На самом деле в этот послеобеденный час у меня было хорошее настроение, бодрое состояние, и грустить вроде как ни к чему… Верно, лето уже скрылось в убежавших солнечных буднях, и все ближе затяжные дожди и сильные ветры. С другой стороны, чем плоха осень, если ты здоров, у тебя есть определенные планы и нет великих проблем у близких тебе людей?
Вот и сейчас я заслушался гомоном журавлей из соседнего болота. Сегодня либо завтра они поднимутся в небо, выстроят клин и полетят к югу. Чего тут грустить — журавли вернутся. Вот только не вернутся уже никогда уплывшие в каютах белоснежного лайнера мои наставники и другие близкие мне люди, в том числе и те, кто буквально в эти дни не выдержал испытания пандемией. Один за другим, вновь и вновь всплывают в моей памяти эти лица…
Вот мой первый начальник, фронтовой журналист Михаил Васильевич Кусмарцев. Он по привычке смотрит в иллюминатор, слегка прищурившись одним глазом. Привычка эта, как я понимаю, родилась, когда он делал снимок в фронтовую газету к новому репортажу.
Мне уже доводилось писать об этом моем наставнике, как, впрочем, и о других, но я ловлю себя на том, что всякий раз в этих воспоминаниях они открываются мне какими-то новыми гранями своих характеров. О чем я не рассказывал? Наверное, о том, что Михаил Васильевич обладал обостренным чувством справедливости. При этом, не соглашаясь с той или иной ситуацией, он никогда не выходил из себя, а доказывал свою правоту спокойно и уверенно. Мне это долго не удавалось…
Одним из моих главных редакторов, когда я работал в окружной газете Белорусского военного округа, был фронтовик, бывший летчик, ставший потом писателем, Виктор Федорович Трихманенко. Он научил меня не концентрировать внимание на мелочах, а сразу подступаться к главному в том или ином вопросе и ситуации. Это уже само по себе не мелочь. Думаю, что со временем мне удавались многие управленческие решения на руководящих постах — заслуга именно Виктора Федоровича. Из всех моих наставников он был, пожалуй, самым демократичным. Мог запросто во время обеденного перерыва войти в спортивный зал и предложить сыграть с ним партию в настольный теннис. Лично мне частенько приходилось играть с ним в одной волейбольной команде. Физической форме и закалке фронтового летчика могли позавидовать многие из нас.
Виктор Федорович — молодец, оказался долгожителем и не заказывал место в каюте небесного лайнера.
Александр Кондратьевич Зинин — тогдашний руководитель «Советской Белоруссии», не был фронтовиком, но именно он познакомил меня с легендарным партизанским комбригом, Героем Советского Союза Виктором Ильичом Ливенцевым. Главный редактор отправил меня написать очерк о Викторе Ильиче, предупредив, что в газету поставит только материал высшей пробы об этом человеке.
Александр Кондратьевич был очень скромным человеком, избегал публичности, хотя и входил в ЦК Компартии Белоруссии по своему статусу. Такова доля редакторов — о них редко пишут журналисты. Поэтому я всегда охотно в своих публикациях рассказываю о его человеческих качествах. Помню, как трудно ему было избавиться от табакокурения. Иногда он не выдерживал и незаметно приходил ко мне в кабинет попросить сигарету. Вредную привычку Александр Кондратьевич со временем поборол, но в шутку говорил, что сделал бы это гораздо быстрее, если бы мой кабинет не находился рядом с его редакторским. Он души не чаял в своем единственном внуке. У паренька были проблемы с рукой, и Александр Кондратьевич испробовал много советов врачей, чтобы исправить эту ситуацию. Не получалось… И тут я предложил встретиться с моим хорошим знакомым, спортивным врачом Юрием Шпилевским, и попросить его позаниматься с мальчиком. Главный редактор ухватился за эту соломинку. И, верите, — помогло!
Об упомянутом мною Викторе Ильиче Ливенцеве написано немало. Я горжусь тем, что дружил с этим интереснейшим и весьма скромным человеком. Вообще фронтовики — удивительные люди. Многие из них занимали в послевоенные годы руководящие посты. Заметил, что они напрочь были лишены такого безобразного человеческого качества, как чванство. Возможно, сама среда, в которой им пришлось побывать в военные годы, сделала их такими.
Белоснежный лайнер удалялся — и я уже не мог рассмотреть лица своих наставников. Зато увидел ушедшую в эти дни пандемии Александру Евдокимовну Вьюнову. Более двадцати лет она возглавляла ветеранскую организацию журналистов столицы. В какой-то мере она тоже была моим наставником. Особенно в то время, когда коллеги избрали меня председателем Белорусского союза журналистов. Отличительной чертой Александры Евдокимовны была ее информированность о том, что происходит в нашей медиасреде. Она знала почти каждого ветерана журналистики в лицо, могла часами выслушивать рассказы об их проблемах. Но не только выслушивать… Мне нередко приходилось обращаться к ней за помощью и советом. Не было случая, чтобы она отказала в этом. Вот почему чувствую себя немного виноватым перед этой уникальной женщиной. Как бывший руководитель журналистского сообщества наверняка мог бы сделать больше для нее лично и ее подопечных.
Большой океанский лайнер, в котором плыли мои наставники и просто хорошие люди, вскоре растворился за горизонтом. Я подумал о том, как стремительно мчится в неведомую даль наше земное бытие… Вот уже не только фронтовики, но и их дети покидают эту обитель. И как важно не погубить, не разорвать эту цепочку памяти, все еще связывающую нас, ныне живущих, с теми, кто ценой своей жизни подарил нам эту великую благодать — созидать на родной земле, любоваться ее просторами и дышать ее воздухом. Воздухом, что не спутаешь ни с каким другим. Этим воздухом я дышу сейчас, сидя в своей беседке. С озера подул свежий ветерок, я поежился и стал допивать остывший чай…
