— Какую же роль вы себе подарили к юбилею?
— Три года я мучилась над произведением, над которым хотела работать еще в Витебске, будучи актрисой Академического драматического театра имени Якуба Коласа — это роман польского писателя Стефана Жеромского «История греха». Хотела еще к 25–летию «Знiча», два года назад, показать. Но мне нужно было поставить эпизод, в котором героиня убивает своего ребенка. Я всячески пыталась для себя оправдать героиню, даже моя дочка Ксения, у которой шестеро детей, пробовала мне помочь. Мы вчитывались в текст... Поэтесса Татьяна Сивец написала прекрасные стихи к спектаклю. Но, в конце концов, я поняла, что так долго мучаюсь, потому что никогда этот эпизод ставить и играть не буду. Просто не посмею. Да, у героини самоотверженная любовь. Она вынуждена скрывать беременность. Но это не оправдание убийства ребенка. Теперь я готовлю другой спектакль — он называется «Мама», инсценировка по произведениям Рыгора Бородулина и Карела Чапека. На этот раз — о нежной материнской любви.
— У знаменитых женщин любят допытываться о секретах их красоты. Мне понравился ответ Анастасии Вертинской: «Я знаю многих актрис, которые съели в своем театре половину коллектива. Сегодня, когда они улыбаются, у них изо рта торчат чьи–то ноги». То есть сделанное зло обязательно выявится в облике.
— Думаю, это так. К тому же съедать конкурентов — уметь надо, это склонность должна быть. Это от отсутствия веры.
— А в детстве какой у вас был идеал красоты среди артисток?
— Прежде всего Лолита Торрес и Людмила Целиковская. Правда, подражать им не пыталась. Мне казалось, что раз я уважаю эту артистку, я не должна ничего у нее красть. А больше всего меня трогали сюжеты, в которых героиня расстается с любимым. Чтобы и боль, и возвышенное чувство...
— Ваши главные роли о том же?
— Да. Мне нравятся героини, искренние в своей наивности, которые остаются одни, потому что непрактичные, попадаются в чужие ловушки... В театре Якуба Коласа у меня много было таких ролей. Женька Комелькова из «А зори здесь тихие...» Бориса Васильева, Гера из «Много шума из ничего» Шекспира, Элена из «Рабы своего возлюбленного» Лопе де Вега, Лизонька из «Пучины» Александра Островского, Каролина из «Кастуся Калиновского» Владимира Короткевича... В театре «Знiч» — Рогнеда из «Выгнання ў рай», Маруся Чухрай из спектакля «Пачакай, сонца» по поэме Лины Костенко.
— А было, что зрители в зале в вас влюблялись?
— В меня муж так влюбился, известный художник Леонид Дягилев. Увидел, как я играла Клариче в «Слуге двух господ» Карло Гольдони. А поклонников с цветами я не привечала, человек скромный, несмотря на то что артистка.
— Интересная оговорка: «несмотря на то что артистка». То есть действует стереотип, что артистка не может быть скромной?
— Для некоторых так... Но люди нашей профессии, как и все люди на земле, разные.
— Вы сходите со сцены — и забываете, что актриса?
— Я про это не думаю совсем. Просто работаю и живу на сцене. Осмысляю то, что делаю, и не любуюсь собой.
— А как с нервами в театральной профессии?
— Тяжело. Я ведь не собиралась быть директором и художественным руководителем театра. Приходится много общаться с людьми, быть корректной. Не могла никогда представить, что в нашем театре стану и автором инсценировок, и столько поставлю спектаклей. А в моноопере «Адзiнокi птах» про Адама Мицкевича получилось, что я не только режиссер–постановщик, но и автор либретто. Рыгор Иванович Бородулин прекрасно перевел Пушкина. Он сказал мне: «Давайте ставить «Маленькие трагедии». Я спрашиваю: «А кто будет играть?» Он говорит: «А вы». Я и сыграла, а также стала автором инсценировки. Сквозная тема спектакля — чума, символ греха. Если однажды допущен грех — он станет проявлять разрушительную силу и далее. Одна из моих работ в качестве режиссера — «Мой маленькi прынц» по Экзюпери в переводе Нины Матяш. Наша художница хотела сделать главным образом постановки самолет. Я говорю: мне не нужен самолет. Есть фильм «Сбежавшая невеста», в котором играла Джулия Робертс. Мне видится похожий сюжет. Девочка, которая продает цветы, похожая на героиню «Пигмалиона» Бернарда Шоу, попадает туда, где разбился самолет Сент–Экзюпери. Находит его книжку. И начинает как умеет читать. Она ничего не понимает, всего боится... Мы взяли музыку Евгения Глебова для балета «Маленький принц» и посвятили спектакль композитору. Сейчас его играет Раиса Астрединова.
— А есть ли роль, которую вы бы хотели сыграть, но понимаете, что уже не получится?
— А зачем мне ее хотеть? С другой стороны, разве есть такая роль? Театр позволяет сыграть все, что угодно, независимо от возраста. Пятилетнюю девочку, какого–нибудь жучка... Стоит только вжиться в персонаж. Артист может все. Играю же я одновременно Моцарта и Сальери.
— Не поверю, что у Галины Дягилевой нет каких–то личных рецептов, как сохранить молодость и красоту.
— Я всю жизнь занималась физкультурой, бегала. В Витебске занимались с мужем на стадионе недалеко от нашего дома. У меня даже пальто там однажды украли, пока мы бегали. Хожу на шейпинг, делаю тибетскую гимнастику. Ефим Самуилович Плавник, сын писателя Змитрока Бядули, с которым мы познакомились, когда в «Знiче» ставился спектакль по произведениям его отца, научил меня некоторым особенным упражнениям.
— Не поделитесь?
— Ну, например, каждое утро нужно делать упражнение для пальцев: двадцать два раза щелкнуть по очереди каждым пальцем, соединяя его с большим. Тибетская гимнастика — это комплекс из пяти упражнений. Одно из них — двадцать два раза прокрутиться вокруг оси с раскинутыми руками, глядя в одну точку. Другое — лежа на спине двадцать два раза приподнять на выдохе ноги и голову. Обязательно делаю упражнения для осанки. Я быстро росла, была выше всех в классе и горбилась. Мальчишки злились: симпатичная девочка, а такая дылда... Почему–то прозвали меня за это Мусафой. И сейчас себя одергиваю, чтобы не сутулиться. Знаю, что могу сесть некрасиво, тогда исказится линия подбородка. Но недостатки внешности есть у всех, это нормально, с ними можно бороться. И ни в коем случае нельзя на них зацикливаться. Понятие красоты — оно настолько относительное. Я знаю, что я — бабушка, а не девочка. И в то же время я — вечная девочка. Бываю наивной, этот наив помогает мне радоваться каждому моему открытию, помогает отгадывать какие–то сложные вещи. Наивность и искренность — не синонимы глупости. Когда я чего–то не понимаю — не боюсь в этом признаться. Но и всегда стремлюсь понять.
