Кто собирал "Каласы"?

Короткевич на "полях" "архивного" Вильнюса

...140 лет назад, зимой 1864 года, на землях бывшей Речи Посполитой угасали последние огоньки самого трагического из трех восстаний, которые всколыхнули наши земли в конце XVIII века. Один из предводителей "мятежа", шляхтич Винценты Константин Калиновский (настоящее полное имя), 10 марта 1864 года был повешен на знаменитой Лукишкской площади в Вильно. Никто не прославил эту эпоху лучше Владимира Короткевича в романе "Каласы пад сярпом тваiм". Правда, до самого восстания Короткевич так и не добрался - не успел... Только наброски сделал. Но где он брал материал?

Давно ходит по Минску легенда, будто "подсказки" давал Геннадий Киселев, в то время сотрудник исторического архива Литвы.

Осмелился я полюбопытствовать у "информатора" - где в слухах правда, а где вымысел.

Геннадий Васильевич в Вильнюс попал из Витебска. Выпускник Московского историко-архивного института изучал там документы о событиях 1863 - 1864 годов. О своих отношениях с Короткевичем говорит немногословно: "Познакомил нас Адам Мальдис в начале 60-х, в Вильнюсе. Потом, после моего переезда в Минск, наши семьи были весьма близки".

В друзья к Короткевичу его сверстник Киселев - а когда они познакомились, им не было и тридцати - не напрашивается. Подобная скромность в наше время уникальна: мало кто из знавших Короткевича не преминет назваться его "близким другом". Расхожее среди интеллигенции мнение, что он помогал собирать Короткевичу его "Каласы", Киселев поддерживает косвенно, неохотно

: - Я познакомил Владимира со многими своими друзьями и коллегами в Вильнюсе. Писатель с ними общался, умел слушать, впитывая в себя каждый любопытный факт. Правда, еще во время учебы в Киеве он интересовался восстанием. Важнее всего, что мы, оба взволнованные этой темой, просто обнаружили взаимопонимание. Дело в том, что в историко-архивном институте я был обучен доверять только документам. А в наше время бытовало убеждение, что восстание было крестьянским бунтом. Но когда я углубился в старые бумаги, понял, что это не совсем так. Действительно, шляхетские национально-освободительные мотивы часто пересекались с антипомещицкими устремлениями крестьянства. Но нередко властям удавалось натравить мужиков на панов. Меня за эту правду даже ругали в Москве. Но Короткевич был со мною солидарен. Я показывал ему документы. Особенно его заинтересовало следственное дело на Томаша Гриневича, руководителя восстания на Рогачевщине. Ведь по одной линии, как гласило семейное предание, этот Томаш был прадедом писателя.

"Архивный" Вильнюс, с которым познакомил Короткевича Киселев, остался в памяти писателя в первую очередь как город Калиновского. И однажды, посетив ранним утром литовско-белорусскую Мекку, первым делом писатель поднялся на гору Гедимина, где был захоронен лидер восстания: "Сонца, узыходзячы, пазначыла ружовай фарбай верхавiны званiц, а потым перада мною раскiнууся горад - увесь пафарбаваны у ружовы колер ад прамення сонца i легкi, як хвост райскай птушкi. Вось так я i ушанавау памяць Кастуся Калiноускага. Нiбы разам з Беларуссю i Лiтвой чакау свiтання новага дня, за якi так упарта - аж да смерцi - змагауся ен".

Благодаря стараниям Геннадия Киселева не один интригующий сюжет нашего прошлого был буквально сшит наново из разбросанных по архивам "кусочков", которыми Владимир Короткевич латал крестьянскую поневу белорусской истории, превращая ее в переливающееся заманчивыми узорами шикарное платье.

Короткевича доселе, бывает, упрекают в излишней романтизации прошлого. Писатель превратил сухие факты в яркие, но, главное, точные фотоснимки прошлого. Наверное, скромность помощников, которые помогали ему в этом деле, все-таки излишняя.