два года работы от посевов (читайте — от земли) получен урожай примерно на 500 миллионов рублей.
А у нас — затраты только на технику — 663 миллиона. А горючее — рекой, наше и бюджетное, а удобрения, гербициды, запчасти, тысячи других мелочей, заработная плата, наконец?
Десятки миллионов каждый месяц составляют потери от молочнотоварной фермы. И в этом — не наша вина. Общеизвестный факт — несопоставимость расходов сельхозпроизводителей на получение молока с закупочной ценой на него. Сколько угодно можно чиновникам повторять прекрасные и правильные слова о «продовольственной безопасности страны»! И не подкреплять слова продуманными делами?
Но мы все–таки производим молоко. Дойное стадо — 225 коров. Примерно 2 — 2,5 тонны молока каждый день. Примерно на миллион рублей. Каждый день приезжает молоковоз и увозит молоко на молокозавод. На Бобруйский молокозавод. А завод этот — полный банкрот. Абсолютно неспособен рассчитываться за поставки. А деньги нам нужны позарез. Мы договариваемся с ближайшим Кировским отделением Могилевского молочного завода (брэнд — «Бабушкина крынка»). Они с дорогой душой принимают нашу продукцию, тем более что она хорошего качества, молока для переработки им не хватает. Мы даем молоко, нам оплачивают нужные счета, даже немного кредитуют. Все отлично! Вот только продолжалось это недолго. Последовали угрожающие звонки из Бобруйского райисполкома: как это вы посмели отдать молоко в другой район! Затем по команде из Могилевского облисполкома молоковоз, везущий наше молоко, за пределами города с помощью милиции остановили и отконвоировали на молокозавод в г. Осиповичи, чьим филиалом к тому времени готовился стать Бобруйский молокозавод. А как же наши договоры с Кировском? Последовала команда Кировску наше молоко не брать. Скажите, господин главный редактор, а это как называется — соблюдение местной властью законности? Или действия местной власти «по понятиям»?
В результате «ценовых ножниц» по 30 — 50 миллионов в месяц у нас составляют ежемесячные потери по свиноводству.
А ведь цены на электроэнергию объективно растут. И не только на электроэнергию. Нам же высочайше позволено идти в рамках подъема цен на яйцо по 0,5% в месяц. Да и то, если «Белптицепром» разрешит это своим письмом.
Почти весь год, как и прошедший, сидим мы с арестованным счетом. Все попытки получить кредит на зерно провалились — никто не дает. Ни один банк! Что–то по мелочи удается получить в своем банке. Но на зерно для комбикорма надо значительно больше.
Комбикорм по–прежнему закупаем. Причем что интересно, если сравнить, по каким ценам он отпускается какой–нибудь другой птицефабрике или нам, окажется, что цена для нас существенно больше. Как же так? А очень просто. «Вы же частники — вот вам и коммерческие накрутки. А они — государственные, им накруток нет». Фразу «вы же частники» мы слышим на каждом шагу — от налоговой инспекции и банков до каждой продающей нам что–нибудь и проверяющей организации. Это звучит как «а вы прокаженные, с меткой на лбу». А как же 13–я статья Конституции, «гарантирующая равную защиту и равные условия для развития всех форм собственности»?
Конец августа — по личным связям договариваемся со знакомыми россиянами, они дают деньги, и мы перечисляем полтора миллиарда рублей за предприятие по договору купли–продажи.
Итоги второго года работы: товарооборот 7.122 миллиона рублей, соответственно больше перечислено налогов, заработная плата — около 400 тысяч рублей. Количество яйца на пике было до 180 тысяч штук за день. Продолжается вымывание денежных средств. Только Агропромбанк отобрал 300 миллионов рублей.
Кредит не дают ни с какой стороны. Про модернизацию комбикормового цеха и заготовку собственного зерна для приготовления комбикорма и речи быть не может. Продолжается практическое топтание на месте в вопросах развития производства и жизнь в долг. Практическая невозможность вложения средств в молочнотоварную ферму и свиноферму. Убытки от деятельности колхоза составили за год 229,1 млн. рублей.
Несмотря на значительное количество яйца, среднереализационная цена на него значительно меньше, чем себестоимость. Прошло уже 2 года нашего пребывания на фабрике, выросли (иногда значительно) цены практически на всю промышленную группу товаров, мы топчемся на месте. Нам не дают.
И все же! За два года — ни одного срыва или затяжки по выплате заработной платы. И это при том, что мы ни разу (!) не брали кредит на зарплату, хотя я и не уверен, что нам бы дали такой кредит, если бы мы попросили его.
Наступает третий год нашего пребывания на фабрике, год 2007–й.
Начало года — дефицит зерна. За первые два месяца оно вырастает в цене в полтора раза, затем увеличивается до двух раз. Необходимейшее подсолнечное масло — в три раза. Все необходимые добавки — в два раза. А цена комбикорма в себестоимости яйца составляет 70 — 75%. Цена на электроэнергию вырастает сначала на 20%, затем еще на 50%. Прыгает цена на топливо. Цену на яйцо тоже можно поднимать — на 0,5% в месяц. Мы — по–прежнему пасынки...
За несколько месяцев наш долг по комбикорму увеличился более чем на 2 миллиарда рублей.
Мы понимаем ситуацию. Не сдаемся! Разворачиваем работы сразу в пяти до этого не работавших птичниках — перестраиваем их под разведение бройлеров. В практически готовый первый из них даже завозим оборудование. Приспособили имеющееся на кормоскладе оборудование и произвели его доработку, чтобы самим готовить себе комбикорм, а не закупать его.
Наш банк второй раз в нашей жизни (первый был в самом начале нашей работы) решил рискнуть — выделил кредит. Все деньги перечислены соседним колхозам. Закупили зерно. Август — начало собственного производства комбикорма. Однако если тонна покупного корма стоит 650 — 800 тысяч рублей, нам обходится в 320 — 340 тысяч. Зерна хватило на 3 месяца. Больше денег нет. По–прежнему никаких кредитов. Долги слишком велики. Предлагаем крупнейшему кредитору — комбинату хлебопродуктов — рассчитаться имуществом.
Предлагаем работающий свинокомплекс — свыше 700 млн. рублей. Есть молочнотоварная ферма — свыше 2 млрд. рублей. От молочнотоварной фермы кредитор убежал, как черт от ладана. Договорились о передаче свинокомплекса и нескольких птичников. Пока об этом шли переговоры, «сработал» Агропромбанк, которому должны проценты по векселям — примерно 300 млн. рублей. Появился судебный исполнитель и в несколько дней практически уничтожил фабрику. Как? Очень просто. Были арестованы счета всех без исключения (!) покупателей нашей продукции, а если появлялся новый покупатель, немедленно арестовывался и его счет. А появлявшееся у нас яйцо полностью изымалось в погашение долгов. Куры не кормились по нескольку дней подряд (а как оплатить не только корма, но и горючее для их развозки?). У сотен тысяч кур в день собиралось всего по 8 тысяч яиц. На фабрике стоял чудовищный куриный крик — голод. После случившегося куры никогда уже не выйдут на прежнюю яйценоскость, уж такая у них физиология. Но, кроме нас, это кого–нибудь интересует?
Молочнотоварную ферму не взял никто. Но забрали всех коров за проценты по векселям. Стоят без дела семь коровников. Подготовленные к посадке бройлеров птичники арестованы судом, арестованы без нашего согласия, хотя по Хозяйственному процессуальному кодексу такое согласие требуется. А у нас имущества, не задействованного в основном производстве, с лихвой хватает, чтобы перекрыть все долги.
Из более чем 300 человек, работающих на фабрике в декабре 2007 г., через месяц осталось около 200, да и те стремительно сокращаются. Хоть бы один из чиновников поинтересовался: что случилось, почему вдруг исчезли 100 рабочих мест?
Были ли у нас ошибки? Да, на мой взгляд, была одна очень крупная ошибка. Я настаивал сразу после выкупа предприятия и перечисления за него 1,5 миллиарда рублей на уничтожении молочнотоварной фермы. Сделать это можно было только сдачей всех без исключения коров на мясокомбинат. Потому что абсолютно все окрестные колхозы, увы, неплатежеспособны и ничего не могут дать взамен, если им отдать коров в дойное стадо. Сдача коров на мясокомбинат принесла бы нам до 600 миллионов рублей, также не терялись бы десятки миллионов рублей ежемесячно на содержание фермы. Появлялся шанс на модернизацию комбикормового цеха и строительство нужнейшего убойного цеха, которого у нас нет. Меня тогда не поддержал ни один учредитель ОДО «МиМ». Они дружно говорили: нельзя уничтожать дойное стадо! Это не по–государственному! У меня не нашлось аргументов против... Ферма не была тронута. И вот это «не по–государственному» с их стороны я считаю крупнейшей нашей ошибкой. Полтора года, прошедшие после этого, окончательно избавили всех от иллюзий. Но время назад не повернешь.
Недавно я отвез в управление по ценовой политике Могилевского облисполкома пакет документов на подъем цен на яйцо на 62%. Почему именно настолько? А именно такая разница в ценах на яйцо между нашей фабрикой и всеми другими. Почему так получилось — тема отдельного разговора. В управлении нам сразу же заявили: разрешение вы не получите! На что я сказал: тогда будьте готовы в письменном виде изложить, почему другим фабрикам можно, а нам нельзя. На что последовал ответ: «Вашего Русака (министр Минсельхозпрода РБ) уже вызвали на ковер за разрешение на подъем цен!»
Это за какой подъем цен его вызвали — который был год назад? Какая «оперативность»!
Со дня на день жду письмо с отказом и в общем–то не удивлюсь, получив его. От чиновников, как показала практика, ожидать другого трудно...
Это — наша история обретения и крушения надежд. История нашей битвы с чиновниками, которую мы проиграли.
Но кто, спрашивается, выиграл?..
Владимир МИКУЛЬСКИЙ, заместитель директора ОДО «МиМ», Бобруйск.
От редакции
Картина, согласитесь, неважная. Что, пришел конец единственной в Бобруйском районе птицефабрике, крупнейшему производителю яиц в Могилевской области? «Как вы оцениваете свои шансы на выживание, на что надеетесь?» На вопрос журналиста «СБ» Владимир Микульский ответил: «60 против 40, что выстоим». Вскоре поголовье птиц почти удвоится: подрастает 80 тысяч цыплят. Ими очень дорожат: показав все птичники с несушками, к этому, с молодняком, корреспондента и близко не подпустили!
Оптимизм пока преобладает, и связан он вот с чем. Вдруг обеспокоились в районных кабинетах. Чем ниже скатывалась птицефабрика, тем хуже были отчетные показатели, которые в кабинетах верстают. Был задет кровный интерес чиновника: ему же за цифры отвечать. Мешать предприятию стали меньше, кое в чем пытаются и помочь.
Но разве перспективы экономики должен определять этот «параметр», страх бюрократа?.. Гораздо резче своего заместителя, с истинно южным темпераментом о перспективах и чиновниках высказался директор ОДО Леван Агаджанян: «Я первым в районе сеять начал! Я 1.000 га кукурузы посею! Продукт дам! Костьми лягу! Пусть надо мной издеваются!»
Но зачем? Нам нужны не «кости» сельхозпроизводителя, а произведенные им мясо, хлеб, яйца, масло. Конкурентные по качеству и цене не только в стране. Пока конкурируем. Но, как говорит директор «МиМ», нельзя заниматься самообманом. Регулярно навещая коллег–аграриев Украины, Казахстана, России, видя полученные ими преференции, изучая агросектор Европы, он утверждает, что через пару лет белорусский сельхозпроизводитель может проиграть, потерять конкурентные преимущества. Виновен будет чиновник. А расплачиваться будут другие: покупатель, крестьянин, государство. Преувеличивает директор? Не сгустил ли краски автор письма?
Полагаем, что поставленные в нем болезненные вопросы заслуживают того, чтобы их принципиально обсудить, в т.ч. на правительственном уровне.
Фото Виктора ПОНОМАРЕВА, "СБ".
