Это вам не время загнивающего социализма с его «не укради».Дейнека выделялся из всех. Он казался нам, мальчишкам, каким‑то странным, прямо не от мира сего. Из‑под темного берета ниспадали на широкие плечи вьющиеся седые волосы. Куртка в краске, широкие брюки на болтающемся пояске... В доме, где жили народные артисты РСФСР и Советского Союза, одеваться так было не принято. Но он уже тогда был признан гением, ему ничего не запрещалось. И, как понял я гораздо позже, в этой вольной манере одежды Александр Дейнека пытался походить на кумира Пабло Пикассо, нам в ту пору неведомого. Вечно спешивший, в постоянном порыве, не тративший время на принятое в интеллигентском кругу «здравствуйте». Он поднимался на лифте нашего первого подъезда на девятый, и изредка, если везло, я помогал мастеру донести до мастерской что‑то из его здоровенных рук падающее и рассыпающееся, удостаиваясь безразличного: «Спасибо, мальчик». Он был слишком отрешен от мира, чтобы запомнить не нужные ему имена.
А я вовсю смотрел на его руки со впившейся в кожу неоттирающейся краской. Он всегда что‑то тащил: тяжелые подрамники, свернутые высоченной трубочкой здоровенные холсты, тюбики, наверное, с краской, кисти... И все это — чуть не бегом на таинственный 9‑й этаж, где среди других и его мастерская.
Заходить на 9‑й запрещалось: нельзя тревожить творческий покой великих. Но мы туда забегали и заходили: по требованию пожарных двери этажа никогда не запирались, никаких замков и в помине не было. И, точно помню, ни разу ни одна картина не пропадала из мастерских. Об этом я упомянул неслучайно.
Пару раз по приглашению художника мой отец, журналист, с Александром Александровичем хорошо знакомый, прихватывал и меня в его мастерскую. Три пролета вверх по лестнице — и совсем другая жизнь. Больше всего нравились выпуклые, яркие фрагменты фигур футболистов. «Что, сам играешь? — почему‑то смеялся художник. — Вот это для вас, для народа». И, уже обращаясь к отцу, показывал нечто более сложное: «А как вам это?» Почему‑то запомнился мне все повторявшийся вопрос художника: «А потом, потом — поймут?»
Футболисты были необычные: чересчур, по сравнению даже со Львом Яшиным, мускулистые. Какие‑то объемные. Рвущиеся за мячом в бешеном порыве, редко на стадионе «Динамо» виденном. Но они, эти ребята в трусах с мощнейшими оголенными торсами, вызывали восхищение. Краски были подобраны так, что я чувствовал: вот этот парень ради гола сокрушит всех. А тот громила (ростом даже повыше) пожалеет соперника, побоится нанести травму.
Знаю, что у многих прекрасных полотен «жизнь» складывается чрезвычайно загадочно... Годы спустя увидел я всех вместе собранных так знакомых мне крепышей‑игроков на соседней даче коллекционера и друга нашей семьи М.Г. Чего и кого на этой даче только не было: Фальк, Малевич, любимый мой художник Владимиров, старинные бюсты. После ранней смерти М.Г. и его милейшей жены огромная по размерам картина Дейнеки «Футболисты» висела на застывавшей зимой от холода террасе. Некоторые фигуры на заднем фоне так и остались в неясных контурах. Но именно это полотно и виделось мне вершиной творчества российского Пикассо. Как хотелось мне купить любимых «Футболистов», чтобы каждое утро наслаждаться этим выписанным человеческим великолепием. Но откуда ж...
М.Г. был тончайшим знатоком искусства, видел на годы вперед. В его московской квартире висели ранние шедевры Шагала. И приезжавший в Москву художник, уже старик, полчаса поднимался на пятый (или четвертый) этаж дома без лифта, чтобы увидеть сотворенное в молодости в Витебске.
Но вернемся на пустующую дачу. Она подвергалась набегам. На первых порах неграмотное жулье безжалостно разрезало полотна: искало за ними тайные заначки. И все мои мольбы, обращенные к наследникам М.Г., снять хотя бы картину Дейнеки, перевезти в Питер, где они жили, не были услышаны. И я корявыми руками крест‑накрест забил вход на террасу досками. Все оказалось напрасно. Это вам не время загнивающего социализма с его «не укради». И «Футболисты» в один непрекрасный день, как и было тревожным временем безвременья предначертано, пропали.
Однако ничто не исчезает бесследно. Похищенные картины тоже имеют обыкновение появляться на свет божий. Раньше они всплывали «через два поколения», теперь — еще быстрее. Годы спустя мой близкий петербургский друг и наследник коллекции огорошил меня: «Дейнека нашелся». Оказалось, что немалых размеров полотно хранилось где‑то в подмосковном гараже. А потом всплыло в Германии. Имя (немецкого?) владельца неизвестно. Подтверждение словам моего товарища я нашел в журнале для любителей живописи.
Может, Дейнека не потерян для России? Я грущу без вас, мои «Футболисты». Разве что выкупит вас у умного немца за свои миллионы какой‑нибудь наш олигарх? Но до этой новой встречи вряд ли мне уж добраться.
Николай ДОЛГОПОЛОВ.
dolgop1949@mail.ru
