Сегодня мы празднуем 125-летие со дня рождения Янки КупалыНо уже само определение «юбилейная статья» — не правда ли? — нагоняет некоторую скуку. А поскольку мы непременно хотим вспомнить вместе с вами великого человека, давайте же это сделаем нетрадиционно. Без пафоса, красивых слов и всем известных фактов.
А для этого отправимся в архивы.
Историки и архивисты имеют дело с иной составляющей жизни гениев, нежели литературоведы, разгадывающие поэтические образы, а именно с документами. А в них — свои загадки, свои подоплеки, в том числе и эпизоды, «когда не требует поэта к священной жертве Аполлон». Истинный масштаб личности создается не только при помощи бронзы. Чем больше мы знаем подробностей о настоящем поэте, тем более жив он и значителен в наших глазах. Даже если «заботы суетного света» кому–то кажутся позорящей классика тенью.
«Скурганiў бы душу чырванцом тваiм я», — отвечает Князю гордый Гусляр, персонаж поэмы Янки Купалы «Курган».
Но в жизни «чырванцы» нужны и поэту, и герою. Кормить семью, покупать приличный костюм для выступлений, хотя бы по минимуму обустраивать быт, выживать в нем...
Кстати, обратили внимание, как на многих снимках щегольски выглядит Иван Доминикович Луцевич, он же Янка Купала? При самых скудных средствах он любил одеваться аккуратно, по моде... Итак, переберем пожелтевшие архивные документы, на первый взгляд, совсем не поэтические.
Квартирный вопрос классика: дом, печка, вагон...
С установлением советской власти началась игра с творческой интеллигенцией в кнут и пряник. Для начала каждому из них нужно было решить квартирный вопрос.
Вот любопытный документ от 25 сентября 1921 г., написанный на листке из школьной тетрадки в линейку.
«Удостоверение
Дано сие Советом Нар. Комиссаров Белоруссии тов. Ивану Луцевичу в том, что занимаемое им помещение по Захарьевской ул. N 135, кв. 1 уплотнению и выселению без ведома Совнаркома не подлежит.
Секретарь Совнаркома».
Подписи нет, поскольку документ — всего лишь черновик, и похоже, что написан он рукой самого Янки Купалы. Можно представить обстановку, в которой этот документ появлялся, — когда вокруг шли массовые «уплотнения», выселение «осколков старого режима». Но обращение Купалы в Совнарком действие возымело, поскольку в тот же день появляется документ официальный: удостоверение с тем же практически текстом, напечатанное на машинке, «подписью и приложением печати» удостоверенное.
Самое интересное, что это здание сегодня прекрасно известно всем жителям столицы и ее гостям. Поскольку это небезызвестный дом–музей, где состоялся 1–й съезд РСДРП. Какое–то время здесь кроме Янки Купалы жил и Змитрок Бядуля. Так что можно было бы его назвать и «домом писателей»...
Вот еще черновик записки тем же купаловским почерком:
«В Совет городского хозяйства г. Минска.
Прошу не отказать в выдаче сотруднику Академич. Центра т. Ивану Луцевичу (Янку Купале) двух сотен кирпича и двух возов глины для починки печи в его квартире по Захарьевской ул., д. N 135, кв. 1».
В кирпичах и глине тоже не отказали... Не отказали и в... вагоне.
Транспорт классика: вагон и «Шевроле»
Вот документ от 4 мая 1921 года.
«Удостоверение.
Дано сие Совнаркомом ССРБ тов. Ивану Луцкевичу (поправлено на «Луцевич». — Авт.) в том, что вагон Совнаркома N 3097 находится в его распоряжении для поездки в Москву и обратно.
Совнарком просит железнодорожную администрацию делать прицепку и отцепку вагона по требованиям тов. Луцкевича (так в оригинале. — Авт.)»
Когда–то по пути в филиал музея Янки Купалы в Акопах нам показывали дорогу, по которой молодой Иван Луцевич ходил пешком в гости к своему другу–покровителю, писателю Ядвигину Ш., чья усадьба Карпиловка была неподалеку. Намерил по этой дороге и по многим другим, не слишком благоустроенным трактам и тропам родной Беларуси Купала много верст в разную погоду. Неподалеку по железной дороге пролетали поезда с вагонами разных классов... Как там у Блока: «Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели». Думал ли Купала, вслушиваясь в перестук колес, что когда–нибудь в его распоряжение предоставят целый вагон и по его воле будут прицеплять, отцеплять?
Комфортная жизнь? Но за это надо было платить.
Цензура классика: «Выбросить стихи «Помолись»
Вот постановление Главлита середины 1920–х годов о необходимости внесения цензурных правок в книгу Янки Купалы «Жалейка и Гусляр», которую планировалось издать в издательстве «Советская Белоруссия». (Здесь и далее сохранена орфография оригиналов; обратите внимание, как забавно иногда в документе пересказываются на русском языке стихотворные строки нашего песняра.)
«2. Разрешить к печатанию при следующих поправках:
На 5 стр. из стих. «из моих песен» выбросить: «Может такой звон долетит до небес, отдаст Богу поклон, скажет, сколько лью слез». На стр. 15 в стих. «песня о песнях» изменить слова «божий дар» [...] на стр. 34 к стих. «Над своей Отчизной» редакции или издательству дать свое объяснение, что свет не создан богом. [...] На стр. 168 в произведен. «Конюх» переработать «В нем мы видим, как наказание встретит от бога, кто правды не хочет узнать быстрей, голов тому много без числа без меры, с времени, когда бог творил этот свет уже были сотворены люди, звери и птицы певучие всяких примет» переработать.
Из 2–й части «Гусляр»:
На 1 стр. изменить «божий дар», на стр. 19 переработать стих. «сядь здесь под крестом». На стр. 26 в стих. «Думка» переработать «И сказал бы все, все о небесной доли, о великем счастьи в нем, О великой воли». На стр. 42 выбросить стихи «Грустно мне, боже», на стр. 43 выбросить стихи «Помолись» [...] Слова «бог» и его произведения писать с малой буквой».
Подобных правок — еще десятки.
Интерьер классика: мраморный столик и старосветский замок
Сегодня, когда мы приходим в музей Янки Купалы, в «дом под тополями», в мемориальной столовой мы увидим шахматный столик. К сожалению, подлинных предметов интерьера в музее почти нет — во время бомбежек дом сгорел дотла. Но в нем тоже был шахматный столик. И не простой, а мраморный.
Как у каждой старинной вещи, у него была своя история.
Столик этот когда–то попал в Белорусский государственный музей. В 1927 году его увидел Янка Купала. Старинная вещь живому классику понравилась. Купала был заядлым шахматистом, не один раз сидели они за шахматной доской с Якубом Коласом. Еще, по воспоминаниям современников, любил поэт играть с Валерием Моряковым и Викентием Мяделкой, родственником Павлины Мяделки. (Хотя, говорят, в карты Купала играл еще лучше. Особенно любил игру в «воз» — во всяком случае, в своих показаниях в ОГПУ о провождении свободного времени в творческой компании классик называл именно эту игру, да еще преферанс.)
Итак, в Белорусский государственный музей поступает интересное предложение... И вскоре появляется документ:
«Акт
1927 года студзеня 19–га дня. Камiсiя ў складзе А.Ляўданскага, Ф.Выхадцава i Л.Барсуковай злажылi гэты акт у тым:
Грам. Янка Лучэвич /Купала/ (так в оригинале. — Авт.) запрапанаваў абмен на столiк з устаўленай мармуровай дошкай, запiсаны у кнiгу паступленняў Музэю пад N 17 (па кнiзе Адделу N 287), за якi прапануе: 1. Сярэбраны крыжык вылажаны туркусамi (бiруза). 2. шклянае баккара цылiндрычнай формы, на якiм на малiнавай асноведзi маюцца клясычныя выабражэньнi фаунаў i iнш. i 3. Жалезны замок трыкутнай формы, мясцовай старасьвецкай работы.
Камiсiя згадзiлася зрабiць такi абмен прызнаючы прапанаваныя рэчы роўнацэннымi столiку, якi добры як мэбэль, але музэйнай каштоўнасьцi ня мае i акром таго мае расклееныя i разбаўтаныя ножкi».
2 февраля акт комиссии был утвержден ученым секретарем Синяковым, столик достался Янке Купале и получил прописку в истории белорусской литературы.
Личные вещи классика: «Душистый горошек» и рубашка–ковбойка
Человек уходит, вещи остаются... Язык вещей, как говорил Оскар Уайльд, не обманывает. Только мы не всегда слушаем их.
В августе 1942 года в партийный архив ЦК КПБ(б), находившийся в городе Уфа, была направлена посылка с вещами самыми обычными, бытовыми, повседневными... Таковые имелись у многих советских интеллигентов. Если бы не одно обстоятельство: это были личные вещи трагически погибшего в гостинице «Москва» белорусского писателя Янки Купалы. Подробную опись вещей не включили в полное собрание сочинений поэта — почти что история болезни, слишком интимно... Предметы туалета, порванный носовой платок... Но все же есть живописные детали, помогающие представить писателя живым человеком более, чем воспоминания свидетелей. Итак, вот некоторые пункты из описи.
«1. Лотерейные билеты 15–й лотереи Осоавиахима по 10 рублей на сумму
30 р. 3 шт.
2. Значок Депутата Верховного Совета БССР N 306.
3. Депутатский билет N 306 депутата Верховного Совета БССР. [...]
6. Абонемент N 1676 в столовую литер «А».
7. Продовольственные карточки на июнь месяц. [...]
21. Пальто летнее коверкотовое.
22. Кепка из коверкота. [...]
25. Рубашка–ковбойка клетчатая.
26. Воротнички: два белых, три цветных.
27. Домашние туфли хромовые. [...]
31. Галстук шерстяной.
32. Духи «Душистый горошек». [...]
61. Табак «Казбек» 1000 грамм. [...]
63. Табак «Богатыри»
(100 гр. Начатая пачка).
64. Коробка из–под папирос «Элит» с папиросной бумагой.
65. Сахар в мешочке приблизительный вес 850 грамм.
66. Чай грузинский 25 грамм.
67. Щипцы для колки сахара.
68. Стихотворение–листовка «Белорусские сыны» 7 экз. [...]
73. Полное собрание сочинений Толстого А.К., том 3–й, изд. 1907 г. [...]
75. Трость самшитовая с пометкой «Ялта 1929 год» и «Там, где море вечно плещет. Ласточкино гнездо».
76. Сетка веревочная для продуктов. [...]
79. Галстук вязаный с белорусским орнаментом».
Не правда ли, представляется нехитрый гостиничный быт, с «командировочным» стаканом черного грузинского чая... Многие вещи из описи теперь находятся в музее Янки Купалы в Минске. Но еще кое–что оставалось после смерти Купалы — автомобиль «Шевроле», оставленный по месту его проживания в эвакуации в Казани. На то время это была самая шикарная модель, вызывавшая общую зависть. 2 октября 1942 года, вскоре после смерти поэта в Наркомторг поступает распоряжение:
«Управление делами Совнаркома БССР просит выдать продукты шоферу гаража СНК БССР т. Застелло командируемому в гор. Казань по доставке авто–машины народного поэта БССР т. Янки Купалы, сроком на 15 дней.
Управляющий делами Совета народных комиссаров С.Костюк».
«Шевроле» был пригнан в Москву, потом, после войны, — в Беларусь. Сегодня его можно видеть в филиале музея Янки Купалы в Левках.
Память о классике: курган и жесткие кожтовары
Человек уходит, но его вещи продолжают существовать и продлевать историю. Наши далекие предки предпочитали забирать их с собой в курганы...
Кстати, некоторые из проектов памятника Янке Купале так и выглядели: курган, на вершине которого — фигура поэта. Совсем как в поэме «Гусляр». Один из первых таких проектов, еще 1942 года, принадлежал архитектору Г.Заборскому. Позже народный художник БССР Алексей Глебов в своем проекте также использовал этот образ. Памятник–курган должен был быть заложен в 1962 году к 80–летию со дня рождения поэта.
Жаль, что этот проект не осуществился. Иначе в нашей столице было бы еще одно красивое место со своей легендой.
Сразу же после гибели Янки Купалы начался процесс увековечения его памяти. 29 сентября 1942 года появляется постановление Совета Народных Комиссаров Белорусской ССР «Аб зацверджаннi праекта пастамента для урны з прахам пакойнага Народнага паэта Беларусi — Янкi Купалы». В постановлении говорилось:
«1. Зацвердзiць зроблены архiтэктарам Воiнавым i скульптарамi Грубэ i Азгурам праект пастамента для урны з прахам пакойнага Народнага паэта Беларусi — Янкi Купала.
2. Пастамент для урны выканаць з натуральнага белага мрамару».
Шла война, каждый товар был на счету. Но распоряжение Совета Народных Комиссаров БССР от 30 июня 1943 года приказывает «отпустить Белорусскому ордена Ленина театру оперы и балета жестких кожтоваров 10 кг., Витебскому обкому КП(б)Б три метра шерстяных тканей и Академии наук БССР для оформления портрета Янки Купалы 16 метров х/б тканей за наличный расчет».
Ну а уже после войны начались мероприятия масштабные. В начале 1970–х годов был утвержден проект сооружения мемориального комплекса на родине Янки Купалы в Вязынке. Но у тогдашнего руководства Молодечненского района возникают беспокойство и некоторая ревность. Ведь предусматривается крупное строительство, в частности, проведение дороги от Радошковичей до будущего музея, строительство второго моста через канал Вилейско–Минской системы, благоустройство территории... А хозяева местности как будто ни при чем. В итоге к депутату Верховного Совета БССР от Радошковичского избирательного округа Александру Аксенову отправляется послание, в котором руководство района высказывает свои соображения по поводу грядущих перемен.
«1. Асфальтированную дорогу было бы целесообразнее построить не для мнимой угоды иностранцам и туристам по лесу, где она не эксплуатируется, а западнее на 2 км., параллельно ей, по населенным пунктам Волоки — Повязынь — Гурновичи — Селедчики. Этой дорогой пользуются все, и ее не может заменить дорога через лес за пределами грузовых и пассажирских потоков.
2. За счет излишеств, предусмотренных в плане строительства мемориала построить дом культуры в Радошковичах, который не имеет подсобных помещений, ютится в аварийном здании и еле вмещает 250 человек. [...]
4. Соображения о том, что неказистые хаты ухудшают виды при подъездах к мемориалу, нам кажутся надуманными, так как камуфляж ничего не изменит. Взамен его можно было бы поднять население, усилить организаторскую работу по благоустройству и перестройке жилья. А может быть небольшую часть средств выделить на это дело. Тогда окрестности вышеуказанных исторических мест не демонстрировали бы кажущегося запустения и невнимательности к ним».
Письмо рассмотрели. Было решено на следующее заседание «комиссии по заповеднику в Вязынке» пригласить жалобщиков (в том числе председателя колхоза имени Янки Купалы). Неизвестно, состоялся ли «консенсус», но мемориальный комплекс в Вязынке к 90–летию со дня рождения Янки Купалы в 1972 году был открыт.
В этом году — очередной юбилей классика. Человека, игравшего в шахматы и в карточную игру «воз», читавшего Алексея Толстого, носившего рубаху–ковбойку и создавшего нашу национальную литературу. То, что окружало поэта, вещественная память о нем хранится и по сей день. Мы можем взглянуть на шахматный столик в музее Янки Купалы в Минске, на его дом в Вязынке, на его «Шевроле» в филиале музея в Левках... И почитать его книги — тот самый «нерукотворный памятник», о котором писал еще Гораций.
Фото и документы из Национального архива Республики Беларусь, Государственного литературного музея Янки Купалы, с сайта «Архивы Беларуси».
